День Дьявола - Эндрю Майкл Хёрли

еще не пришла в себя. Всю ночь она ходила в туалет, надевала футболку и свитер, потому что ей было холодно, и снова снимала, потому что становилось слишком жарко, открывала окно, закрывала его, разглядывала балки под крышей. Отец в это время паял что-то в мастерской. У остальных были сомнения на ее счет, но я понимал, что она никому не расскажет. И она тоже это понимала. Вот почему ей было так страшно. Никогда в ее жизни ей не поверяли так много, и теперь, под тяжестью полученного знания, я думаю, она начала осознавать, что могла без труда разрушить Эндландс собственными руками.

Я отвел ее на кухню, усадил на стул и налил ей воды. Она с сомнением взглянула на Грейс, но девочка улыбнулась в ответ и стала вертеть цепочку с медальоном.

– Я так понимаю, Кен Штурзакер послал Билла подальше, да? – сказала Лиз.

– Можно сказать и так, – ответил я.

– А Дугласа похоронили? – спросила Грейс.

– Да, – сказал я, – за домом.

– Ну что ж, может быть, на этом все закончится, – предположила Анжела. – Бог даст, Штурзаке-ры оставят нас в покое.

Грейс встала за спиной Кэт и обвила ее шею руками.

– Мы можем пойти теперь, раз дядя Джон вернулся? – спросила она. – Я хочу показать тете Кэтрин лес.

Кэт начала было пить из стакана, который я ей дал, но отрыгнула, и вода потекла у нее по подбородку.

– Что с вами, тетя Кэтрин? – Грейс уселась рядом с Кэт. – Это ребеночек? Из-за него вас тошнит?

– А я неделями подряд так себя чувствовала, – сказала Анжела. – Никакая еда во мне больше пяти минут не задерживалась.

– Со мной было то же самое, – отозвалась Лиз. – Спрашивается, и зачем все это надо?

– А вы уже чувствуете, как он шевелится? – спросила Грейс.

– Нет, – сказала Кэт, вытирая рукавом воду.

– Можно, я попробую? – спросила Грейс, и, прежде чем Кэт успела сказать «нет», девочка приложила руку к ее животу.

– Там что-то есть! – объявила она. – Я чувствую, как бьется сердце.

– Что ты болтаешь, – сказала Лиз, – ты свое, скорее всего, чувствуешь.

– Еще рано, – сказала Анжела. – Пройдет самое меньшее месяц, прежде чем она почувствует, как ребеночек шевелится.

– Вот же, – сказала Грейс, прижимая руку Кэт к ее животу. – Я же правильно сказала?

– Я ничего не чувствую, – ответила Кэт.

Грейс нагнулась и стала слушать.

– Остановилось теперь, – сказала она. – Надеюсь, все в порядке.

– Ну конечно, в порядке, – сказала Анжела. – Надевай пальто.

– Вы идете, тетя Кэтрин? – спросила Грейс.

Кэт кивнула и, просунув руку себе под рубашку, попыталась определить, что же умудрилась почувствовать Грейс.

Мы поехали по дороге, оставив позади ферму, в сторону леса и на поле у опушки встретились с Биллом и Лорел. Земля еще блестела после паводка, но края уже просохли, и мы гуськом прошли к деревьям. В старом корыте для водопоя мелькали одно за другим наши отражения. Грейс держала Кэт за руку и вела ее вдоль зеленой изгороди. Она говорила, что летом они могли бы прийти сюда собирать ежевику, когда Кэт приедет на сбор урожая. Маленький ведь уже родится. А маленькие едят ежевику? Им нравятся ягоды? А тете Кэтрин нравится ежевика? Только после Михайлова дня ее уже нельзя есть. Никто ее тогда уже не ест.

Старик каждый год рассказывал мне это поверье. Архангел Михаил сбросил Люцифера с небес прямо в колючую ежевику. И тогда в ярости Дьявол помочился на ягоды, и они прокисли.

– Когда подошел конец сентября, Джонни-паренек, – говорил Старик, – сколько бы ягод ни висело на кустах, ты оставь их птицам, понял?

А дальше следовал рассказ, как его знакомые деревенские мальчишки после школы пришли собирать ежевику, набили пузо ягодами и потом неделю писали горячей кровью.

Анжела окликнула Грейс и обратила ее внимание на стаю гусей, пролетающих над долиной. Птицы летели очень низко над лесом, и эхо разносило их крики по горам. Мы остановились и подняли головы.

– Они летят из самой Исландии, тетя Кэтрин, – сказала Грейс, и Кэт улыбнулась ей и замедлила шаг: она хотела поговорить со мной.

– Грейс с утра очень странно себя ведет, – сказала она.

– А мне она кажется очень довольной, – возразил я. – Сегодня День Дьявола, и Джефф должен вернуться домой. Она возбуждена, вот и все.

– Я имею в виду, странно ведет себя со мной, – пояснила Кэт.

– В каком смысле?

– Ты не видел, как она улыбалась, когда сказала, что больше не чувствует, как шевелится беби? – сказала Кэт. – Она специально старается встревожить меня.

– Зачем ей это надо?

– Она взбудоражена, Джон, – сказала Кэт. – Я уверена, она знает намного больше о том, что произошло весной, чем делает вид.

– Никто ей ничего не говорил.

– А ей это и не нужно. Она хитрая, как лисица, – настаивала Кэт. – Вот догадалась же она, что я беременна. И она явно подслушивает чужие разговоры.

– Как только Джефф вернется, все изменится, – сказал я.

– Нет, Джон, тут что-то не то, – сказала Кэт. – И этот запах. И все время глаз с меня не сводит.

– Кэт, если ты до сих пор не поняла, что она влюблена в тебя…

– Нет, не то, – перебила Кэт. – Она как будто оценивает меня.

Грейс махала ей, подзывая к калитке в ограде.

– Просто помоги ей радоваться дню, – сказал я.

По сложившейся традиции утро Дня Дьявола мы должны проводить в Салломском лесу, собирая листья и кусочки коры, желуди и мшистые ветки. Потом все это поджигается, поднимается смрад, который, попадая Окаянному в нос, будит его. Эту работу поручали детям, чтобы они были при деле, пока не зажгут костер и начнется праздничное пение. Кэт не очень хотелось уходить от меня, но Лорел взяла ее под руку, и вместе они пошли помогать Грейс собирать хворост в пластиковый пакет, который девочка принесла с собой.

Когда они углубились в папоротники, мы с Отцом и Биллом отправились к реке, чтобы попытаться собрать то, что уцелело после пожара. Мы предполагали сложить остатки деревьев на Задке архангела и потом приехать с прицепами, чтобы развезти их по фермам.

Шум реки усиливался, по мере того как мы подходили все ближе к местам, уничтоженным пожаром. Дождь промочил золу насквозь, и образовавшееся дегтеобразное месиво плескалось у нас под ногами между обгорелых пеньков. Некоторые деревья сгорели до угля, а то, что можно было отломить, превращалось в ладонях в пыль.

Отец и Билл промеряли шагами сгоревшее пространство, чтобы оценить размер ущерба, и сошлись на том, что ширина уничтоженной полосы леса составляет порядка ста ярдов. Могло быть намного хуже, но всеравно потребуется время, чтобы лес вырос заново, а в ближайшие годы эту полосу придется помечать на картах.

– Что применили? – спросил я. – Бензин?

– Бог его знает, – сказал Отец. – Занялось быстро, чем бы там ни полили.

– Господи Иисусе, – сказал Билл, глядя на ряд обуглившихся деревьев. – Тут и за неделю все не спилишь.

– А ты надеялся за