Завтра в тот же час - Эмма Страуб

незнакомцами, а выходят семьей и каждый день учатся любить друг друга. Элис казалось, будто она оказалась на съемках какого-то сериала: не «Братьев времени», а скорее какого-то ситкома – «Малкольм в центре внимания» или «Розанна», из тех, где все действие вращается вокруг дивана, а камера стоит там, где по идее должен стоять телевизор. Казалось, что все это происходит понарошку, но Элис хотела дать этой жизни шанс. Она взяла карандаш и принялась рисовать.

Глава 39

Больница выглядела в точности так же, как помнилось Элис: череда белых и стеклянных корпусов, жмущихся на верхнем кончике Манхэттена, подпираемые Гудзоном. Огромный баннер, растянутый поперек Форт-Вашингтон-авеню, возвещал о том, что больница занимает одиннадцатую строчку в рейтинге по стране, что явно отдавало каким-то неловким хвастовством. Врачи и медсестры в халатах стояли в очереди перед фургончиками с едой, с профессиональной невозмутимостью игнорируя машины скорой помощи, привозящие и увозящие больных и умирающих. Привычная картина успокаивала. Элис снова вспомнила слова отца о том, что жизнь достаточно вязкая штука. Ее отец не умер. Ее отец был жив и находился здесь, там, где она его оставила.

Зайдя внутрь, Элис встала в очередь, чтобы записаться в журнал посещений. Мужчин за стойкой она тоже узнала: Лондон и Крис, как обычно, улыбались и болтали с посетителями, выдавая им бейджики. Когда подошла ее очередь, Элис встала напротив Лондона и улыбнулась ему.

– Здрасьте-здрасьте, именинница. – Лондон шутливо отбросил на спину невидимые локоны. – Ну что за красотка!

В лобби было свежо и просторно. С одной стороны приютился «Старбакс», а с другой – сувенирная лавка, торгующая дешевыми плюшевыми медведями и шоколадками. Вместе они генерировали столько шума, что разобрать чью-то речь можно было, только если хорошенько прислушаться.

– Как вы узнали? – спросила Элис.

Лондон помахал ей ее же водительским удостоверением.

– А вообще-то я экстрасенс.

– Точно, – сконфузилась Элис. – Вчера же был.

– Можете подниматься, – сказал Лондон. – Помните, куда? Номер палаты на бейджике, – добавил он и сунул в окошко ее права вместе с карточкой.

* * *

В каком-то смысле больница не сильно отличалась от Сан-Ремо: там тоже была куча лифтовых площадок и дверей без табличек, куда простым смертным входить не полагалось. Люди вокруг всячески старались избегать зрительного контакта. Элис зашла в пустой лифт, поднялась на пятый этаж и прошла по коридору через двойные двери, а потом еще через одни, мимо зоны отдыха с видом на реку и крутые серые склоны Нью-Джерси, подступающие к мосту Джорджа Вашингтона. Коридоры с расставленными на каждом углу санитайзерами казались абсолютно стерильными, но все же не настолько, насколько можно было ожидать. На плинтусах лежали свалявшиеся хлопья пыли, кто-то периодически кашлял прямо в общий воздух. Элис пробрал холодок, вынудив ее запахнуть куртку. Она была близко.

Это казалось несправедливым. По возвращении назад, то есть по возвращении вперед, все должно было быть равномерно. Элис предполагала – это осознание пришло к ней, когда она свернула в последний коридор, – что раз ее полуподвальная квартирка превратилась в солнечные апартаменты с парой чудных детишек и няней, эта сторона ее жизни тоже окажется другой. Она предполагала, что если уж она все исправила, то исправила. Разумеется, в конце концов все умирают, в какой-то неопределенный момент в будущем. Люди должны умирать, когда их близкие могут смиренно склонить головы, оплакать их и сказать: «Что ж, время пришло». Если Элис не удалось отменить или исправить время, то что она тогда сделала? Все, чего она достигла с шестнадцати и до сегодняшнего дня, изменилось, так почему бы не измениться и этому? Элис подошла к скрытой за шторкой палате отца. На стене рядом висела белая маркерная доска, на которой было написано его имя, имена врачей и медсестер в смене и список назначений. Телевизор был включен, Элис заметила на экране субтитры. Шел прогноз погоды: «…теплее, чем обычно, сегодня воздух прогреется до +18, а завтра до +21. Посмотрим, продержится ли такая погода до Хэллоуина». Элис взялась за шторку и отдернула ее.

Леонард лежал в кровати. Никаких трубок в носу, никаких капельниц, не считая катетера, свисающего с предплечья, как жухлая морковная ботва. Больничную сорочку прикрывал фланелевый халат, наброшенный на его худое тело подобно пледу. В палате, как обычно, было холодно. Глаза Леонарда были закрыты, но рот чуть приоткрыт, и Элис слышала, как из его пересохших губ вырывается дыхание.

Как правило, в больничные палаты частенько заглядывали люди – это была одна из тех вещей, которые делали пребывание там выносимым. Нескончаемое шествие врачей, медсестер, профильных специалистов и санитаров, приносящих чистые простыни. И тут в дело всегда вступает принятая вежливость, завязывается какой-то отвлеченный разговор. Всегда есть чье имя запомнить, всегда есть с кем поздороваться. Вот и сейчас в палате у окна оказалась женщина. Элис подумалось, как это здорово, что женщина смогла улучить момент, чтобы взглянуть на Гудзон перед тем как продолжить менять капельницы, или разносить обеды, или проверять жизненные показатели, или выбрасывать мусор, или чем она здесь занималась. Стоило Элис шагнуть к кровати отца, как женщина повернулась и одарила ее улыбкой.

– Элис, – сказала она и, протянув руки ей навстречу, поманила ее ладонями, точно маленькими бледными клешнями. Элис покорно протянула свои и позволила женщине взять ее за руки, но та на этом не остановилась: она подтянула Элис к себе, пока их тела не прижались друг к дружке в крепких объятиях. Она была приземистой и очаровательно сбитой, точно снеговичок с копной седеющих кудрей.

– Здрасьте, – сказала Элис. – А вы врач?

Эта женщина выглядела как любой нормальный врач с Верхнего Ист-Сайда, которого доводилось встречать Элис, или как школьная директриса – и та и другая профессия требовала от человека одновременно душевности и твердой руки. В ее лице было что-то знакомое, но Элис не понимала, в каких декорациях могла видеть ее прежде. Может, в отделе сыров в магазине деликатесов на Восьмидесятой? Или в очереди за попкорном в подземном кинотеатре «Линкольн Плаза»? Она выглядела как чья-то мать. Элис тут же одолел мимолетный страх, что эта женщина – ее мать, но это было просто невозможно.

Женщина рассмеялась.

– Ха-ха, да, я тот еще врач. Хотя крови я не боюсь, сама знаешь. – Она освободила Элис и уселась на единственный в палате стул.

– Как он сегодня? – спросила Элис.

– Нормально, – ответила женщина и, запустив руку в большую сумку, стоявшую у ее ног, достала оттуда вязание. – В целом, так же, как и вчера.

Элис повернулась обратно к отцу. В