Кулибин - Николай Кочин

Больше он уже не поднимался с постели и, хотя предчувствовал приход смерти, украдкой от родных жадно исправлял чертежи. Он умер, точно уснул. 30 июня по старому стилю его не стало. Умер он абсолютно нищим. В доме не было ни копейки. Вдова продала стенные часы, да Пятериков принес немного денег. На это 4 июля 1818 года и похоронили Кулибина.

Нижегородские гимназисты из «благородных семей», по приказанию начальства, провожали на кладбище тело Кулибина. Обыватели недоумевали: зачем гимназисты идут за гробом бородатого чудака, «колдуна», который строил какие-то машины и всю жизнь занимался «бездельем»?

Пятериков и родные Кулибина несли гроб. Учитель гимназии нес подушку с медалью. Кулибина похоронили на Петропавловском кладбище, в нескольких шагах к западу от церковной паперти.

Над могилою был поставлен деревянный памятник с портретом Кулибина, писанным масляными красками. В 1833 году памятник и портрет сгорели, как утверждает местный историк Храмцовский, «от неосторожности мальчика, прислуживавшего в церкви, который после обедни выбросил из жаровни угли близ поленницы дров, лежавших на кладбище. Через десять лет Елизавета Ивановна Попова, урожденная Кулибина, «поставила над отцовскою могилой незатейливый каменный памятник в виде суживающегося кверху четырехгранника с венчающей его урною и крестом о четырех концах».

Павел Россиев, известный своими очерками провинциального быта, в ноябре 1907 года посетил эту могилу. С восточной стороны памятник был украшен портретом Кулибина с окладистой седой бородой. Перед портретом — физический прибор. Внизу надпись: «И. П. Кулибину— Кулибинское училище». На южной стороне памятника — серебряная доска, слова на которой звучат издевательски: «Верный сын святой церкви и отечества, добрый отец семейства, друг добродетели, утешитель несчастных, честь Нижнего-Новгорода, красота сограждан, посвятивший России шестьдесят лет полезных изобретений, удостоенный благоволения царей земных(!). О, да сподобится на небеси милости царя царей!» Очеркист так оканчивает свою заметку: «Что касается до нижегородцев, то они, кажется, не оценили своего земляка достойно. Усердно я искал вида кулибинского памятника, да так и не нашел ни у фотографов, ни в книжных и «художественных» магазинах Нижнего-Новгорода. «Едва ли его и снимали когда-нибудь», — сказал мне букинист на Большой Покровке».

XX

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

улибин прожил долгую и во многом поучительную жизнь. Он был рожден в годы царствования Анны, «привезшей в Москву, — как говорит Ключевский, — злой и малообразованный ум с ожесточенной жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений». Он рос во времена Елизаветы, когда нижегородские епископы сгоняли нагайками мордву, чувашей и марийцев к церковным алтарям и Поволжье оглашалось воплями притесненных новокрещенцев; зрелым человеком он жил в столице, сперва при дворе Екатерины, купающейся в атмосфере всепожирающей лести и пышного блеска, потом — при дворе сумасшедшего Павла, наводившего на всех ужас оцепенения, полюбившего все, что ненавидела мать, и возненавидевшего то, что она любила; и затем при дворе сентиментального лицемера Александра I. Он вращался среди кичливых академиков, презирающих русских, среди русских вельмож, говорящих по-французски; он видел дворян, вздрагивающих при упоминании Пугачева; наблюдал «высший свет» в моменты его ненависти к Французской революции и саму царицу, в ожесточении замуровавшую Радищева; он был свидетелем нашествия Наполеона на Москву и участником фантастических пиршеств временщиков, сопутствовал Потемкину в Новороссию, видел блеск двора и бедствия окраин, знавал тяжесть царских милостей и позор нищеты, дружил с величайшими учеными своего времени и был презираем нижегородскими соседями по улице, считавшими его колдуном. Поэтому понятной становится несокрушимая сдержанность в письмах Кулибина и его каменное хладнокровие на работе; обстоятельства, поистине невыносимые, исторгли у него только отдельные обмолвки.

При дворе среди расшитых мундиров и сияющих орденов Кулибин в своем «национальном костюме», то есть в длиннополом кафтане и с огромной бородой, казался представителем другого мира.

Щеголихи и модницы смеялись над суровой жизнью механика и над его «благообразной» внешностью. Они делали вид, что принимают его за попа, и шутки ради подходили к нему под благословение, закрыв глаза и вздыхая о грехах, или обращались к нему с просьбой одолжить кафтан для маскарада. Обыкновенно ему приходилось только отшучиваться, так как высказывать гнев было бы непозволительной дерзостью.

Как мы уже упоминали, Иван Петрович Кулибин не стремился получить дворянство и соответствующий придворный чин. Утверждают, будто Владимир Орлов, который хорошо относился к изобретателю, не раз уговаривал его надеть немецкое платье и обриться. Борода была атрибутом простонародности и мешала получению дворянства. И будто бы Кулибин отвечал: «Почестей я не ищу, ваша светлость, и для них бороды не обрею».

Формальным поводом для Кулибина обычно являлось его происхождение из семьи старообрядцев, у которых бритье бороды запрещается. Но суть была не в этом. По-видимому, здравый смысл подсказывал ему, что простое звание и простое платье более совместимы с его профессией и положением при дворе в качестве развлекателя. Дворянское звание и немецкое платье при его привычках и воспитании сделало бы его вовсе смешным как «выскочку». В своем обычном виде он мог держаться с большим достоинством и независимостью.

Это был сложный характер. Консервативный в обычаях, в домашнем быту и во всем, что называется «житейскими привычками», Кулибин хотел идти лишь неизведанными путями изобретательства. Он прорубал чащу, он ошеломлял замыслом, он призывал вперед и заражался лихорадочным стремлением к творчеству, узнавая о новом. Этот человек в старомодном кафтане и с огромной бородой по натуре был неутомимым новатором.

Только что прочитав об «опытах» с «вечным двигателем», он быстро воспламеняется этой идеей и хочет изобрести то, что никому не под силу. И с поражающим упорством, ввергая семью в нищету, подрывая свое здоровье, ищет истину до самой смерти, целых сорок лет. Не его вина, что он на этот раз встал на ложный путь: гения тоже ограничивает время.

За Кулибиным биографы закрепили прозвище «самоучки». В это прозвище вкладывался в то время смысл, принижающий человеческое достоинство. Кулибин остро сознавал всю важность систематического и специального образования. Поэтому, когда дело касалось науки, он обращался за советами только к передовым ученым того времени. Он был лишен наивного самобытничества провинциала и самоуверенного верхоглядства человека, который проглотил много книг, не разжевав ни одной. И не потому ли скрытно ото всех производил он опыты с «вечным двигателем», что в тайниках души его грызло сомнение? Но из упрямства изобретателя, для которых не оставалось ни одной нерешенной задачи, он хотел во что бы то ни стало одолеть и эту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});