Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

Я прочту два стихотворения — одно Тициана Табидзе — «Маш гамарджвеба» по-грузински, — «Итак, да здравствует»:

Брат мой, для пенья пришли, не для распрей,для преклоненья колен пред землёю,для восклицанья:— Прекрасная, здравствуй,жизнь моя, ты обожаема мною!

Кто там в Мухрани насытил мараниалою влагой?                Кем солнце ведомо,чтоб в осиянных долинах Арагвизрела и близилась алавердоба?

Кто-то другой и умрёт, не заметив,смертью займется, как будничным делом…О, что мне делать с величием этимгор, обращающих карликов в дэвов?

Господи, слишком велик виноградник!Проще в постылой чужбине скитаться,чем этой родины невероятнойвидеть красу и от слёз удержаться.

Где еще Грузия — Грузии кроме?Край мой, ты прелесть                          и крайняя крайность!Что понукает движение кровив жилах, как ты, моя жизнь, моя радость?

Если рождён я — рождён не на время,а навсегда, обожатель и раб твой.Смерть я снесу, и бессмертия бремяне утомит меня… Жизнь моя, здравствуй!

И второе — мое:

Сны о Грузии — вот радость!И под утро так чиставиноградовая сладость,осенившая уста.

Ни о чём я не жалею,ничего я не хочу —в золотом Свети-Цховелиставлю бедную свечу.

Малым камушкам во Мцхетавоздаю хвалу и честь.Господи, пусть будет этовечно так, как ныне есть.

Пусть всегда мне будут в новостьи колдуют надо мноймилой родины суровость,нежность родины чужой.

Что же, дважды будем живы —двух неимоверных странречь и речь нерасторжимы,как Борис и Тициан.

1977

ТИФЛИС

Отару и Тамазу Чиладзе

Как любила я жизнь! — О любимая, длись! —я вослед Тициану твердила.Я такая живучая, старый Тифлис,твое сердце во мне невредимо.

Как мацонщик[271], чей ослик любим, как никто,возвещаю восход и мацони.Коль кинто не придет, я приду, как кинто,веселить вас, гуляки и сони.

Ничего мне не жалко для ваших услад.Я — любовь ваша, слухи и басни.Я нырну в огнедышащий маленький адза стихом, как за хлебом — хабази.

Жил во мне соловей, всё о вас он звенел,и не то ль меня сблизило с вами,что на вас я взирала глазами зверейтой породы, что знал Пиросмани.

Без Тифлиса жила, по Тифлису томясь.Есть такие края неужели,где бы я преминула, Отар и Тамаз,вспомнить вас, чтоб глаза повлажнели?

А когда остановит дыханье и речьта, последняя в жизни превратность,я успею подумать: позволь умеретьза тебя, мой Тифлис, моя радость!

1978

ГРУЗИНСКИХ ЖЕНЩИН ИМЕНА

Там в море паруса плутали,и, непричастные жаре,медлительно цвели платаныи осыпались в ноябре.

Мешались гомоны базара,и обнажала высотапереплетения базальтаи снега яркие цвета.

И лавочка в старинном паркебела вставала и нема,и смутно виноградом пахлигрузинских женщин имена.

Они переходили в лепет,который к морю выбегали выплывал, как черный лебедь,и странно шею выгибал.

Смеялась женщина Ламара,бежала по камням к воде,и каблучки по ним ломала,и губы красила в вине.

И мокли волосы Медеи,вплетаясь утром в водопад,и капли сохли, и мелели,и загорались невпопад.

И, заглушая олеандры,собравши всё в одном цветке,витало имя Ариадныи растворялось вдалеке.

Едва опершийся на сваи,там приникал к воде причал.«Цисана!» — из окошка звали,«Натэла!» — голос отвечал…

1957

«Смеясь, ликуя и бунтуя…»

Смеясь, ликуя и бунтуя,в своей безвыходной тоске,в Махинджаури[272], под Батуми,она стояла на песке.

Она была такая гордая —вообразив себя рекой,она входила в море голаяи море трогала рукой.

Освободясь от ситцев лишних,так шла и шла наискосок.Она расстегивала лифчик,чтоб сбросить лифчик на песок.

И вид ее предплечья смутногодразнил и душу бередил.Там белое пошло по смуглому,где раньше ситец проходил.

Она смеялася от радости,в воде ладонями плеща,и перекатывались радугиот головы и до плеча.

1957

СНЫ О ГРУЗИИ

Сны о Грузии — вот радость!И под утро так чиставиноградовая сладость,осенившая уста.Ни о чем я не жалею,ничего я не хочу —в золотом Свети-Цховелиставлю бедную свечу.Малым камушкам во Мцхетавоздаю хвалу и честь.Господи, пусть будет этовечно так, как ныне есть.Пусть всегда мне будут в новостьи колдуют надо мнойродины родной суровость,нежность родины чужой.

1960

СПАТЬ

Мне — пляшущей под мцхетскою луной,мне — плачущей любою мышцей в теле,мне — ставшей тенью, слабою длиной,не умещенной в храм Свети-Цховели,мне — обнаженной ниткой серебра,продернутой в твою иглу, Тбилиси,мне — жившей, как преступник, — до утра,озябшей до крови в твоей теплице,мне — не умевшей засыпать в ночах,безумьем растлевающей знакомых,имеющей зрачок коня в очах,отпрянувшей от снов, как от загонов,мне — с нищими поющей на мосту:«Прости нам, утро, прегрешенья наши.Обугленных желудков нищетупозолоти своим подарком, хаши»,мне — скачущей наискосок и вспятьв бессоннице, в ее дурной потехе, —о Господи, как мне хотелось спатьв глубокой, словно колыбель, постели.Спать — засыпая. Просыпаясь — спать.Спать — медленно, как пригублять напиток.О, спать и сон посасывать, как сласть,пролив слюною сладости избыток.Проснуться поздно, глаз не открывать,чтоб дальше искушать себя секретомпогоды, осеняющей кроватьпока еще не принятым приветом.Как приторен в гортани привкус сна.Движенье рук свежо и неумело.Неопытность воскресшего Христаглубокой ленью сковывает тело.Мозг слеп, словно остывшая звезда.Пульс тих, как сок в непробужденном древе.И — снова спать! Спать долго. Спать всегда,спать замкнуто, как в материнском чреве.

1960

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});