Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Одуванчики, — произнёс он без улыбки, хотя патроны одуванчиками может прозвать только лёгкий весёлый человек, — быстросгорающие одуванчики. Жаль, на лугу только не растут. Будете стрелять из моего, или я дам ещё один револьвер? У вас ведь оружия нет?
— Не балуюсь, — сухо ответил Чуриллов, — вы правильно заметили: поэту — перо, солдату — патроны.
— Извольте тогда персональную фузею, — Шведов извлёк из стола старенький длинноствольный револьвер, Чуриллов с первого вгляда определил — бельгийский, с хорошим центральным боем. Эта игрушка будет работать до тех пор, пока не источится боек, а в стволе не образуется дырка. — Патроны у нас одинаковые.
С клацаньем разъяв ствол, Чуриллов вложил в пустые холодные дульца барабана четыре патрона. Спросил:
— Сколько выстрелов будем делать?
— Как и положено — пять!
Чуриллов воткнул в свободное дульце ещё один патрон, сомкнул револьвер и большим пальцем оттянул мягкую податливую собачку. «Ослаб взвод, надо подтягивать пружину. Со слабым взводом легко дойти до самострела».
— Бью в среднюю мишень, в горло, — Шведов прислонился к столу, неторопливо прицелился и выстрелил.
Мишень, в которую он стрелял, была украшена лицом известного человека — грубой чёрной краской, косо, будто на детском рисунке, была обозначена линия рта, двумя тычками кисти были намечены два глаза, линия подбородка тоже была кривой, и бороденка была кривой, посреди имела глубокую раздвоину.
— Всё. Нет товарища Троцкого. Теперь стреляете вы, — сказал он. — Вы куда будете бить?
— Туда же, куда и вы — в Троцкого, в горло ему, в ваше попадание, — Чуриллов неторопливо прицелился. Он не думал копировать Шведова, но получилось, что скопировал. Шведов это заметил, вокруг рта у него тут же образовалась жёсткая рамка. Чуриллов плавно нажал на собачку. Пуля с визгом прошила пространство подвала, из дырки, оставленной пулей Шведова, вытек лёгкий дымок — Чуриллов вогнал свою пулю почти туда же, отступив лишь на несколько миллиметров.
— Вы — великолепный стрелок! — похвалил Шведов.
— Случайное попадание, — спокойно произнёс Чуриллов, — второго попадания может и не быть.
— Теперь стреляйте вы первым, я за вами. Куда будете бить?
— У нас, как в бильярде, Вячеслав Григорьевич, не кажется вам? Прежде чем ударить, обозначаем шар и лузу, — Чуриллов улыбнулся. — Соседняя мишень, товарищ Ленин… Бью вождю большевиков в правый глаз.
На этот раз он выстрелил навскидку, стремительно, как когда-то на флоте, когда приходилось с десантом высаживаться на берег — во время операции не много выпадало минут для быстрой стрельбы, выигрывал тот, кто оказывался проворнее. Пуля вошла точно в правый глаз газетного портрета Ильича — вместо лукавого чёрного глаза теперь зияла весёленькая серенькая дырка.
— Отличный выстрел! — похвалил Шведов.
На сей раз произошло обратное — Шведов скопировал Чуриллова. Жёстко сжав веки, вскинул руку — револьвер у него целиком поместился в пальцах. Чурриллову почудилось, что стрелял Шведов прямо из руки, и в тот же миг из пальцев вымахнуло пламя. Пуля всадилась точно в серенькую круглую дырку, заменившую Ильичу глаз.
— Отличный выстрел! — в свою очередь похвалил Чуриллов.
— Прошу — следующий! — предложил Шведов.
— Ну что ж, продолжим… Левый глаз той же мишени, — Чуриллов опять выстрелил навскидку, пуля прошила фанеру на палец ниже глаза. Чуриллов с досадой поморщился.
Вскинув руку, Шведов выстрелил из кулака, вышиб пулей левый глаз в мишени.
— Браво! — Чуриллов положил револьвер на стол и захлопал в ладони. — У вас есть чему поучиться.
— Если только этому, — спокойно проговорил Шведов. — Вы слышали что-нибудь про русскую рулетку, Олег Семёнович?
Опять разговор о русской рулетке… Тьфу!
— Одни говорят, что это бесшабашное занятие смелых людей, оставшихся без дела, другие — что в русскую рулетку люди играют с горя, когда всё потеряно — нет родины, нет денег, боги порубаны саблями, а ангелы отравлены и притом ничего нет и ничего святого не осталось, третьи считают, что русская рулетка — удел спившихся офицеров, четвёртые — что в неё играют только с тоски! Признаться, я только слышал о ней, но ни правил, ни условий — ничего этого не знаю.
— Если мы с вами, стоя на коленях перед Ольгой, не сможем разойтись, нам придётся сыграть в русскую рулетку, Олег Семёнович! Вот так, — Шведов разъял револьвер, выколупнул из барабана пустые гильзы, вытащил один целый патрон и один — с ярким медным задком и жёлтым весёлым зрачком капсюля, — оставил в дульце барабана. Резко крутнул барабан и в тот же миг захлопнул ствол. — Теперь пожалуйста дуло к виску.
— Господи, да я давно готов, — выдохнул Чуриллов, — зачем же ждать? — Он разъял свой длинноствольный револьвер — бельгийская машина была менее ухожена и вычищена, чем шведовский бульдог, но всё равно работала безотказно, — выковырнул три пустых гильзы, затем поддел ногтём застрявший целый патрон, в барабане остался один патрон, как и у Шведова. — Зачем же медлить? Ведь всё равно придётся стреляться, Вячеслав Григорьевич! В данном случае русская рулетка лишь задачу облегчает. Это ведь одна из форм дуэли.
Он заметил, что у него дрожат, приплясывают пальцы, стиснул зубы, отрезвляя себя, и мигом успокоился. Поднял глаза на Шведова, увидел, что у того рот в рамочке — то ли усмехается, то ли горюет, не понять, — в резких прямых складках мерцает пот: значит, и Шведов волнуется, значит, и его проняло.
— Пожалуйста, один патрон оставляю в барабане! — Чуриллов с клацаньем сомкнул ствол. — Кто первый — вы или я?
— Как хотите, — просто сказал Шведов. — Начинал стрельбу в этом тире я. Я её и закончу. Делаем по одному выстрелу. Олег Семенович, только по одному, — наши головы, наши руки и наши глаза ещё нужны «Петроградской боевой организации». Ну а если не повезёт, то… Что ж, чему бывать, того не миновать.
«Чёрт знает что происходит! Докатились, доигрались, довлюблялись! — мелькнуло в голове Чуриллова горячечное. — Офицеры! Нет, не офицеры мы…»
Шведов поднёс пистолет к виску, рамка, возникшая у него около рта, исчезла, лицо разгладилось, побледнело. Он нажал на спусковой крючок.
Раздался громкий щёлкающий звук, барабан с металлическим шорохом провернулся на одно деление. Не выпало — патрон находился в другом гнезде, боек ударил в пустой ствол.
Чуриллов в свою очередь резко провернул барабан и ткнул длинным холодным дулом себе в висок. В тот же миг надавил на мягкий податливый курок. Прозвучало железное клацанье — выстрела не последовало, только этот резкий металлический удар, который оглушил Чуриллова, как выстрел, перед глазами у него потекли прозрачные вертикальные строчки, будто дождевые струи. Ему захотелось закурить — он никогда не курил, а тут потянуло к табаку, он даже почувствовал на губах щекотку, будто крепко зажал папиросу, втянул в себя ароматный горячий дым. Чуриллов не думал, что потрясение будет столь велико, — и ощущение совсем иное, чем на фронте, когда в тебя целит чёрная звёздочка неприятельской винтовки, готовая взорваться оранжевым пламенем.
— Вы молодец! — одобрительно произнёс Шведов. — Не дрогнули ни на секунду.
— Вы тоже молодец, — сухо проговорил Чуриллов.
— Дружбы между нами, я полагаю, не будет…
— Я тоже так полагаю, — не удержался Чуриллов.
— …Но пойти в разведку с вами я готов всегда, — Шведов неожиданно дружески, открыто улыбнулся. Чуриллов в первый раз увидел, что его рот не обмётывает рамочка, обычно делающая улыбку жёсткой, неестественной. — Ну а Ольга… Что Ольга? Ей выбирать, а нам, Олег Семёнович, подчиняться, другого не дано.
С этим Чуриллов был согласен, окинул взглядом последний раз странный подвал, подумал, что же тут могли хранить — вино, паклю, гвозди или дорогие восточные ткани — и, ощущая тревожный стук сердца, которое дало себя знать сразу во всём теле — в плечах, в груди, в висках, в затылке, в крестце, — решил, что больше он сюда никогда не придёт.
Глава семнадцатая
Проводив боцмана, Брин некоторое время поколесил (ногами, естественно) по петроградским улицам, оглядываясь на ходу — не идёт ли за ним Тамаев, громоздкая фигура того должна быть заметна издали, но ничего приметного не засёк и вырулил на финишную прямую. В результате очутился на Гороховой улице около здания ЧК: надо было повидаться с Виктором Крестовым, ещё раз поведать ему о дуболоме-боцмане и таинственной организации, в которую тот затягивает Брина.
Крестов оказался на месте, более того, в кабинете у него сидел солидный дядя в кожаной тужурке, властно поблёскивал стеклышками пенсне: как понял Брин — начальник. Крестов придвинул Брину стул.
— Садись, Саня. Рассказывай!
Брин выразительно покосился на дядю в пенсне — удобно ли при нём? — Крестов не выдержал, прыснул в кулак:
- День отдыха на фронте - Валерий Дмитриевич Поволяев - О войне
- Если суждено погибнуть - Валерий Дмитриевич Поволяев - Историческая проза / О войне
- Чрезвычайные обстоятельства - Валерий Дмитриевич Поволяев - О войне
- Сержант Каро - Мкртич Саркисян - О войне
- Лесная крепость - Валерий Поволяев - О войне
- Лесные солдаты - Валерий Поволяев - О войне
- За год до победы - Валерий Поволяев - О войне
- Аргун - Аркадий Бабченко - О войне
- Зимняя война - Елена Крюкова - О войне
- От лица огня - Алексей Сергеевич Никитин - Военное / Историческая проза / О войне