Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин

обманывают! Вы скажете – это тщеславие. Нет, это, как уже говорилось, особого рода гордость – гордость и за себя и за юношу, гордость от сознания своих женских чар и их неотразимости и власти, и гордость эта, в отличие от тщеславия, никого не оскорбляет и тем более ни в ком не вызывает насмешливого чувства. Она, напротив, весьма и весьма импонирует, в особенности же юношам, придает женщине еще большую привлекательность, возвышая, как уже говорилось, ее в собственных глазах и в глазах всех с ней соприкасающихся. Это именно такого рода гордость, которая сродни величавому спокойствию античной богини, которая выпрямляет людей, подвигает их на большие и героические дела.

Со всем тем нетрудно себе представить, что сделается с нашей богиней, когда она сама полюбит, не встретивши взаимности. Без сомнения, девушка, не разделившая страстной любви юноши, в свою очередь гораздо острее переносит свою собственную неразделенную любовь, когда она сама влюбляется, не встречая взаимности, нежели девушка, не бывшая прежде предметом обожания. Ведь ко всем страданиям от неразделенной любви присоединяется еще и страдание от сознания, что она низринута с пьедестала, на который была ранее возведена влюбленным в нее до беспамятства юношей.

И все же такие неописуемые любовные страдания гораздо легче переносит девушка или же молодая женщина, у которых всё впереди, нежели женщина пожилая, не видящая впереди ничего для себя отрадного и весь смысл своей жизни сосредоточившая на этой несчастливой для нее любви. Ибо если даже она проникнута нравственным самосознанием настолько, что усматривает истинное счастье, казалось бы, в неизмеримо более высоком, нежели любовь, а именно, в творчестве добра, она в то же время не в состоянии не усматривать в факте отсутствия к ней любви в любимом ею человеке, настоящее несчастье, – до того все женское существо в ней, все женское начало в ней, взывает к любви, до того она вся пронизана потребностью быть любимой. И пусть она еще больше уходит в общественную работу, сознавая, что вносит свою лепту в великое дело всего трудового человечества, в священную борьбу за торжество коммунизма на нашей планете, она все же будет чувствовать себя обделенной в чем-то для нее весьма и весьма существенном, ибо даже и эта цель, величайшая из всех, какие когда-либо знало человечество, не в состоянии поглотить ее настолько, чтобы она забыла и про свою несчастливую женскую долю, чтобы она перестала чувствовать себя женщиной. Можно думать, что в женщине эта извечная потребность быть любимой более развита чем в мужчине, во всяком случае, она не так органична в нем, как в ней. И это понятно: ведь ей необходимо сделаться матерью. Но даже и в том случае, когда она сделалась ею, потребность быть любимой продолжает оставаться в ней такою же насущною потребностью, как и до материнства, и женщина не может считать себя вполне счастливой, если ее не любят, как бы ни была насыщена ее жизнь во всех прочих отношениях. Конечно, женщина (пожилая женщина, о которой сейчас идет речь) в этом очень редко признаётся. Как существо всё же в некотором роде более слабое чем мужчина (а слабость эта, как уже говорилось, в ее большей нравственной ранимости, в чем объективно также состоит и ее сила), женщина нередко хитрит с истиной, не будучи в состоянии ей мужественно противостоять, если истина в данный момент не отвечает ее интересам или же умонастроению. Она лукаво, как кажется на первый взгляд, заявляет: «Конечно, не в любви счастье, для полноты счастья требуется нечто более высокое, чем любовь, требуется борьба за торжество идеала, зато отсутствие любви (имеется в виду, понятно, любовь, встречающая взаимность) – самое несомненное несчастье». И она будет, конечно, права: истинное счастье и в самом деле состоит в полной, исчерпывающей реализации человеком своей творчески-преобразовательной сущности в добре, и оно не может зависеть от случайности, любят ли тебя или нет, но нельзя забывать и того, что человек – это также мужчина или женщина, и они еще должны быть счастливы и в качестве таковых. И трудно даже вообразить себе, что с собою способна сотворить женщина, женщина пожилая, у которой в этом смысле, в смысле взаимной любви, всё в прошлом, возведенная в ранг богини мужчиною, любившим ее несравненно больше, нежели себя самого (в этом она могла не раз убедиться), но сейчас ее разлюбившего, так как полюбил другую, или же сама разлюбившая, так как полюбила другого – и, увы! безнадежно… Только совесть в счастливом сотрудничестве с временем способна спасти эту женщину!..

Конечно, не представляется возможным исчерпать всю гамму любовных переживаний, ибо в отличие от простой музыкальной гаммы, она поистине неисчерпаема, – зависит от пола, возраста, темперамента, условий жизни, воспитания и образования и, прежде всего, понятно, – от социальных условий. Кому не известно, что эксплуататорский общественный строй, основанный на частной собственности, не только уродует красоту женщины, но и калечит лучшие чувства людей и в первую очередь любовь. И одна из задач коммунистической революции – также и в том, чтобы спасти любовь от осквернения, вернуть ей всю ее девственную чистоту и раскрыть в полную меру все роскошные потенции, в ней заложенные. Можно думать, что и «географический фактор» здесь играет свою роль, хотя, как мне думается, весьма и весьма ограниченную, говорят же о горячем южном темпераменте и холодном северном. Пусть нам не говорят, однако, что красивый ландшафт смягчает остроту любовных страданий: для страдающего от любви самый яркий солнечный свет меркнет, а окружающая роскошь природы и вовсе не задевает его сознания. Можно было бы сказать, конечно, что счастливый в любви счастлив везде, как и несчастливый в любви везде несчастлив, если бы красоты природы не вносили здесь самую что ни на есть несправедливую поправку: счастливого в любви они всегда делают еще более счастливым, усиливают и изукрашивают для него это счастье, которым он полон, многократно, тогда как несчастливого в любви, если и не всегда, то большею частью, делают еще более несчастным, обидно контрастируя с одолевающим его мрачным настроением. Нечего и говорить о том, что степень материальной обеспеченности человека, как и степень его досуга тоже до известной степени и самым разнородным образом сказываются на глубине и остроте любовных переживаний и любовных страданий. Ведь мы с вами материалисты и нам следует хоть на миг спуститься на землю. Впрочем, и в этом плане великие завоевания социализма, которыми мы все гордимся, постепенно сводят на нет и действие этого фактора, столь ощутимое в странах капитала.

Нет решительно ни малейшей возможности описать и проанализировать