Полиция - Ю Несбё

— Н-да? Ты уверена?

— Бьёрн…

— Прости. И где?

— В трамвае, который следует мимо Фрогнер-парка в сторону Майорстуа.

— А чего это ты там делаешь в такое время?

— На этот счет не беспокойся. Ты на работе?

— Да.

— Это трамвай двенадцатого маршрута. Узнай, где он сейчас, и перехвати его. Он не должен уйти.

— Хорошо, я вычислю остановки и пошлю ориентировку на Валентина патрульным машинам.

— Вот тут загвоздка.

— И какая же?

— Ориентировка. Он изменился.

— Что ты хочешь сказать?

— Пластическая операция. Довольно значительная. К примеру, он может ходить по Осло неузнанным. Пошли мне сообщение о том, где будет остановлен трамвай, и я подъеду и укажу на него.

— Принято.

Беата засунула телефон обратно в карман. Только сейчас она заметила, как тяжело дышит. Она прислонилась затылком к сетке ограждения корта. Перед ней во все стороны двигались утренние потоки транспорта, как будто ничего не случилось. Как будто тот факт, что убийца только что обнаружил себя, не имел ровным счетом никакого значения.

— Куда они подевались?

Беата оторвалась от решетки и повернулась к обладателю трескучего голоса.

Старик вопросительно смотрел на нее.

— Куда они все подевались? — повторил он.

И, заметив боль в его взгляде, Беата быстро проглотила появившийся в горле комок.

— Вы думаете, — сказал он, помахивая ракеткой, — они ушли на другой корт?

Беата медленно кивнула.

— Да, скорее всего, — произнес он. — Я должен быть не здесь. Они на другом корте. Они меня там ждут.

Беата смотрела на его узкую спину, двигавшуюся в сторону выхода с корта.

Потом она сама быстрым шагом направилась к Майорстуа. И хотя в голове у нее носились мысли о том, где сейчас может находиться Валентин, откуда он явился и насколько они сейчас близки к его поимке, она не могла избавиться от отзвуков тихого голоса старика: «Они меня там ждут».

Миа Хартвигсен изучающе смотрела на Харри Холе.

Она сложила руки на груди и встала вполоборота к нему. Вокруг патологоанатома лежали большие синие пластиковые емкости с отрезанными частями тела. Студенты уже ушли из кабинета Анатомического института, расположенного на первом этаже Национальной больницы, а теперь явилось это эхо из прошлого с судебно-медицинским отчетом об Асаеве под мышкой.

Язык ее тела был таким недружелюбным не потому, что Миа Хартвигсен не любила Холе, но потому, что он пришел с проблемой. Как обычно. Когда Холе был следователем, его явление всегда означало массу работы, сжатые сроки и хорошую возможность оказаться у позорного столба за ошибки, в которых была только малая доля ее вины.

— Я говорю, что мы произвели вскрытие Рудольфа Асаева, — сказала Миа, — и очень тщательно.

— Недостаточно тщательно, — ответил Харри, опуская отчет на один из блестящих металлических столов, на которых студенты недавно резали человеческое мясо.

Из-под пледа торчала мускулистая рука, отрезанная ниже плеча. Харри разобрал буквы на бледной татуировке: «Too young to die».[41] Ну что же. Может быть, кто-то из байкерской банды «Лос Лобос», попавший в разборки Асаева с конкурентами.

— И что же заставляет вас думать, что недостаточно тщательно, Холе?

— Прежде всего, вы не смогли указать причину смерти.

— Вы прекрасно знаете, что иногда тело просто-напросто не дает нам никаких подсказок. Но это не обязательно значит, что смерть наступила не по естественным причинам.

— А самым естественным в данном случае было бы то, что кто-то отнял у него жизнь.

— Я знаю, что потенциально он являлся главным свидетелем, но вскрытие проходит по определенным правилам, которые не подвержены воздействию подобных обстоятельств. Мы находим то, что находим, и ничего другого. Патологоанатомическая наука не для дилетантов.

— Кстати о науке, — сказал Холе, присаживаясь на стол. — Она основывается на проверке гипотез, не так ли? Люди придумывают теорию, а потом проверяют, верна она или нет. Правильно?

Миа Хартвигсен отрицательно покачала головой. Не потому, что он был неправ, а потому, что ей не нравилось направление, в каком пошел этот разговор.

— Моя теория, — продолжал Холе с якобы невинной улыбкой, придававшей его лицу выражение мальчишки, который собирается уговорить маму подарить ему на Новый год ядерную бомбу, — заключается в том, что Асаева убил человек, хорошо знакомый с вашими методами работы и знающий, как сделать так, чтобы вы наверняка ничего не обнаружили.

Миа переменила позу и повернулась к нему другим плечом:

— И?

— И как бы вы сделали это, Миа?

— Я?

— Вы знаете все тонкости. Как бы вы обманули саму себя?

— Я под подозрением?

— Пока да.

Она почувствовала, как губы ее начинают расплываться в улыбке, и быстро вернула лицу серьезное выражение. Вот ловкач.

— Орудие убийства? — спросила она.

— Шприц, — ответил Холе.

— О? Почему?

— Что-нибудь связанное с анестезией.

— Ну хорошо. Мы можем обнаружить практически все вещества, особенно когда начинаем вскрытие так рано, как в этом случае. Единственная возможность, которую я вижу…

— Да?

Он улыбался так, будто уже получил то, что хотел. Он раздражал ее. Про такого никогда не знаешь, дать ему пощечину или поцеловать.

— Шприц с воздухом.

— Что это?

— Самый старый и по-прежнему лучший фокус из учебника. Ты вводишь из шприца в вену столько воздуха, чтобы воздушный пузырь перекрыл ее. Если он будет держать вену перекрытой достаточно долго, кровь перестанет поступать в жизненно важные органы, такие как сердце и мозг, и человек умрет. Быстро и без следов каких-нибудь посторонних веществ. А воздушный пузырь необязательно запускать извне, он может возникнуть в организме сам по себе. Case closed.[42]

— Но след от укола будет виден.

— Если сделать укол самой тонкой иголкой, то след от нее можно обнаружить лишь при пристальном изучении всех кожных покровов.

Холе просиял. Мальчишка распечатал подарок и подумал, что получил ядерную бомбу. Миа радовалась.

— Тогда вам надо изучить…

— Мы изучили… — пощечина, — каждый миллиметр. Мы даже проверили шланг от капельницы, потому что воздушный пузырь можно запустить и через него. Нигде не было ни одной дырочки, даже от комариного укуса.

Миа увидела, как лихорадочный свет гаснет в его глазах.

— Простите, Холе, но мы отдавали себе отчет в том, что эта смерть была подозрительной. — Она сделала ударение на слове «была». — А теперь мне надо готовиться к следующей лекции, так что…

— А как насчет места, не покрытого кожей? — спросил Холе.

— Что?

— Что, если он вколол шприц в место, находящееся не на поверхности? В отверстия тела. Рот, анальное отверстие, ноздри, уши.

— Интересно, но в носу и ушах практически нет подходящих кровеносных сосудов. Анальное отверстие — возможно, но шансы выделить жизненно важные органы в этих районах невелики, к тому же нужно обладать отличными знаниями, чтобы обнаружить вену вслепую. Рот — неплохая идея, тем более что от ротовой полости до мозга путь короткий, а это означает быструю и гарантированную смерть, но рот мы всегда проверяем. Там ведь еще имеется слизистая оболочка, и после укола в нее возникает припухлость, которую легко обнаружить.

Миа посмотрела на него и ощутила, что его мозг все еще в поиске, хотя он покорно кивал.

— Приятно снова видеть вас, Холе. Заворачивайте к нам, если будут другие вопросы.

Она подошла к одной из емкостей, чтобы погрузить в спирт высунувшуюся из него руку с растопыренными пальцами.

— Заворачивайте… — раздался у нее за спиной голос Харри.

Миа глубоко вздохнула. Он ее очень раздражал. Она повернулась.

— Он мог воткнуть шприц с обратной стороны, — сказал Харри.

— С какой обратной?

— Вы сказали, что путь до мозга короткий. С обратной стороны. Сзади. Он мог спрятать укол позади.

— Позади чего?

Она замолчала и посмотрела, куда он указывает. Потом закрыла глаза и снова вздохнула.

— Простите, — сказал Харри. — Но статистика ФБР говорит, что в случаях, когда производилось повторное вскрытие потенциальных свидетелей, процент убийств возрастал с семидесяти восьми до девяноста четырех.

Миа Хартвигсен покачала головой. Харри Холе. Проблема. Дополнительная работа. Хорошая возможность оказаться у позорного столба за ошибки, которых она не совершала.

— Здесь, — произнесла Беата Лённ, и такси заехало на тротуар.

Трамвай стоял на остановке «Улица Вельхавена». Одна полицейская машина находилась перед ним, две позади. Бьёрн Хольм и Катрина Братт стояли, опираясь на «амазон».

Беата расплатилась и вышла из такси.