Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

— Тогда тебе снова предстоит доказать, что ты достойна владеть ею.

Глава 14

Чтобы она могла хоть как-то подготовиться к тому, что должно было произойти на закате, Тилии отвели полутёмный угол, где из мебели была лишь изъеденная молью ширма, да кое-какие тряпки, небрежно брошенные прямо на грязный пол и служащие чем-то вроде постели. Но она рада даже этому.

Время от времени до неё доносились возбуждённые, радостные голоса тех, кто с нетерпением ждал появления пленницы, которая по глупости вот-вот расстанется со своей никчёмной жизнью и Тилию воротило от того возбуждения, что царило снаружи. Но разве не этого она добивалась?

«Зачем я вообще открыла рот? — спрашивает она себя, поглядывая на свои руки. Те так и не перестали дрожать с тех пор, как вождь гоминидов вынес приговор. — Молчала бы и может быть всё обернулось иначе».

Но Тилия прекрасно понимает, что, если бы не её вызов Старику, болтались бы они сейчас в той самой клетке в компании смертников. А ведь это она во всём виновата! Если бы не её упрямство, Рука была бы уже далеко. Её снедало чувство вины перед гоминидкой, которая благодаря её безрассудству теряла всякую надежду найти свою сестру. И это чувство было настолько сильным, что вынудило её пойти на этот шаг.

— Ты готова? — слышит она голос бесшумно появившейся на пороге Руки.

— А ты как думаешь?

— Она хороша, эта стерва! — заходя за ширму и усаживаясь прямо на дощатый пол рядом с Тилией, бросает однорукая, кивком безволосой головы указывая по направлению к выходу. — Устроила там целое представление.

— Если ты пришла меня подбодрить, у тебя плохо получается, — с вымученной улыбкой отзывается Тилия, пряча между коленями дрожащие руки.

— Моё предложение всё ещё в силе, — напоминает спутница, но она лишь отрицательно качает головой.

— Нет, я сама. К тому же Старик не позволит тебе занять моё место. Ему нужно зрелище.

Грело душу уже то, что эта однорукая гоминидка не бросила её в трудную минуту. Пришла поддержать перед поединком, хотя могла бы сейчас быть рядом с остальными, ожидая начала боя или вообще испариться, как грозилась ещё у стены, когда она пренебрегла её предупреждением. То, что её спутница могла затеряться в толпе и просто исчезнуть, Тилия не сомневалась ни секунды.

— Ты справишься, — уверенно произносит Рука, пристально с ног до головы окидывая Тилию взглядом, словно прикидывая шансы и ей как никогда, хочется верить словам облучённой. — У каждого есть слабое место, и ты знаешь, где оно у любого в этой Яме. К тому же у тебя преимущество, её правая рука практически бесполезна, она её не контролирует.

Тилия лишь молча кивает, отстранённо слушая наставления Руки. На это-то и был расчёт, когда она практически вынудила вождя гоминидов отдать приказ о поединке. Вовремя вспомнила слова Шрама, которые он произнёс по дороге в лагерь: «Старик позволил им доказать свою преданность в честном бою друг против друга. Очень уж он у нас любит поединки. Но они трусы! Хотя могли бы порадовать нашего Патриса. А победитель мог потом просить чего угодно».

Да, абсолютно у каждого в этой Долине есть одно слабое место. Нужно только добраться.

— Эй, Бледная, ты справишься с ней голыми руками! Эти выродки даже не представляют, на что ты способна. Вспомни того пожирателя… — Рука понижает голос до шёпота, — или их обглоданного падальщиками дружка на барьере.

— Тогда всё было иначе, — напоминает ей Тилия, чувствуя нарастающее напряжение в теле. Ей снова придётся убить, если, конечно, с ней не расправятся раньше.

— Да неужели? — невероятно огромные глаза тут же загораются вызовом. — И что же было не так? Тебя не пытались убить или ты не хотела выжить? Или у тебя за пазухой было припрятано оружие, как то, с каким по Гнезду расхаживают ублюдки-каратели, задрав хвосты, будто они там хозяева?

Выдохшись, Рука на какое-то время замолкает, а когда заговаривает вновь, голос её звучит устало:

— Знаешь, Бледная, если ты не убьёшь эту девчонку, нам отсюда не выбраться. Я вообще чуть на землю не грохнулась, когда ты такое выкинула!

— А ты знаешь другой способ уйти отсюда живыми? К тому же это моя вина.

— Да ладно тебе! — тут же отмахивается Рука, почёсывая рану за ухом.

«Хороший признак, — отстранённо отмечает Тилия, — раз чешется, значит заживает!»

— Может ты и права была с тем мальчишкой, — продолжает её собеседница. — На его месте мог быть Като… Знаешь, я всё ждала, когда же этот Старик Патрис поинтересуется, как мы перебрались через барьер, но он будто знает. Чёрт, никогда бы не поверила, что скажу это, но он меня пугает! Словно видит нас насквозь.

— Ты, правда, веришь в его колдовские способности? — с сомнением смотрит на Руку Тилия, вспоминая пронзительный взгляд хозяина этих земель.

— А ты нет?

— Не знаю.

— А я вот знаю только одно. Мне от этого места не по себе, — поводит плечами Рука, понижая голос до шёпота. — Я тут побродила вокруг. Знаешь, что у них нет ни больных, ни раненных? И их почти в два раза меньше, чем наших.

— Ну, это как раз понятно, — отзывается Тилия, благодарная однорукой за то, что та разговорами пытается её отвлечь от предстоящей бойни. — Им не нужны эуки, которые не могут позаботиться о себе.

Рука кивает, соглашаясь:

— Скорее всего, они от них просто избавляются. Ножом по горлу и всё. Так что, Бледная, у меня нет никакого желания здесь задерживаться. Вся надежда только на тебя.

Тилия понимает, что вся вина за то, что они оказались здесь полностью лежит на ней, но сдержаться от едкого замечания не может:

— А как же твой приятель, который никогда нас не бросит? Что-то его не видно среди этих дикарей?

— А как бы ты поступила, если бы осталась за тем камнем, а остальных поймали? Кстати, по твоей вине, — тут же напоминает Рука, всё ещё защищая друга, после чего добавляет. — Хотя, если бы нас упекли в ту клетку, Кир дождался бы подходящего момента и обязательно спас нас.

Уже готовые сорваться с языка язвительные слова о переоценённой преданности изгнанника застревают в горле, когда в хижине раздаётся топот. За ширмой бесцеремонно появляется парочка гоминидов и приказывает застывшей от страха Тилии следовать за ними. Ноги тут же делаются ватными, отказываясь подчиняться, и только усилием воли она поднимается с пола и в компании Руки идёт к выходу. Стоит только выбраться наружу, как яркий свет, словно молот, ударяет в глаза, ослепляя и дезориентируя, и требуется секунд десять, чтобы привыкнуть и оценить обстановку.

Кажется, что это происходит не с ней, будто она лишь сторонний наблюдатель, по ошибке забредший на враждебную территорию. Всё словно не настоящее: и вытоптанная поляна, в центре которой лицом к лицу стоят Тилия и её противница, взятые в плотное кольцо, и толпа, одобрительными криками поддерживающая своего бойца, и Старик, восседающий на своём громоздком троне, для чего его пришлось перетащить наружу.

Тилии уже в который раз хочется развернуться и бежать. Бежать пока она не сможет оторваться от погони, пока колени не подогнуться, или впереди не замаячит такая знакомая выжженная полоса земли, способная спасти её. И плевать куда она её приведёт — назад к разгневанной Варе, где её, скорее всего, будет ждать изгнание, или в неизведанную часть Долины с Танам, каннибалами и ещё чёрт знает с кем. Но живая преграда из враждебно настроенных гоминидов настолько плотная, что о побеге тут же приходиться забыть. Она сама виновата. Нужно было просто держать язык за зубами и ждать приближения смерти в той клетке. Тилии до сих пор не верилось в то, что она решилась на такой отчаянный шаг, но теперь уже слишком поздно: с этой арены она либо сойдёт сама, либо её выволокут за ноги.

Незаметно для остальных вытирая потные ладони о ткань штанов, она останавливает взгляд на своей противнице, и заворожённо разглядывает символы, нанесённые красной краской на лицо девушки-гоминидки и вторившие рисункам, вырезанным на деревянных статуях-идолах, по краю арены, врытых в землю. Символы четырёх стихий. Даже здесь облучённые поклоняются общим Хранителям и в этом они так похожи на людей.