Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф

А Сара в ответ прокричала:

— Да!

И вдруг та неведомая сила, которая поддерживала Элли все время со дня аварии — несмотря на ЭКО, на недосып, на страх и на всепоглощающее чувство одиночества, — покинула ее, словно долго задерживаемое дыхание, и она упала в объятия Сары и зарыдала так, что едва могла дышать.

36

Джеймс Бьюкен не был тупым. То есть был, но не настолько. Он, например, хорошо понимал, что если подойдет к Майклу, сидящему у постели Джули, и спросит, не пора ли оставить ее на попечение этой бритоголовой чувихи и вернуться в Норфолк, чтобы поиграть на бас-гитаре в составе группы, о которой его приятель не вспоминал добрых пятнадцать лет, то, скорее всего, Майк затолкнет ему в глотку стойку для капельниц. До Джеймса наконец дошло, что Майкл любит Джули, и это возмутительное — а главное, если учесть ее кому, совершенно бесполезное — чувство, скорее всего, будет руководить всеми поступками Майкла вплоть до ее горестной кончины.

Джеймс, правда, раздумывал, не поможет ли ему в достижении цели то обстоятельство, что Джули до недавнего времени являлась его девушкой. Интересно, не водили ли они свои шашни за его спиной? А если да, то не получит ли он какую-нибудь выгоду, если заставит Майкла чувствовать себя виноватым? Причем виноватым настолько, чтобы поехать в Норидж? В такое трудно поверить. А если он все-таки попытается и у него ничего не выйдет, то второго шанса у него не будет. Ключ к тому, чтобы убедить человека сделать то, чего он делать не хочет, кроется в том, чтобы обессилить его, а для того, чтобы обессилить, необходимо избегать стратегий, которые не позволяют повторять попытки.

Джеймс знал: даже если он сообщит Майклу, что ему удалось собрать «Собаку с тубой» этажом ниже, в рентгенологическом отделении, что Мэтью, Алиса, Джимми и Берни ждут его там вместе с чертовым Ричардом Брэнсоном[108] и съемочной группой телеканала MTV, — это все равно не сможет оторвать его от Джули. Ничто не сможет.

Он представил — так, чисто теоретически, — что произойдет, если Джули умрет. В таком случае Майкл больше не сможет сидеть рядом с ней. Не то чтобы Джеймс желал Джули смерти. Вовсе нет. Но если ей суждено умереть — а врачи, похоже, настроены не слишком оптимистично, — то не лучше ли ей поторопиться? Ведь от промедления всем только хуже. Однако, опять же, если Джули умрет, как на это отреагирует Майкл? Вряд ли он станет искать утешения в «Собаке с тубой» и гастрольном туре в рамках проекта «Песни восьмидесятых» вместе, например, с группой «Кьюриосити килд зе кэт».[109] Во всяком случае, не сразу.

Плана у Джеймса не было, зато была вера: если ему удастся пробыть с Майклом достаточно долго, чтобы завязался разговор, то и план появится. Ведь раньше все получалось именно так.

Майкл пристрастился вполголоса беседовать с Джули. Он рассказывал ей, о чем писал бы, если бы сейчас работал для журнала. Думал о том, что если бы она не лежала в коме, то улыбалась бы и делала замечания, от которых его статьи вышли бы забавнее, чем обычно, или, что еще лучше, вообще изменили бы тему. Как бы то ни было, ему хотелось выговориться. Иногда он рассказывал о том, что думал о ней в прошлом, о том, как она выглядела, или о том, как иногда, после вечера в доме у Джеймса, который без нее казался бы совсем скучным, он по пути домой вспоминал о том, что она говорила. При этом Майкл не уточнял, что, думая о ней, он вполне мог заниматься сексом с какой-нибудь другой женщиной. В основном он беседовал с Джули потому, что ему хотелось обращаться с ней как с живой. Потому что, возможно, жить ей оставалось недолго.

Когда Джеймс приехал, Майкл сидел рядом с Джули, бормоча что-то искреннее и бессмысленное о том, что его колени уже не те так хорошо гнутся, как раньше, и что, по его мнению, это свидетельствует о чем-то важном. «Да, — шепотом отвечала в его воображении Джули, — о гиподинамии». Услышав, что кто-то вошел, Майкл замолчал.

— Здорово, приятель, как она? Есть какие-нибудь перемены?

— Нет.

— Ясно. А доктора что-нибудь говорят?

— Вообще-то, нет. Когда ее вчера мыли, сестры сказали Линн, что врачи не видят, чем они еще могли бы помочь в данной ситуации. Остается только ждать.

— Что ж, это само по себе уже неплохо, — предположил Джеймс. — Я хочу сказать, раз они ее моют и все такое, то у нее, должно быть, есть шанс.

Майкл только взглянул на него в ответ.

— Вообще-то, я хотел спросить, может, ты хочешь сходить куда-нибудь поесть или выпить кофе… ну, в общем, ненадолго выбраться отсюда?

— Нет, все в порядке, я не хочу отсюда уходить и оставлять ее одну.

— Ясно. Хорошо. А могу я спросить, Майк, почему?

Майкл на мгновение задумался. Почему? Разве это не очевидно? Ведь он не может думать ни о чем, кроме нее, и, несмотря на тот факт, что они даже не целовались, он уже решил: если она очнется, то он попросит ее провести с ним всю оставшуюся жизнь. Ну, может, он и не выскажется напрямую — это было бы чересчур грубо, но в конечном итоге смысл будет именно такой. И все это — а именно то, что он со всеми своими потрохами влюбился в девушку, которая была забавной, хорошенькой, живой и обитала неподалеку от него всего несколько дней назад, — произошло с ним после того, как она оказалась в коме. «Ну не идиот ли я после этого», — подумалось ему.

— Потому что это Джули, — сказал он.

— Ясно, потому то это Джули. А это крутой Майк. Все так и есть… Просто я хотел убедиться. Нет, ты не подумай, ничего такого. Я просто хотел узнать, не встречались ли вы, не было ли чего между вами… ну, прежде. Потому что происходящее кажется мне… немного неожиданным, что ли.

— Нет, Джеймс, не встречались. Конечно нет, — заверил его Майкл, и ему в голову пришла мысль: «А почему, собственно, мы не встречались?» А затем, возможно, потому, что он чертовски устал и любил ту, которая лежала в коме, он подумал: «И почему я потратил такую большую часть своей жизни на ожидание, когда же эта жизнь начнется?»

— Ясно, я просто, знаешь ли, хотел спросить. Спасибо, — пробормотал Джеймс и замолчал. — Хотя в каком-то смысле это неправильно, потому что… ну вы двое подходили… подходите… подходили… друг другу куда лучше, чем мы с ней. Я хочу сказать, в конце мы стали как соседи по дому. Да и в начале, пожалуй, тоже так было. Честное слово.

Вошла Линн. По-видимому, она слышала то, что сказал Джеймс, потому что не посмотрела с такой неприязнью, как раньше, в те несколько раз, когда им приходилось оказываться вместе в палате Джули. Она его просто проигнорировала и посмотрела на Майкла. Тот слегка кивнул ей, и она предложила:

— Хочешь сходить куда-нибудь поесть?

— Да не особенно.

— Пожалуй, тебе следует проветриться, потом можешь вернуться, если захочешь, — произнесла она мягко.

— А ты не против… если я вернусь и побуду здесь еще?

— Конечно нет.

Майкл улыбнулся Линн и сказал Джеймсу:

— Тогда пошли, умнем по сэндвичу и выпьем по чашке кофе.

— Круто, — отозвался Джеймс.

37

Иззи разбудил дверной звонок, нарушив ее прерывистый и недолгий сон. Перед тем она немного всплакнула после напыщенных разглагольствований о том, что ей предстоит невыносимое унижение: стоять в зале суда и выслушивать обвинения в том, что она «играла с огурчиком» лежащего в коме мужчины, который ей даже не слишком-то нравился. Существовала и опасность того, что ее исключат из реестра медицинских сестер и в конечном итоге ей придется работать в забегаловке типа «Пицца Хат». А если дело передадут в суд, ее фотография может появиться в местной газете под заголовком, в котором будут фигурировать такие слова, как «вмешательство» и «мужские половые органы». После этого родители запретят своим детям играть с ее дочерью, а на ней навсегда останется клеймо «ненормальной, которая трогает мужчин, когда они находятся в бессознательном состоянии». Ей, пожалуй, придется перебраться в Новую Зеландию. Только туда, возможно, и не докатится дурная слава о ней.

Конечно, Сэм всего этого не понимал. В какой-то момент ей даже показалось, что он вот-вот улыбнется, но Иззи бросила в него туфлей, и это положило конец подобным поползновениям. К полуночи благодаря вину и неустанным утешениям со стороны Сэма типа: «Мы всегда можем уехать в Америку, там им до нас не добраться», она достаточно успокоилась, чтобы лечь в постель. Элли она звонить не стала: ей и без того было стыдно.

Теперь шел третий час ночи. Иззи лежала неподвижно, ожидая повторения звонка, — просто чтобы убедиться, что он ей не приснился. Звонок повторился, и она толкнула ногой Сэма.

— Там кто-то пришел. Иди посмотри, кто там, пока не проснулась Полли! — прошипела она.

Сэму было не впервой игнорировать Иззи. Он повернулся на другой бок и натянул одеяло на голову.