Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

V

«День августа двадцать шестой» —сей строчке минул полный месяц.Сверчок, обживший свой шесток,тебе твоих словесных месивне докучает скромный скрип?Занятье это бестелесно,но им перенасыщен скит[253]:сверчку и скрипу — вместе тесно.День сентября двадцать седьмойнастал. Я слов велеречивостьчитаю хладно. Но со мнойвот что недавно приключилось.Я обещала, что смешливмой будет слог — он стал прискорбен.Вдруг ноздри вспомнили самшит[254],вцепившийся во встречу с морем,вернее — он препоной был,меня не допускавшей к морю.Его, как море, возлюбилмой нюх, что я от моря скрою.Прогоркло-приторный настой,подача корма нищим легким,дремучий, до-античный сон,но в схватке с беззащитным локтем.Во вздохе осени сошлисьбольничный двор с румяным кленоми узник времени — самшит.Нетрудно слыть вечнозеленым,но труд каков — вкушая тленотживших, павших и опавших,утешиться поимкой в пленподатливых колен купальщиц.Чем прибыль свежести сплошней,тем ярче пряность, терпкость, гнилость.Скончанье дня скончаньем днейпрозрачно виделось иль мнилось.В ночи стенание машинтомит и обостряет совесть.Как сгусток прошлого — самшит —усильем ребер вновь освоить?Там озеро звалось: Инкити ресторан, где танцевалигрузин с абхазкою, испивнесходства «Псоу»[255] с «Цинандали»[256].Беспечность младости вольнавпасть в смех безвинный, неподсудный.Зрел плод вина, но и войнамежду Бичвинтой и Пицундой.В уме не заживает мысль:зачем во прахе, а не вживекраса и стать спартанских мышцИраклия Амирэджиби[257]?Не сытый знаньем, что отец —вовеки беглый каторжанин,антропофага[258] зев отверсти свежей крови ждет и жаждет.Зачем, за что земли вовнутрь,терзаемые равной раной,ушли — селенья Члоу внуки внук Ираклия Ираклий?Зиянье горл: — Зачем? За что?О Боже! — вопиет — о Гмерто! —И солнце за луну зашло,ушло в уклончивость ответа.Ад знает, кто содеял взрыв,и ангелами возлетели,над разумом земли возмыв,те, что почили в колыбели.Пока людей с людьми разладумеет лишь в мишень вглядеться,ужель не упасет АллахЧечни безгрешного младенца?Неравновесия недугзлом превозможет здравость смысла.Так тяжесть розных ведер двухгнетет и мучит коромысла.Так акробат, роняя шест,жизнь разбивает о подмостки.Так все, что драгоценно есть,непрочно, как хребет в подростке.Перо спешит, резвей спешитпульс, понукаемый догадкой:разросшись, как проник самшитв день сентября двадцать девятый?Сей день вернулся в бывший день:в окне моем без промедленьясветало. Не в окно, не дэв,не в дверь — сквозь дверь внеслась Медея.Вид гостьи не был мне знаком,незваной и непредвестимой,но с узнаваемым цветком —не с Тициана ли гвоздикой?И с иберийским образком:смугл светлый лик Пречистой Девы.Те, коих девять, прочь! Тайкомкрещусь, как прадеды и деды —по русской линии, вполне льпрокис в ней привкус итальянства?Иль, разве лишь во ржи полей,в ней мглы и всполохи таятся?Татарства полу-иго свестьс ума сумеет грамотея.Как просто знать, что есть не смесь,а слиток пращуров — Медея.К тому же — здесь. В ней пышет зной,ко мне нагрянувший метелью.Какой ее окликнул зов?Что привело ко мне Медею?Все просто. Тех приморских днейона — чувствительный свидетель.Платок я подарила ей.Сей талисман завещан детям.О том на память, что морявлюбляются в купальщиц вялость,«Грузинских женщин имена»стихотворение сбывалось.Я знаю странный свой удел:как глобус стал земли моделью,мой образ — помысел людейо большем — обольстил Медеюи многих, коим прихожусьоткрыткой, слухами, портретом,иль просто в пустоте кажусьвоображаемым предметом.Весь мой четырехстопный ямб —лишь умноженья упражненье:он простодушно множит явьна полночи сквозняк и жженье.Он усложняется к утру.Читатель не предполагаеми не мерещится уму,ум потому и не лукавит.Но как мне быть? Все горячей,обняв меня, Медея плачет,смущая опытность врачейраздумьем: что все это значит?Смогу ли разгадать саманадзором глаз сухих и строгих,что значат клинопись письмаи тайнописи иероглиф?Быть может, некий звездочетсоединил меня с ошибкойсозвездий? Чем грустней зрачок,тем поведенье уст смешливей.Пред тем, как точку сотворю,прерваться должно — так ли, сяк ли.Сгодится точка сентябрю:страница и сентябрь иссякли.

Авелум[259]

Отару Чиладзе

Явилось торжество и отшумелона перепутье новогодних лун.Да, только одиночество шумерамогло придумать слово «Авелум».

В чем избранная участь Авелума —живущий врозь и вольно, или как?Не вместе, не вдвоем, не обоюдно?Пусть будет неприкаянным в стихах.

Так свой роман нарек Отар Чиладзе.Давненько мы не виделись, ау!Печального признанья начинаньеловлю, преображенное в молву.

А помнишь ли, Отар, как наш хабази[260] —схож с обгоревшим древом, сухопар —нырял в полымя пасти без опаскии был невидим — лишь высокопят.

Как молодость сурова и свободна:лик Анны, улыбающейся мне,застолий наших остров — дом Симона,цирк, циркулем очерченный в окне.

Или другой холодной ночи жженье —высокогорный, с очагом, духан.Снегов официантку звали: Женя, —внимавшую то пенью, то стихам.

Я обещала с ней не расставаться —беспечному в угоду кутежу,и, клятве легкомысленной согласно,вот — слово мимолетное держу.

А после — звезды звездами сменялись,и, под присмотром Бога самого,мы пропасти касались и смеялись,разбившись над ущельем Самадло.

И впрямь смешно — легко, а не сторожконад бездной притягательной висеть.В снегу была потеряна сережка —ты не нашел, зато сумел воспеть.

Осталась в долгопамятном поминегрядущей жизни маленькая треть.Моя свеча — прилежна, ей понынесопутствует Галактиона тень.

Я сумрачно тоскую по Тбилиси,Метехи вижу, веки притворив.Хочу спросить: наития сбылись ливсех дэвов — в шапке вымыслов твоих?

Когда я снова полечу-поеду —средь времени отрав или отрад!Отар, пошли мне чудную поэму!Или меня отринул ты, Отар?

Не быть мне ни повинной, ни подсуднойпред роком, чей пригляд неумолим,пред распрей меж Бичвинтой и Пицундой,пред городом твоим, но и моим.

Так, при свече, с любовью и печалью,в ночи от хвойных празднеств затаясь,— Рогора хар[261]? — тебя я вопрошаю.Да, авелум — когда бы не Тамаз.

Но есть и я. И свет небесный — с нами.Душа, как снег — и твой, и мой, — свежа.Нечаянно содеяла посланьето ль я, то ли иссякшая свеча.

1999

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});