Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

— Спроси у мальчишки, он всё видел, — кивком головы указывает она в сторону, где совсем недавно скрылся маленький воришка.

— Ну, для этого мне нужно притащить его обратно, — тянет Шрам, когда, стоявшая до этого в стороне, девушка-гоминидка подходит к нему вплотную и что-то тихо говорит. Шрам тут же меняется в лице. — Хотя… Старику будет интересно узнать, какого рожна вы двое тут забыли, — и обращается к остальным гоминидам. — Свяжите их!

— Неужели боишься, что сбежим? — подначивает Рука, пока один из облучённых привязывает её единственную конечность к связанным за спиной рукам Тилии. Теперь гоминидка в прямом смысле дышит ей в спину.

— Будешь много болтать, однорукая, я тебе и рот заткну, — кровожадно обещает Шрам, отдавая чёткие распоряжения остальным осмотреть каждый куст, каждое дерево и каждый камень вокруг. А спустя уже пару минут, гоминиды с радостными воплями находят набитые едой две сумки, и, потрясая ими в воздухе словно трофеями, бросают к ногам того, кого Рука назвала Шрамом.

Гнев наполняет Тилию, стоит ей только осознать, что это значит. Изгнанник бросил их, забрал свои пожитки и исчез в неизвестном направлении. И чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей об их бедственном положении, она, чуть повернув голову назад, шёпотом спрашивает прихрамывающую за ней Руку:

— Откуда ты его знаешь?

— Шрам один из тех, кто постоянно таскался к барьеру поторговаться. Их железки, наша вода, забыла? — отзывается однорукая, после чего обращается к здоровяку-конвоиру. — Долго нам идти?

— Торопишься познакомиться со Стариком?

— А правду говорят, что он ещё и колдун? — не унимается Рука, словно специально провоцируя огромного гоминида на эмоции. — И может будущее предсказать и в прошлое заглянуть?

— Ага.

— Он что, Амораи?

— Лучше! — отзывается Шрам, почёсывая грязной пятернёй за ухом. Тилия с замиранием сердца ждёт, что вот сейчас капсула на его огромной шее не выдержит натиска, и здоровяк рухнет на землю, но всё тщетно. Оставив в покое шею, Шрам, как ни в чём не бывало, продолжает путь во главе группы.

— И что же он предсказал? — не унимается Рука.

— Что одна очень разговорчивая змея скоро лишиться своего языка! — с готовностью отвечает гоминид, и вся компашка взрывается громогласным хохотом.

— Прекрати его дразнить! — шёпотом одёргивает её Тилия. — Хочешь его разозлить?

— Он обычная шестёрка, — отзывается наступающая ей на пятки Рука. — Так, хорохориться перед своими. Без разрешения хозяина и шагу не сделает.

Это немного успокаивает, но лишь на время. Громогласные гоминиды пугают. Даже те облучённые, с которыми Тилии пришлось жить последнюю неделю, кажутся теперь безобидными малыми.

Ещё у стены она с недовольством заметила, что все её вещи присвоила себе та самая девушка-гоминидка, по-хозяйски накинув на плечи накидку Витилиго, и вышагивая рядом, то и дело с вызовом поглядывая в сторону пленниц. Стоит только Тилии увидеть самодовольную ухмылку на украшенном шрамами-насечками лице, гнев тут же наполняет её изнутри, жаром растекаясь по уставшему от долгой ходьбы телу. Эта гоминидка даже не представляет, через что ей пришлось пройти, чтобы стать обладательницей всего этого богатства!

Первый порыв — броситься к нахалке и отобрать то, что той не принадлежит, и плевать, что Рука балластом повисла за спиной, но здравый смысл берёт вверх и Тилия, время от времени подгоняемая окриками и толчками в спину, продолжает послушно шагать вперёд. Сейчас главное выжить.

Каждый новый шаг в неизвестность даётся всё труднее. Мало того, что солнце палит так, что даже кроны редких в этом месте деревьев не спасают, так ещё боль в стёртых ногах становиться всё нестерпимее. Страшно даже подумать, насколько плохи её дела.

Но больше всего её сейчас волнует их с Рукой будущее. Что их ждёт впереди? Или кто? Тот самый Старик, что посылает на смерть маленьких детей ради своего удовольствия? Или они там все такие бессердечные? От одной только мысли, что такое чудовище будет решать её судьбу, становиться не по себе. Единственное, что хоть как-то примиряет с неизбежной действительностью — это то, что ещё немного и можно будет, наконец, дать отдых израненным, и стёртым в кровь ступням.

— Бледная, гляди! — вторгаясь в невесёлые мысли Тилии, шёпотом обращается к ней, плетущаяся позади Рука. — Вертушка!

Чёрный остов когда-то парящей по воздуху машины, теперь грудой искорёженного, проржавевшего металла покоится среди зарослей кустарника, колючие ветви которого, словно руки мертвеца, тянутся сквозь огромные дыры в корпусе, застревая в изогнутых лопастях. Проходя мимо, Тилия с интересом разглядывает разобранную на части махину, пока та не остаётся позади и зелень полностью не скрывается её из виду.

Когда на пути им попадается подвешенная к дереву клетка из толстых, крепко связанных между собой верёвками прутьев, солнце, наконец, скрывается за западной стеной, принося долгожданную тень и иллюзию прохлады. И лишь поравнявшись, Тилия чувствует вонь, исходящую от немытых тел, и видит две сгорбленные, истощённые фигуры внутри. Страх так и веет от пленников, которые при их приближении ещё больше забиваются в углы, раскачивая клетку.

— Что они натворили? — не может сдержать любопытства её спутница, вслух озвучивая то, что крутиться у Тилии на языке.

— Плохо отрабатывали свой кусок.

— И что их ждёт?

— Смерть. Старик позволил им доказать свою преданность в честном бою друг против друга. Очень уж он у нас любит поединки. Но они трусы! — бросает Шрам, и смачный плевок презрения летит в сторону клетки. — Хотя могли бы порадовать нашего Патриса. А победитель мог потом просить чего угодно.

Вскоре показывается безлюдная поляна, окружённая четырьмя деревянными статуями-идолами раза в два превышающего человеческий рост, с высеченными на них знакомыми символами божественных стихий, а позади одна единственная круглая постройка, со всех сторон окружённая врытыми в землю заострёнными на концах кольями. Не было никаких сомнений, против какого животного принимались все эти меры предосторожности — Витилиго.

Этот лагерь не имел ничего общего с местом, где она провела чуть больше недели. Никаких отдельно стоящих хижин на возвышении или костра в центре. Здесь стояло только одно строение, но по своим масштабам оно превосходило всё то, что ей приходилось видеть ранее. Прочные бревенчатые стены, конусовидная крыша, из центра которой в небо тонкой струйкой поднимался сизый дым.

«В такой крепости ничего не страшно!» — несмотря на страх, предательски сковавший тело, с восхищением думает Тилия. Подгоняемая гоминидами она вслед за Шрамом переступает порог хижины и сразу же в лицо ей ударяет прогорклый запах гари, что режет глаза и по-хозяйски забирается в лёгкие. А вонь давно немытых тел и запах жарившегося на тлеющих углях мяса, вызывает судорожный приступ тошноты.

Когда глаза привыкают к полумраку, Тилия, чтобы хоть как-то отвлечься от накатывающего на неё волнами ужаса, озирается по сторонам. Пространство вокруг под завязку набито облучёнными, оставляя лишь узкий проход по центру: кто-то беззаботно спит прямо на грязном полу, те, что бодрствуют, как по команде поворачивают свои нечёсаные головы в сторону входной двери, с любопытством пялясь на чужаков. И стоит им только сделать первые шаги по узкому проходу, каждый так и норовит оставить свой след на скованных по рукам пленниках: ткнуть под рёбра или ущипнуть побольнее. Тилия по какой-то причине вызывает большее интереса у местных, и нет никакой возможности воспротивиться, дать отпор или хотя бы увернуться. Чувствует себя уродцем, выставленным на потеху этой диковатой публике — зверьком, принадлежащим к вымирающему виду.

«Хорошо, что хоть за волосы не оттаскают», — отрешённо думает она, уворачиваясь от очередной протянутой руки, и мысленно благодаря шедшую позади гоминидку за такую предусмотрительность.

Обладатели направленных на неё лиц и рук так же молоды, как и большинство обитателей Долины, но в отличие от лагеря из которого они сбежали, детей здесь почти нет. Мороз бежит по коже, едва Тилия находит этому разумное объяснение: всему виной злополучная стена с гнёздами и любовь предводителя местных земель к птичьим яйцам.