Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют… - Михаил Башкиров

Вальяжно прокатываю и миную одинокую пенсионность.

Но тут возникает из боковой аллеи встречная помеха.

Девяностодевятилетняя – не больше – карга, и тоже с веером, пытается то ли перейти дорогу, то ли меня тормознуть.

Неужто киллер бабулек использует для создания оптимальной ситуации?

И тут я вспомнил слова дока о болтливых старушенциях.

Резко тормознул перед геронтофильным образцом.

– Сыночек, зря ты сюда приехал.

Голос тихий, не вздорный, без маразматической нотки.

Пусть выговорится…

– Гиблое место.

Девяностодевятилетняя сложила веер и посмотрела, близоруко прищурясь, куда-то мимо меня.

За спиной я услышал бодрое шарканье.

Надеюсь, восьмидесятивосьмилетний одуванчик не собирается вогнать мне под лопатку стилет или длинную золотую булавку, превращающую человека в зомби…

Чуть отвалил вбок, чтобы держать обеих старушенций в поле зрения.

– Не бойся, сыночек, мы же тебе добра желаем.

– Добра, – повторила сквозь вставные зубы подоспевшая.

С шизофрениками, людьми преклонного возраста и малыми детишками лучше не вступать в спор и не перерекаться.

– Уезжай поскорей!

– Уноси ноги!

– Сегодня же куплю обратный билет! – пошутил я. – На поезд дальнего следования.

– Хватишься – поздно будет.

– Поздно!

– А в чем, собственно, дело?

Иногда пенсионерки дают самую важную информацию, даже не подозревая об этом.

Лучше соглядатаев не придумать, если делать поправку на склероз, глухоту и смещение дат и событий.

– Проклятие шерстистого носорога!

– Все там будем, – добавила восьмидесятивосьмилетняя смиренница.

– Чье проклятие, родимые? – переспросил я в манере дедка, одной ногой уже опробовавшего тесноту гроба.

– Вот ерепенишься…

– А самого главного не знаешь…

– Откопали его, сердешного…

– Там, где сейчас экспериментальный корпус…

Слово «экспериментальный» далось смиреннице легко, что указывало на стаж, приближенный к науке.

– Откопали носорога…

– Мумифицированного…

Восьмидесятивосьмилетняя бойкость еще и журнальчики почитывает – катастрофо-апокалипсисного направления.

– Хорошо, что не мамонта.

Шутить мне сегодня – не перешутить.

– Хорошо смеется тот…

– Кто вообще не смеется…

Почтенные абсурдистки распахнули веера.

– Сыночек, а тебе известно, что экскаваторщик…

– Тот самый, что наткнулся на мумию…

– Дважды ломал правую руку…

– Кому?

– Себе – кому же еще. Себе!

– А прораб ихний цирроз печени заработал…

– Будучи трезвенником…

– Это аргумент! – сказал я. – Цирроз у трезвенника!

Старушенции продолжали нагнетать жути.

– Мастер участка получил кирпичом по каске…

– Легкое сотрясение мозга…

– Девоньки, а откуда у вас подобные сведения?

– Прораб – зять моей старшенькой…

– Мастер – троюродный брат деверя внучки…

– Тогда – привет жертвам проклятия! Мне пора. Благодарю за трепетную заботу о моем туманном будущем.

– Не за что…

– Береги себя…

– Бабуленьки, а не носорог ли ваш усиленно брюхатит женский контингент?

– Он, милый, он!

– Маньяк шерстистый…

– Только зря ты его в лесу шукаешь…

– По садам он шастает…

– А к вам не заглядывал?

– Упаси…

– И помилуй…

– Вы же за детородной чертой.

– Но иногда вспомнишь молодость…

– Ох, и баловник был мой четвертый муж!..

– Ни одной юбки не пропускал, охальник…

– И ты с ним спала, дура!

– Совратил с пути истинного, сладострастник…

– Бабульки, пишите-ка лучше мемуары, – посоветовал я. – Сейчас это модно.

Вечерний геронтологический ужас миновал, но что-то ждало впереди…

Глава 12 Пещерная близость

Устроился перед входом в пещеру на прежнем, обжитом еще вчера месте.

Рюкзак с альбомом я на этот раз не снимал.

Приятно, когда спина прикрыта Святыми Себастьянами, пусть и глянцевыми.

Настало время побеседовать с генеральской призрачностью.

Шеф возник незамедлительно в виде химеры – дальнозоркая головушка покоилась между погон.

– Алексей Николаевич, я хотел бы уточнить кое-какие детали.

С шефом, даже миражным, лучше быть предельно вежливым.

– Уточняй.

– Тут, понимаете, акулий зуб вызвал определенные сомнения.

– Да, правильно мыслишь. И не только зуб.

– Выходит, покушение как бы не совсем покушение?

– Допустим, что инсценировка.

– Просто уводят по ложному пути?

– А ты прикинь, сколько тебе надобно времени, чтобы опросить всех арбалетчиков из клуба.

– С подходом и втиранием в доверие – не меньше трех недель.

– Вот и мотив для покушения.

– А зуб?

– Для убедительности.

– Мол, если подброшенная улика переводит стрелки с Клуба Веселых Арбалетчиков на ихтиозавра…

Шеф не заметил оговорки.

Шеф закончил фразу за меня:

– … то списки клуба требуют особо тщательной проработки.

– Алексей Николаевич, но я думаю, стрелок прокололся с зубом.

– Ты про день рождения Зинаиды?

– Получается, тот, кто подкинул зуб, должен был присутствовать в момент вручения такого весьма оригинального подарочка.

– А может, кому Зинаида похвасталась?

– Зубом-то акульим?

– Или, наоборот, высказала разочарование.

– Нет, вряд ли, такая особа ни с кем откровенничать не станет.

– Ты, конечно, – исключение?

– В каком-то роде.

– А может, стрелок, похищая зуб, хотел вывести тебя на Зинаиду?

– Для чего?

– Ну, чтоб ты ей нервишки попортил.

– Значит, она и стрелку отказала?

– А ты никак влюбился.

– В кого?

– Не в меня же.

– Что вы, Алексей Николаевич.

– Ну смотри.

– Круг сужается.

– Пока не очень. Скажи-ка, Денис Денисович Веркутин, где самое уязвимое место твоих построений?

– Догадываюсь.

Я припомнил трехлетнего мальчугана, провожавшего меня от дока.

– Почему я вбил себе в башку, что вся эта арбалетная хренотень связана с насильным оплодотворением?

– И приплел к делу еще и пещеру.

– Нет, пещера – дело принципа.

– Лучше занялся бы дневником утопленника.

– Наверняка дневник уничтожен.

– Вряд ли.

– А где утопленник его запрятал? В роддоме?

– Копай глубже.

Генеральская дальнозоркая голова отправилась исполнять служебные обязанности.

А вот погоны остались.

И как выяснилось, на всю длинную, скучную, засадную ночь.

Я как-то притерпелся к мерцающим на уровне бровей генеральским звездам без кителя, лампасов и орденских планок.

Привык – ну, почти – к нудным комарам, не умеющим ничего, кроме как высасывать из хороших людей кровь.

Смирился с завтрашней дневной участью.

Все равно придется обойти с десяток арбалетчиков, дабы не разочаровать хитрущего стрелка.

Пусть наслаждается глупостью сборщика метеоритов…

У пещеры никто не хотел показываться.

Зато налетели комариные резервы.

Скучали генеральские погоны.

Скучал фотоаппарат.

Скучал и я.

Но как только забрезжил рассвет, мы были вознаграждены за муки.

Кто-то огромный, шумно фыркая, не спеша приближался к пещере.

Мне в данный момент не хватало для полного счастья шерстистого носорога эпохи неолита.

Ох, вредно на ночь слушать разговорчивых бабулек.

Но я чуть-чуть ошибся в определении гостя.

К пещере вышел обыкновенный лось и навалил пахучую кучу.

Ветерок был со стороны рогатого гегемона, и я понял: в такой атмосфере продолжать засаду нет смысла.

– Козел! – не сдержал я эмоцию и демаскировался. – Козел!

Сохатый обиделся на понижение в звании, трижды недовольно фыркнул и утопал в заповедные кущи.

Лосиное дерьмо благоухает так же, как и любое другое.

Так захотелось догнать сохатого и врезать ему промеж рогов альбомом…

Впрочем, на обратном пути глянцевая пухлость, живопишущая арбалетные муки, вполне могла и пригодиться.

Вдруг арбалетчику захочется повторить выстрел – и уже всерьез?

Чтобы не портить еще одну книгу из библиотеки доцентши, я рванул в Кронино раньше вчерашнего часа на полтора.

Вряд ли Веселый Арбалетчик успеет занять убойную позицию перед мостом…

Да и тумана сегодня не наблюдается.

А все-таки хорошо, что засаду испортил не шерстистый носорог.

Я представил, насколько бы рекордной получилась неолитная рыхлая пирамида, воняющая доисторическим навозом.

Часть десятая Дезоксирибонуклеиновая новость

Глава 1 Спермовызов

Рассвет нехотя пробрался в Кронино.

С воскресенье на понедельник солнце всегда проклевывается туговато.

Накручивая педали, выделывая противоарбалетные зигзаги, я прикидывал, чем обернется провонявшая засада.

Кого на этот раз трахнут, пока я наблюдал за срущим лосем?

Может, Нинель Осиповну?..

И я почти, почти угадал.

Изнасилованное тело супруги племянника Севы покоилось среди черных сломанных георгинов.

На голове счастливо улыбающейся невесты вместо фаты белели прозрачные трусики.