Вариант «И» - Владимир Михайлов

– Сердечно благодарю, святой отец!

Он чуть улыбнулся.

– Святые суть сопричисленные к лику. Но не мы, грешные, как все грешны в этом мире. Если уж вам угодно называть меня так, как я привык, то лучше всего просто – «Отец Николай».

Сказав это, он кивнул и пошел к своему месту в президиуме. Рослый, крепкий мужчина со спокойным и чуть ироничным взглядом, красивой, ухоженной бородой, черной с легкой проседью, неторопливой и уверенной походкой и хорошо поставленным баритоном. Он не производил впечатления ни фанатика, ни прожженного политика, готового ради своего интереса продать все и вся. Интересно, что же действительно привело его сюда – по сути дела, в стан врагов? Или не врагов все-таки?

Я вернулся на свое место. Наташи еще не было, но я и не рассчитывал, что она успеет обернуться так быстро. Старый Блехин-Хилебин наверняка угощает ее чаем, а еще пуще – разговором: начиная с определенного возраста у людей ослабевает контроль за речью и они становятся порой безудержно говорливыми; с этим приходится мириться, тем более что в болтовне этой нередко кроется любопытная информация.

Пока я делал такие умозаключения, президиум обосновался наконец на сцене, в зале установилась относительная тишина. Но мне здесь делать было больше нечего.

Я вышел на улицу. Огляделся. Все-таки Наташа могла бы и поторопиться. Я не могу маячить слишком долго. Наивно, конечно, думать, что меня на каждом углу поджидает снайпер; но и вызвать его не потребует у заинтересованных лиц много времени. Да черт бы побрал…

4

…Наташа возникла рядом, как только я стал чертыхаться. Она умела сдерживаться, однако, едва взглянув на нее, я понял: что-то пошло вперекос.

– Не здесь, – тихо предупредил я. – Улыбайся. Все в порядке – это должно быть на тебе напечатано самым крупным кеглем.

Она очаровательно улыбнулась; но в глазах был страх.

– Ты замерзла, – сказал я на том уровне громкости, на каком желающий мог бы без труда услышать. – Пойдем, выпьем по стакану вина – сейчас все равно начнется разъездная суматоха, снова перерыв до завтра.

Продолжая улыбаться, она кивнула.

– Еще секунду… – попросил я и бросился, чтобы не упустить отца Николая, которому тоже, видимо, малоосмысленная говорильня надоела, и он прошел, едва не задев меня краем своего облачения. Я успел проговорить:

– Ваше священство, если бы вы назначили определенный час…

Он недолго подумал:

– Если вас устроит – через полтора часа.

– Благодарю вас.

– Войдете через левый притвор.

– Я понял.

– Вы будете один?

– С секретаршей.

– Доверяете ей?

– Не имею оснований для противного.

– Хорошо. Я предупрежу.

– А что, у вас там тоже охрана?

Он усмехнулся:

– Политика и в храме остается политикой. Согласны?

Я вернулся к Наташе. Она, похоже, крепилась, чтобы выглядеть спокойной, но это обходилось ей дорого, и человек, упорствующий в любопытстве, смог бы без особого труда понять: с ней что-то стряслось, и это «что-то» не имело ничего общего, скажем, с находкой бумажника с десятком тысяч россов, евро или хотя бы долларов США.

– Идемте, Наташенька. – Я предложил ей руку, и она охотно оперлась на нее.

– Вечно твой чемодан мне мешает… – пожаловалась она.

– Это почти часть моего тела.

Она только пожала плечами.

В буфете было куда менее людно, чем в гардеробе. Я выбрал самый дальний столик. Приложив палец к губам, выудил из только что раскритикованного кейса детектор. Нет, столик, похоже, не был населен клопами, жучками и прочей живностью на молекулярных схемах.

– Теперь можно. Что случилось?

Она непроизвольно глотнула.

– Старик погиб.

5

Не было сомнений, о каком старике шла речь; но из давней привычки к уточнению терминологии я спросил:

– Бэ-Ха?

Ей понадобилась доля секунды, чтобы понять. Она кивнула.

– Спокойно, – сказал я. – Только спокойно. Тут не опасно. (Я вовсе не был в этом уверен, но не объяснять же ей всю ситуацию.) Задержи дыхание и приди в себя. Можешь закрыть глаза ненадолго. Я тут, рядом. Охраняю тебя. Не волнуйся. Тебе ничто не грозит. Ничто. Понимаешь?

Не открывая глаз, она слабо кивнула. Прошло с полминуты. Наконец она подняла веки и улыбнулась.

– Извини. Я и правда расклеилась. Не ожидала ничего такого…

– Как это произошло? Сбила машина?

Она качнула головой.

– Нет. Он был очень осмотрителен и осторожен. Даже никогда не ходил по краю тротуара – держался ближе к домам, но не вплотную.

– Ты наблюдала за ним?

– Нет, просто мне приходилось несколько раз с ним прогуливаться – он уже лет десять жил одиноко, жена умерла, – или нет, вспомнила: она осталась за границей, там, где было его последнее место работы – где-то в Южной Америке; нашла там кого-то, как я поняла – вообще-то он не любил об этом говорить. Дети давно выросли, по-моему, он с ними почти не общался, да в Москве и нет никого из них.

– Хорошо. Что же случилось?

– Я сама не видела. Но говорили – снайпер.

– Кто говорил?

– Ну, там была уже милиция… А может быть, и не милиция или не только она: большинство было в штатском.

– Когда это произошло?

– Где-то за полчаса до моего приезда.

– Его принесли домой?

– Нет, конечно. Говорят, увезли – наверное, в больницу или сразу в морг, не знаю.

– Как же они попали к нему домой? Ну да: наверняка у него был с собой паспорт. Наша бессмертная прописка иногда бывает и полезной…

– О паспорте не знаю, но у него в записной книжке был адрес и телефон – в самом начале, как это обычно делается.

– Какая записная книжка?

– Обычная, электронная.

– Где она сейчас?

– Осталась у них, наверное.

– Жаль. Хотя – тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Ну а как с тобой обошлись?

– Можно сказать – вполне нормально. Выспросили, конечно, кто я и как, и зачем пришла… Я им все объяснила. Они записали, что им было нужно, и сказали, что мне потом придется прийти к ним для более подробной беседы. Попросили никуда не уезжать.

– Чем еще интересовались?

– Ну, конечно, – есть ли у меня какие-то его документы, записи, что я знаю о его знакомых, кого встречала у него – все такое.

– Что ты ответила?

– Объяснила, что все обработанное возвращала ему, у меня ничего не оставалось.

– И у тебя больше ничего не сохранилось?

– Н-ну… почти.

– Значит, что-то есть?

– Да, – наконец решилась она. – На самом деле отработанные кассеты оставались у меня. Он просто о них не спрашивал – может быть, просто забывал. Все-таки возраст.

– Почему ты не сказала им об этом?

– Просто в тот миг вылетело из головы: наверное, я слишком была напугана.

– А сейчас где эти материалы – у тебя с собой?

– Нет. Тогда они увидели бы.

– Тебя обыскивали?

– Я бы не сказала. Но попросили показать все, что было при мне – в сумке, карманов у меня нет.

– А о том, что теперь работаешь у меня, ты им сказала?

– А нужно было?

– Нет.

– Мне тоже так подумалось.

– Хорошо. Значит – снайпер… Когда сбивает машина, это еще можно при желании объяснить случайностью, о точном выстреле этого не скажешь. Хорошо, Наташенька. Теперь исчезнем отсюда.

– Домой? Знаешь, мне все-таки немного страшно.

– Я не собираюсь отпускать тебя одну куда бы то ни было. Только уточним напоследок: где же все эти кассеты?

– Дома – где же им еще быть…

– Я не замечал…

– Ты что – обыскивал квартиру?

– Нет, разумеется, – соврал я. – Никогда себе не позволил бы…

– Значит, и не мог увидеть.

– Тайник?

Наташа пожала плечами:

– Знаешь, в нашей непредсказуемой жизни… Об этом еще мама позаботилась.

– Да, действительно. Я-то думал, что в Москве все уже тихо-мирно. А тут – словно полвека назад.

– Нет, не совсем так, конечно. Но и не так, как было, говорят, в старые времена, когда на улицах не стреляли, и – да ты знаешь, о чем я.

– Знаю. Скажи: я ведь тебя спрашивал насчет надежного местечка для моих записей – почему ты скрыла?

– Тогда? Естественно: не стану же я рассказывать первому встречному…

– Я, значит, первый встречный?

– Тогда был. Ну, не совсем, но все же почти. Надо же было сперва хоть немного разобраться в тебе.

– И как? С успехом?

– Ты что думаешь, я ложусь в постель со всяким желающим?

Кажется, она собиралась всерьез рассердиться.

– Извини. Ты не подумала этого всерьез. Между прочим, я тоже довольно давно перестал заваливать каждую девицу, будь она сколько угодно пригожей. Но по этому поводу мы как-нибудь проведем научно-практическую конференцию. А сейчас – последний срок встать на крыло.

– И куда полетим?

– Сперва к тебе.

– Не опасно?

– Не очень – уже потому, что мы ждем опасности.

– Ты хочешь забрать записи?

– Не знаю. Если твой тайник надежен – наоборот, подложу и свои. В другом случае – заберем все и направимся в универсальное убежище.

– Такое существует?