Тайна Ночи Свечей (СИ) - Дьюк Эйвери

Прядильщик с размаху придавил ее к земле и с яростным рыком вцепился в длинные белые косы, норовя размозжить голову жертвы о камни. Он так увлекся выдиранием волос из парика, что не заметил, как тот перекочевал в его руки, потеряв всякую связь с первоначальной владелицей.

Счастью Теры не было предела. Если бы она не поссорилась с Ригби и Кларой из-за злосчастного кошеля, которым они так легкомысленно решили откупиться от стражников, то не Эйнар бы помогал закреплять громоздкий парик, а ее любимая тетя. Тогда его можно было бы снять разве что вместе с головой, и никак иначе! А так — всего пара вырванных прядей да гора бесполезных, вылетевших шпилек.

Все же расслабляться было еще слишком рано. Выползти из-под тяжеленого громилы никак не удавалось, мешал его чудовищный вес и ее застрявшая нога. А время все утекало. Как на долго еще могло хватить сумасшедшего, для игры с ее безвольным париком? И когда до него наконец дойдет, что она пытается улизнуть?

Барахтаясь и извиваясь, Тера старательно вывинчивалась из-под тяжелой туши, попутно стараясь выдернуть, попавшую в каменный капкан ногу. Ей это почти удалось. Высвободив ногу и качнувшись в бок, чтобы подняться, уже на излете, она совершенно непреднамеренно заехала прядильщику локтем в челюсть. Тот моментально отвлекся от раздирания парика, перевел воспаленный взгляд на Теру и одним стремительным прыжком сократил, разделявшее их расстояние. Горячие липкие пальцы сомкнулись на ее горле и стали сжиматься. Прядильщик ликовал, наблюдая за тем, как вертлявая добыча безуспешно старается отцепить его руки. Безумного прядильщика завораживало небывалое зрелище — ее белые глаза стремительно наполнялись красками, прожигая пустоту бессмысленного взгляда необыкновенно яркой синевой. Казалось, будто сквозь снежный буран на него синхронно мчатся два вороных коня, окруженные сияющим ореолом магии, той самой, которую он навсегда утратил… На краткий миг сгоревший дар снова был с ним, невероятный, волнующий, дарящий могущество и уверенность. Но чудо исчезло, а вместе с ним и живая синь. Придушенная им девушка угасала, унося с собой за грань и отголосок его магии.

— Нет, нет, верни ее! Постой, не забирай! — отчаянно завопил безумец, разжимая пальцы и с ужасом глядя на то, как медленно закрываются глаза его необычной жертвы.

Он так хотел увидеть проблеск магии еще хоть раз, но не успел. Что-то тяжелое обрушилось на голову, погружая все вокруг во тьму — холодную, пустую и абсолютно безжизненную, как бескрайние, занесенные снегом равнины, признающие лишь власть бесконечной ночи. Он уже видел это и не раз… Так выглядели земли гордого Холдердагена, хранящего кровавый секрет, выкашивающего прядильщиков безумия.

О большем он не успел подумать. Были то его собственные мысли или нечто чуждое, навеянное магией восточного пустыря безумия? Об этом прядильщик не знал, как не знал и того, до чего слаб и напуган был тот, кто осмелился, рискуя собственной жизнью, вопреки всему, что знал и во что верил, все же вступиться за «неправильную» северную прядильщицу.

Глава 15.1 Призрак

Тера не понаслышке была знакома с этим ни с чем не сравнимым чувством близкого падения и неминуемого раскола, когда кажется, будто собственное тело уже и не тело, а лишь полая стеклянная статуя, слишком хрупкая и ненадежная, чтобы доверять ей сохранность живого, мечущегося в глубине духа. Всего одно неосторожное касание и по холодной, гладкой коже побегут мелкие, едва заметные трещинки. Сколько раз за свою сравнительно недолгую жизнь, она замирала в страхе перед этим последним, губительным прикосновением? И неужели именно сегодня знакомое чувство окажется не только пугающим, но и правдивым предвестником скорой смерти?

Тянулись долгие минуты мучительного ожидания, а нужных ответов все не находилось. Перед глазами проносились вереницы воспоминаний — ее собственных и чужих. Разлетались и вновь собирались невесомые обрывки памяти, но складывались они не в былые реалистичные, серые картины, а в совершенно новые, удивительно красочные. Сами собой вырисовывались невиданные ранее места, предметы и даже целые жизни, сплошь состоящие из ловко пригнанных моментов, почерпнутых ею из сотен чужих воспоминаний.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тера уже не могла разобрать, когда и как заполучила тот или иной фрагмент, так много их накопилось за годы ее изнурительного колдовства. Заложница собственной бездонной памяти, наполненной бесполезными трофеями родной, ненасытной магии. Как много опасных тайн, постыдных секретов и важных сведений она узнавала всего за одно путешествие в мир зеркальных дверей, и с какой легкостью обменяла бы все накопленное тогда, всего на одну минуту покоя сейчас… Но, плененный обманом калейдоскоп воспоминаний, не желал уступать ей даже крохотную секунду покоя. Он все кружился и мерцал, обжигая пугливую темноту болезненными белыми вспышками, не позволявшими Тере сосредоточиться на чем-то одном и тем самым освободиться от сводящего с ума вихря звуков и образов.

Нарастала пульсирующая головная боль, пекло глаза и все никак не удавалось расслышать тихую, печальную мелодию. Никогда прежде ей не доводилось слышать ничего подобного. Сольный концерт одинокой флейты определенно не был частью ее памяти, а потому Тера отчаянно тянулась навстречу загадочным звукам, как тянется к редким солнечным лучам упрямый, не желающий увядать во мраке цветок. Откуда-то она точно знала — потусторонняя мелодия укажет верное направление и поможет выбраться из кошмара. Но стоило ей ухватить за хвост одну ускользающую ноту, как другая тут же уносилась прочь и затихала.

Оглушительная какофония навязчивых звуков, будто учуяв робкую надежду зеркальщицы на спасение, обратилась диким, многоголосым воем и принялась безжалостно ввинчиваться в уши, лишая последнего призрачного шанса на помощь и поддержку. Тускнели картины прошлого, исчезала динамичность, воскрешенных памятью движений, накладывались друг на друга размытые контуры, сливаясь в единый непроглядный туман. Колючая серая пелена без труда проникала под кожу, с хрустом вгрызалась в кости и утягивала за собой все глубже, туда, где доживали свое самые темные, некогда позабытые воспоминания. Слишком глухо, мрачно и пусто было в их обители, даже для грустной, всеми покинутой флейты…

Тера почти поверила, что это и есть ее последнее пристанище и уже успела, как следует попенять на судьбу за жестокость, когда ее утомленного слуха, достигло эхо неторопливых, приближающихся шагов, а за ним и легкий, едва различимый шелест, издаваемый длинным волочащимся по полу подолом.

— Прости, зеркальное дитя, но для тебя я петь не стану. Не в моих силах подарить покой твоей бедной, истерзанной душе. Ты слишком часто ошибалась в выборе рам и теперь, когда удача наконец сжалилась и помогла сделать правильный выбор, оказалось слишком поздно что-то менять. Безумие по праву уведет тебя за собой в лес скорби. И никто, даже сама Хозяйка Свечей, не сумеет переплести нити так, чтобы этого не произошло, — посочувствовала, неразличимая в полумраке необъятного зала, обладательница удивительно мягкого, мелодичного голоса, с легкостью перекрывшего все прочие звуки.

Вначале Тера обрадовалась неожиданному избавлению и не стала вдумываться в странные речи незнакомки, наслаждаясь, ничем не нарушаемой, блаженной тишиной и покоем. Но стоило ей немного прийти в себя и собраться с мыслями, как она сообразила, кто именно вторгся в ее сознание и что конкретно произнес. Подаренная минута отдыха моментально утратила всю свою привлекательность, а еще недавно раздражавший слух гомон отнятых воспоминай, резко превратился в музыку и заставил горько пожалеть о своем внезапном исчезновении.

Блуждать в одиночестве по оживленным закоулкам собственной, бунтующей памяти было куда как предпочтительнее, нежели оставаться в безжизненной пустоте один на один со сладкоголосым духом башни.

Вот только выбирала теперь не Тера, а та древняя сила, которая смогла не только воспользоваться ее беспомощностью и проникнуть в разум, но и закрепиться в нем, создав вполне материальную иллюзию пространства…