Полиция - Ю Несбё

— Да?

Катрина почувствовала, как кровь быстрее побежала по венам. К черту все слабые теории, здесь есть hard evidence.[57]

— К сожалению, нам не удалось выделить ДНК.

— Что? — Ей на голову как будто вылили ведро ледяной воды. — Но… но в жвачке должно быть полно слюны!

— Так иногда бывает, к сожалению. Мы, конечно, можем проверить еще раз, но с этими убийствами полицейских…

Катрина отключилась.

— Они ничего не нашли в жвачке, — тихо произнесла она.

Бьёрн и Беата кивнули. Катрине показалось, что на лице Беаты она заметила тень облегчения.

В дверь постучали.

— Да! — прокричала Беата.

Катрина уставилась на железную дверь. У нее появилась внезапная уверенность, что за дверью находится он. Высокий, светловолосый. Он передумал и пришел спасти их из бедственного положения, в котором они оказались.

Железная дверь открылась, и Катрина выругалась про себя. В помещение вошел Гуннар Хаген.

— Как дела?

Беата потянулась, подняв руки вверх:

— Валентина сегодня не было в трамваях одиннадцатого и двенадцатого маршрутов, и опрос не дал никаких результатов. Весь вечер в трамваях будут ездить наши люди, но больше надежды на то, что он появится завтра утром.

— Следственная группа задает мне вопросы об использовании полицейских в трамваях. Их интересует, что происходит и связано ли все это с убийствами полицейских.

— Слухи разлетаются быстро, — сказала Беата.

— Даже слишком быстро, — заметил Хаген. — Об этом станет известно Бельману.

Катрина уставилась на монитор. Шаблон, рисунок, образец. В этом ведь была ее сила, именно так она в тот раз вышла на след Снеговика. Значит, так. Единица и ноль. Две цифры в паре. Может быть, десять? Пара цифр, повторяющаяся несколько раз. Несколько раз. Несколько…

— Поэтому я доложу ему о Валентине уже сегодня вечером.

— Что это будет означать для нашей группы? — спросила Беата.

— Появление Валентина в трамвае не является нашей ошибкой, мы должны действовать. Но в то же время группа выполнила свою работу. Она выяснила, что Валентин жив, и обеспечила нам главного подозреваемого. И если мы не поймаем его сейчас, существует возможность того, что он появится в Берге. Теперь работать будут другие ребята.

— А как насчет poly-ti? — сказала Катрина.

— Что, прости? — негромко произнес Хаген.

— Столе говорит, что пальцы пишут то, над чем работает подсознание. Валентин написал несколько десяток друг за другом. «Poly» означает «много», «ti» — «десять». Получается «poly-ti». То есть норвежское слово «полиция». В нашем случае это может означать, что он планирует и дальше убивать полицейских.

— О чем она говорит? — спросил Хаген, обращаясь к Столе.

Столе Эуне пожал плечами:

— Мы пытаемся истолковать знаки, которые Валентин нарисовал на трамвайном стекле. Сам я думаю, что он написал слово «DШ», «умри». Но что, если сочетание единиц и нолей просто кажется ему красивым? Человеческий мозг — это четырехмерный лабиринт. Все в нем бывали, но никто не знает дороги.

Катрина шла по улицам Осло к полицейскому общежитию в районе Грюнерлёкка, не обращая внимания на кипящую вокруг жизнь, на лихорадочно смеющихся людей, спешащих отпраздновать приход короткой весны и коротких выходных и насладиться жизнью, пока она не кончилась.

Теперь она была уверена, что знала, почему они так увлеклись этим идиотским «кодом». Потому что им отчаянно хотелось найти связь между вещами, придать им смысл. Но что еще важнее, потому что ничего другого у них не имелось. И они пытались выжать из камня содержимое, которого в нем не было.

Взгляд ее скользил по тротуару, каблуки чеканили ритмический узор заклинания: «Еще один раз, гад. Нанеси еще один удар».

Харри схватил ее за длинные волосы. Они были такими блестящими, густыми, черными и мягкими, что казалось, он держит в руке бухту троса. Он потянул руку на себя, ее голова поднялась вверх, а он посмотрел на узкую вогнутую поясницу и свернувшийся змеей под блестящей потной кожей позвоночник. Он произвел еще один толчок. Ее стон был похож на низкочастотный рык, поднявшийся из глубины груди: яростный тревожный звук. Иногда они занимались любовью спокойно, тихо, лениво, как в медленном танце. А иногда они словно сражались. Как сегодня. Ему казалось, что ее возбуждение порождает новое возбуждение, и когда она бывала такой, как сегодня, заниматься с ней сексом было все равно что пытаться потушить пожар бензином, возбуждение нарастало, выходило из-под контроля, и иногда ему в голову закрадывалась мысль, что ничем хорошим это, черт возьми, не кончится.

Ее платье валялось на полу у кровати. Красное. Она была так прекрасна в красном, что он почти сожалел об этом. Босоногая. Нет, она не была босоногой. Харри наклонился и вдохнул ее запах.

— Не останавливайся, — простонала она.

«Опиум». Ракель рассказывала, что горький запах придают капли смолы, выделяющейся из коры одного арабского дерева. Нет, не смолы, а слез. Слез принцессы, сбежавшей на Арабский Восток из-за запретной любви. Принцесса Миррха. Мирра. Ее жизнь, конечно, закончилась печально, но Ив Сен-Лоран за литр ее слез платил огромные деньги.

— Не останавливайся, возьми…

Она схватила его ладонь и прижала к своему горлу. Он тихонько сжал руку и ощутил пульсацию вен и напряженность мышц ее тонкой шеи.

— Крепче! Кре…

У нее перехватило дыхание, когда он сделал то, о чем она просила. Он знал, что перекрыл подачу кислорода к ее мозгу. Это ее дело, он поступал так и получал от этого удовольствие, потому что знал, что она получает от этого удовольствие. Но сейчас кое-что было по-другому. У него появилась мысль, что она полностью находится в его власти. Что он может сделать с ней все что угодно. Он посмотрел на ее платье, валяющееся на полу. Красное платье. Харри почувствовал нарастающее напряжение и понял, что не сможет долго сдерживаться. Он закрыл глаза и представил себе ее, стоящую на четвереньках и медленно поворачивающуюся. Представил, как она поворачивается к нему лицом, а ее волосы меняют цвет и он понимает, кто перед ним. Глаза закатились, на шее — синие отметины, которые стали видны во вспышке камеры полицейского криминалиста.

Харри кончил и убрал руку с ее горла. Но Ракель оставалась на месте. Она замерла и задрожала, как хищник за секунду до того, как рухнуть на землю. А потом она умерла. Повалилась вперед лбом на кровать, горько всхлипнув, и осталась в такой позе, словно склонилась в молитве.

Он вышел из нее. Ракель застонала, перевернулась и с укором посмотрела на него. Обычно он не выходил из нее до тех пор, пока она не была готова к разделению.

Харри быстро чмокнул ее в шею, выскользнул из кровати, прихватил трусы фирмы «Пол Смит», которые она купила ему в аэропорту по дороге из Женевы в Осло, нашел пачку «Кэмела» в джинсах «Рэнглер», висящих на стуле. Потом он вышел из спальни и спустился в гостиную, уселся в кресло и выглянул в окно, за которым стояло самое темное время ночи, но все-таки не настолько темное, чтобы он не мог различить очертания хольменколленских холмов на фоне неба. Харри прикурил. Почти сразу же он услышал за своей спиной звук ее шаркающих шагов.

— Что-то случилось?

— Нет.

Она уселась на ручку кресла и прижалась носом к ямке у него на шее. Кожа ее все еще была горячей и пахла Ракелью и сексом. И слезами принцессы Миррхи.

— «Опиум», — произнес он. — Ничего себе названьице для духов.

— Они тебе не нравятся?

— Да нет… — Харри выпустил дым в потолок. — Но они немного… своеобразные.

Она подняла голову и посмотрела на него:

— И ты только сейчас это говоришь?

— Я раньше над этим не думал. Да в общем-то, и сейчас не думал. Пока ты не спросила.

— Дело в спирте?

— В смысле?

— Алкоголь в духах, это он…

Харри отрицательно покачал головой.

— Но за этим что-то кроется, — сказала Ракель. — Я знаю тебя, Харри. Тебя что-то беспокоит. Только посмотри, как ты куришь, друг мой, всасываешь в себя содержимое сигареты так, как будто в ней заключена последняя капля воды на земле.

Харри улыбнулся и погладил ее по покрытой мурашками спине. Она легко коснулась губами его щеки.

— Ну, раз это не алкогольная абстиненция, значит это второе.

— Второе?

— Полицейская абстиненция.

— А, это, — протянул он.

— Дело в убийствах полицейских, так ведь?

— Беата приходила и уговаривала меня поработать. Она сказала, что говорила с тобой по телефону до того, как прийти сюда.

Ракель кивнула.

— И ты дала ей понять, что для тебя это не проблема, — договорил Харри.

— Я сказала, что решение за тобой.

— Ты забыла о нашей клятве?

— Нет, но я не могу заставить тебя соблюдать клятву, Харри.