Пленница сновидений - Анджела Дрейк

— Да? — прозвучал в трубке знакомый голос.

Низкий, выразительный и очень, очень родной.

Франсуа… Зоя судорожно втянула в себя воздух. Горло перехватило так, что она не могла вымолвить ни звука. Он жив, он все там же, до него ничего не стоит добраться! Ей захотелось очертя голову понестись к нему, как несется по лесу обезумевшая лисица, почуявшая запах самца.

— Милая! — тут же догадался Франсуа. — Милая, это ты, правда? — Она проглотила комок в горле. Сердце превратилось в глыбу льда. — Зоя, послушай меня! Милая, все в порядке. Поговори со мной. Скажи что-нибудь. Пожалуйста!

— Я не должна была звонить, — пробормотала она.

Он заговорил по-французски:

— Не вешай трубку, Зоя. Подожди немного. Позволь мне поговорить с тобой! — Перед глазами Зои повисла серебряная пелена. Он больше не сердился. Он снова любил ее. Вернее, любил всегда. Она поняла это только теперь. Но было слишком поздно. — Можешь ничего не говорить, милая. Только послушай. Я был дураком и ужасно обидел тебя. Я сходил с ума от беспокойства, потому что ничего не знал о тебе.

— Да, — выдохнула Зоя.

Она испытывала то же самое.

— Думая о тебе, я мучился, как грешник в аду.

— Франсуа… — прошептала она.

Произносить его имя было так же сладко, как нежно ласкать ладонью его прекрасное лицо.

— Я сходил с ума, пытаясь придумать, как вернуть тебя… — Он сделал паузу. — Скажи что-нибудь, Зоя. Ради Бога!

— Я никогда не осуждала тебя, — с трудом вымолвила она.

— Я был вне себя, ослеплен гневом и набросился на тебя, потому что ты была рядом.

— Да.

— Ты прощаешь меня? Ты все еще любишь меня?

— Да. — Ох, как легко становится на душе, когда скажешь правду… — Конечно.

Он с трудом перевел дух.

— Тогда позволь мне приехать за тобою. Сию минуту. Скажи, где ты.

Зоя вздохнула.

— Зоя! — Внезапно его голос стал хриплым и настойчивым. — Не исчезай, я этого больше не вынесу.

Зоя отвела трубку от уха и уставилась на нее как на чудо. Связь между ней и Франсуа, когда-то жестоко прерванная, восстановилась.

Хватит с нее и этого.

— Зоя! Зоя! — умолял он.

Но что она могла сказать в ответ?..

— Есть что-то еще, верно? — У него всегда была поразительная интуиция. — Верно?!

— Да.

— Ты можешь рассказать мне все. Все, что угодно. Можешь…

— Нет, — тихо ответила она.

Из последних сил борясь с горем и чувствуя, что вонзает себе кинжал в сердце, Зоя медленно повесила трубку.

Глава 26

Чтобы добраться до обиталища профессора Пенроуза, расположенного в одном из самых дорогих и недоступных уголков Суррея, Марине пришлось ехать на метро, электричке и такси.

Эдвард Пенроуз жил в перестроенной ветряной мельнице, одиноко стоявшей на краю общественного выгона. А вдруг его не окажется дома, мрачно подумала Марина, вымотанная двухчасовой дорогой и возмущенная стоимостью такси от станции Редхилл.

Поднимаясь к мельнице, она пыталась представить себе, каким мог стать профессор Пенроуз за неполных тридцать лет, которые прошли с их последней встречи. Тогда он был высок ростом, громоздок, неуклюж и неряшлив. Его мешковатые костюмы имели такой вид, словно в них спали. Волосы у него были пышные и вечно взлохмаченные.

Он сам открыл дверь. Все такой же высокий и громоздкий. На нем были поношенные вельветовые штаны цвета лесной зелени, а седая грива напоминала щетку для чистки сковородок.

— Марина! Что, трудная выдалась поездка?

Он не был похож на ученого. Скорее на благородного отца из телесериала, с красивым лицом и серыми глазами, острыми как бритвы.

— Да, профессор Пенроуз. Неужели это так заметно?

— Заметно. Слушай, зови меня Тедди. Входи.

Марина огляделась. Светлый кирпич, каменные полы, прекрасные индийские ковры, кованые чугунные перила на винтовой каменной лестнице. И идеально круглые стены.

Пенроуз следил за ее реакцией.

— Мне хотелось чего-нибудь по-настоящему эксцентричного, — сказал он. — Вроде руин цитадели или башни, в которой зуб на зуб не попадает. Но Лиззи понравилось вот это.

— Лиззи? Ну да, твоей жене. — Марина смутно припомнила живую и веселую рыжеволосую женщину, шутки которой повторял весь психологический факультет. — Как она поживает?

— Умерла два года назад. Сердечный приступ.

— Извини.

— Наверно, не выдержала жизни со мной.

Не успела Марина расстегнуть плащ, как Пенроуз ловко снял его и положил на дубовую скамью.

Острые глаза одобрительно осмотрели ее, и Марина почувствовала себя польщенной. Она немного гордилась своими длинными ногами, стройной фигурой и пышными седыми волосами. Правильно она сделала, что надела выцветшие черные «ливайсы» образца восьмидесятых годов и прекрасно сохранившиеся высокие, черные сапоги, купленные на рождественской распродаже в шестьдесят третьем. Тогда они назывались «сапоги-чулки».

Смотри-ка, старушка, тебе еще доставляют удовольствие мужские взгляды. Даже взгляды такого насмешника, как Тедди Пенроуза.

Он провел ее в необычную полукруглую комнату, окрашенную в цвет биллиардного сукна. Все стены были увешаны картинами и рисунками. Прокладывая путь между кучами научных журналов, газет и открытых книг, Тедди в конце концов добрался до дивана. Между копиями статей из журнала «Нейчур» и воскресными приложениями уютно свернулся шоколадно-палевый сиамский кот.

Тедди поднял кота, видимо, с его законного места и осторожно поставил на ноги. Тот протестующе замяукал. Марина скромно села, окутавшись облаком красивых седых волос. Пенроуз на секунду вышел и вернулся с большим стаканом виски и бутылкой ледяной содовой. Именно это она и выбрала бы, если бы ее спросили. Но он не спрашивал.

Кот пытливо осмотрел Марину, приняв решение, забрался к ней на колени, дважды повернулся вокруг своей оси, улегся и замурлыкал.

— Э-э… ты не возражаешь? — забеспокоился Тедди.

— Ни капельки.

— Ну ладно, — сказал он без всяких околичностей. — Меня чрезвычайно заинтриговал твой телефонной звонок. Рассказывай об этой своей юной подруге с предчувствиями.

Марина приложилась к стакану, за неимением стола поставила его на пол, прижав к ножке дивана, и начала рассказ.

Она говорила очень четко, тщательно выбирая слова. Тедди Пенроуза следовало побаиваться. Еще тридцать лет назад о нем говорили как о будущем академике и уважительно прозвали «Башковитым Тедди». Его мозг мог потягаться с мощным компьютером, а интеллектуальный коэффициент достигал заоблачных высот. Этот человек не выносил дураков. Рассказывая Пенроузу о Зоиных мрачных предчувствиях, она ощущала, что тот впитывает каждое слово, взвешивает его, пробует на зуб, вычленяет смысл и ищет подходящую к данному случаю теорию.