Жена на миллион - Айрин Лакс

— Это не она! — вылетает мокрый Шилов.

Наверняка девка его из лейки душа окатила…

— Скажи по-хорошему, где Серафима?

— Или что?

— Или… Или припаяю тебе укрывательство лиц, подозреваемых в убийстве.

— А ты найди сначала. Тут пусто, Серафимы нигде нет, — протягиваю запястья с ухмылкой. — За что арестуешь? За вечер в приятной компании симпатичной девушки? Упустил девушку и зол? Бывает! — хлопаю по плечу. — Иногда девушки исчезают. Не только девушки, но и доказательства всякие… Пффф! Испаряются. Или их никогда и не было, а?

Шилов меняется в лице, бросается прочь из номера. Пока он гонялся за нами, оставил без присмотра дом, где прятал Серафиму. Я знал, что у Шилова есть что-то на Серафиму. Ксана разболтала, подслушивала его разговоры.

Я знал, где Шилов несколько дней держал Серафиму, наблюдал издалека, придумывал, как вытащить ее оттуда. Одним выстрелом удалось убить двух зайцев: забрал жену из лап подонка и выкрал доказательства. Моим людям пришлось целый сейф выносить, не было времени подбирать коды. Распилят на кусочки, вынут содержимое. Может быть, найдется не только то, чем он Серафиму шантажировал, но кое-что еще? Впрочем, это уже мелочи.

Главное, что Серафима — у меня, а Шилов остался с носом.

Снова.

* * *

В дом возвращаюсь уже под утро. Братья ждут в гостиной, готовые праздновать. Амир светится, Ратмир чуть на голове не стоит. Даже расцарапанное лицо не омрачает его радости.

— Даже не думал, что оставить мента с носом будет настолько весело! — шумно приветствует меня Ратмир. — Давай еще что-нибудь замутим, а? Отметим! — потирает ладони. — Знаю я одно заведеньице, девушки там муа! — целует свои пальцы.

— Отметь за нас двоих! — хлопает его по плечу Амир.

— Аааа… Да. Черт, как я сразу не подумал. Женатики! — усмехается презрительно.

Через секунду отвлекается на входящий звонок.

— Отец, — говорит сконфуженно. — Я отвечу.

— Давай-давай, дурень! Папка тебе еще не все уши надрал! — хмыкает Амир.

Ратмир машет рукой издалека, знаками показывая, что будет отмечать после того, как поговорит с отцом. Амир задерживается взглядом на моем лице чуть дольше положенного, улыбается:

— Есть тут один клуб, там девушки с такими рабочими турбинами…

— Ну хоть ты перестань!

— Не зубоскалить над тобой? Брось, я еще даже не начал остроумничать и шутить над тобой.

— А мне не до шуток.

— Знаю. Наверное, мы со Светой долго в гостях не задержимся.

— Брось, я же вас не гоню.

— Вижу, что не гонишь, а еще вижу, что мыслями ты не с нами. Ни на секунду о нас не думаешь, весь там… — делает паузу, ищет что-то у себя по карманам. — Нашел! — выдает радостно!

Через секунду Амир прикалывает к моему пиджаку золотую булавку с подвеской в виде женской туфельки.

— Поздравляю со вступлением в ряды каблуков! Хотел с цветочком, но думаю, каблук — выразительнее! — улыбается широко.

— Все сказал?

— Только начал.

Даже сил злиться на него нет! На все плевать. Хочется поскорее увидеть Серафиму. Мирон отчитался, что она вела себя тихо. За исключением того, что Ратмиру по лицу влепила, потом ни слова не проронила.

Пора навестить. Безумно жажду ее увидеть и почему-то оттягиваю, не хочу тревожить, вдруг спит?

Да похрен, увидеть хочу, жажда изнутри выжигает! Даже одним глазом вживую увидеть — спящую, просто дотронуться пальцем и убедиться, что она — моя!

Амир поднимается в спальню к своей женушке, а мне нужно в противоположное крыло дома.

Нахожу нужную спальню, нажимаю на дверную ручку.

Почему-то я жду, дверь упрется в комод или что-то в этом роде! Прежняя Серафима точно бы заперлась на все десять замков и подперла бы дверь стулом, а то тумбочку или комод приволокла бы.

Дверь открывается без сопротивления.

Пустота.

Манит и настораживает одновременно.

Отчего-то боюсь увидеть пустую кровать. Такие мысли забились в подкорку, слишком часто Серафима сбегала или пыталась это сделать, на уровне инстинктов уже отложилось.

Силуэт на кровати.

Сердце снова делает кульбит в груди, а я удивлен, что оно еще не проломило грудную клетку и не прожгло — там словно десятки миниатюрных, жарких солнц носятся в запертом пространстве, сжигая все разумное.

Не в силах держаться на расстоянии, подхожу к ней. Сажусь осторожно, чтобы не разбудить, все жизненно-важные органы потряхивает от напряжения.

Запах Серафимы волнует обоняние, наполняет меня жарким зноем, который больше не в силах усмирит, он вырывается наружу толчками рваного дыхания.

Осторожно стягиваю одеяло, пальцы намертво спиваются в ткань.

Внезапно меня полосует острым, ясным взглядом Серафимы.

Не спит. Лежала без движения, укрывшись одеялом. Словно ждала.

Ждала, конечно!

Хотел ей высказать за неразумный побег и желание спрятаться, но все аргументы исчезли. Ни в чем ее винить не хочется, сам прошляпил девчонку.

— Сима, Мышонок…

Улыбаюсь, щеки трещат. Обожание рвет на клочки.

— Девочка моя… — сгребаю в охапку, припадаю всем телом к ней, борясь с одеялом.

Хочется слиться — поскорее в нее войти жарким тараном.

Убедиться, что она моя — влажная и горячая, тугая, как узкая расщелина, готовая обхватить пульсацией.

Губы ищут и не могут найти себе места. Я ее всю сожрать готов — и за ушками, и шеки, и носик, и губки… — их в особенности.

Лезу к ней с поцелуями — с языком, взрослый трах ротика, иначе не скажешь. Зубы налетают на преграду, постукивают, как кубики льда в стакане с виски.

От нее веет холодом. Я к ней — всем телом, уже брюки стянув, трусь каменным членом о низ ее плоского животика, целую без разбора все, куда попаду, а она совсем не отвечает.

Замираю. С трудом сдерживаю похоть и ядовитую нежность. Сука моя. Шипастая, ласковая, острая, нежная и опасная, умеющая удивлять.

— Ты злишься? Злись, малыш. Я не за тем погнался, упустил момент. Тебе страшно было? — слизываю языком ее выдохи через стиснутые зубы. —