Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками

— Ты еще придешь когда-нибудь во сне? — спросил я.

— Не знаю, — ответила она, чуть покачав головой. — Я не знаю ответа на этот вопрос, но хочу, чтобы вы мне доверились. Не бойтесь и не подозревайте меня, что бы ни случилось. Хорошо?

Я кивнул.

И Крита ушла.

Ночь выдалась темная, как никогда. Тенниска на груди промокла насквозь. Я не спал до самого рассвета. Сон не приходил, да я и боялся уснуть. Казалось, стоит закрыть глаза, как меня тут же поглотит зыбучий песок и затянет в какой-то иной мир, откуда нет возврата. Я просидел на диване до утра, потягивая бренди и размышляя о словах Криты. Даже когда рассвело, ее дух и аромат туалетной воды от «Диора» витали в доме, как попавшие в заточение тени.

5. Как выглядят далекие города

Вечный месяц

Лестница закреплена

Только я начал засыпать, как зазвонил телефон. Я решил не подходить и попытаться уснуть, но тот, словно угадав мои мысли, упрямо продолжал трезвонить — десять, двадцать раз… Открыв потихоньку один глаз, я посмотрел на часы у изголовья. Начало седьмого. За окном было уже совсем светло. А вдруг это Кумико? Я поднялся, доплелся до гостиной и снял трубку.

— Алло! — Ни звука. На том конце провода явно кто-то был, но вступать в разговор не собирался. Я тоже замолк и, прислушавшись, уловил в трубке чье-то тихое дыхание.

— Кто это?

По-прежнему никакого ответа.

— Если вы та, кто звонит все время, сделайте милость, позвоните позже. До завтрака никаких разговоров о сексе.

— А кто это — «та, кто звонит все время»? — вдруг раздался в трубке голос Мэй Касахары. — Интересно, с кем это ты разговариваешь о сексе?

— Так, ни с кем.

— С женщиной, с которой вчера вечером обнимался на веранде? Ты с ней по телефону секс обсуждаешь?

— Да нет. Это совсем другая.

— Заводная Птица! Сколько же вокруг тебя женщин? Не считая жены. А?

— Долго рассказывать, — ответил я. — Между прочим, сейчас шесть часов утра, а ночью я совсем не спал. А ты что? Приходила сюда вчера вечером?

— И видела, как вы обнимались.

— Это ничего не значит. Как бы это сказать… Это было что-то вроде маленькой церемонии…

— Что ты передо мной оправдываешься, Заводная Птица! — оборвала меня Мэй. — Будто я твоя жена. Я тебе вот что скажу: по-моему, ты влип в какую-то историю.

— Может быть, — сказал я.

— У тебя сейчас черная полоса в жизни. Мрак, в общем. Но мне кажется, ты сам тянешь на себя эту чернуху. Есть что-то такое… главное. Оно как магнит притягивает всякие беды. Поэтому любая более или менее сообразительная женщина смотала бы от тебя удочки.

— Возможно, и так.

Мэй Касахара помолчала, потом кашлянула, прочищая горло, и продолжала рассуждать:

— Ты ведь приходил вчера на дорожку? Долго стоял у нашей задней калитки… прямо как вор-любитель. Не сомневайся, я все видела.

— Видела и не вышла?

— А ты думаешь, как? Чуть что, и все девчонки сразу выскакивают из дома? Иногда найдет упрямство — и все. А вы, мужчины, если хотите ждать — ждите сколько угодно.

Я буркнул что-то в ответ.

— Но потом меня стала грызть совесть, и я как дура потащилась к тебе.

— А я тут обнимаюсь, да?

— Вот именно. Послушай! А она случайно не с приветом? — поинтересовалась Мэй. — Сейчас уже никто так не одевается и не красится. Ее как из другого времени принесло. Ей бы к врачу сходить, голову проверить.

— Не беспокойся. С головой у нее все в порядке. Просто вкус у всех разный.

— Это точно. Кто что хочет — то и носит. Но вкус вкусом, а нормальный человек до такого не додумается. Вся она с головы до ног… как бы это сказать?.. ну, как с фотографии из старого журнала.

Я молчал.

— Ты с ней спал, Заводная Птица?

— Не спал, — отвечал я, замявшись.

— Правда?

— Правда. У меня с ней ничего нет.

— А что ж ты тогда с ней обнимаешься?

— Ну, женщинам иногда хочется, чтобы их кто-то обнял.

— Может, и так. Но вообще эта мысль опасная, я тебе скажу.

— Наверное, — согласился я.

— А как ее зовут?

— Крита Кано.

Мэй Касахара опять замолчала.

— Ты что, шутишь? — послышалось наконец в трубке.

— И не собираюсь. А ее старшая сестра — Мальта Кано.

— Но это же не настоящее имя.

— Точно. Рабочий псевдоним.

— У них что, дуэт клоунов? А может, они со Средиземным морем как-то связаны?

— Угадала. Они действительно имеют кое-какое отношение к Средиземному морю.

— А ее сестра нормально одевается?

— В общем, да. Во всяком случае, гораздо нормальнее, чем Крита. Вот только всегда носит красную клеенчатую шляпу.

— Думаю, она тоже с приветом. Ты нарочно со сдвинутыми связываешься, не пойму?

— Это очень долгая история. Вот все утрясется, и я, может, тебе расскажу. Только не сегодня. Сейчас у меня в голове полная каша, никак не пойму, что вокруг творится.

— Ладно, — сказала Мэй подозрительно. — Как, жена еще не вернулась?

— Пока нет, — ответил я.

— Послушай меня, Заводная Птица! Ты уже взрослый человек, а голова у тебя совсем не работает. Вот передумала бы твоя жена и вернулась вчера вечером домой. Увидела бы, как ты тискаешь эту дамочку. И что было бы?

— Да, могло так получиться.

— А если бы тебе сейчас не я позвонила, а она? А ты в ответ — про секс по телефону. Что бы она тогда подумала?

— Ты права.

— Ну, я же говорю: с тобой не все в порядке, — заключила Мэй и вздохнула.

— Это точно, — вынужден был признать я.

— Ну что ты со всем соглашаешься? Думаешь, признаешь свои ошибки, покаешься — и больше нет вопросов? Ничего подобного. Признавай не признавай, а ошибка есть ошибка, и никуда от нее не денешься.

— Согласен. — Она была права на сто процентов.

— Ладно, хватит! — Мэй разошлась не на шутку. — А зачем ты приходил ко мне вчера вечером? Что тебе было надо?

— Да все уже. Проехали.

— Проехали?

— Ага. Короче говоря… В общем, проехали.

— Хочешь сказать, что пообнимался с ней, и я стала не нужна?

— Да нет, что ты! Тут совсем другое. Мне просто показалось…

Мэй Касахара бросила трубку. Я вздохнул. Мэй, Мальта Кано, Крита Кано, «телефонная дамочка», да еще Кумико… Правильно сказала Мэй: многовато женщин вокруг меня крутится в последнее время. И каждая со своими непонятными проблемами.

Однако дальше ломать над всем этим голову я не мог — жутко хотелось спать. А проснусь — надо будет сделать одно дело.

Я опять завалился в постель и уснул.

Проснувшись, достал из шкафа рюкзак, который мы держали на случай чрезвычайных ситуаций — если вдруг понадобится срочно эвакуироваться из дома. В нем лежали фляга для воды, галеты, карманный фонарь и зажигалка. Когда мы переехали в этот дом, Кумико боялась сильного землетрясения и где-то купила готовый набор. Воды во фляжке, правда, не было, галеты отсырели и размякли, а батарейки в фонаре сели. Я налил воды, галеты выбросил, вставил в фонарь новые батарейки. Потом сходил в хозяйственную лавку поблизости и купил веревочную лестницу, какие продают на случай пожара. Подумал, что еще может понадобиться, но кроме лимонных леденцов в голову больше ничего не пришло. Обойдя дом, закрыл все окна, выключил свет. Запер входную дверь на ключ, но затем передумал: вдруг кто-нибудь зайдет. Может, Кумико вернется. И потом, в нашем доме для воров не было ничего стоящего. На столе в кухне я оставил записку:

«Ненадолго вышел. Скоро буду. Т.».

Я представил, как Кумико, вернувшись, увидит мое послание. Что она подумает? Порвал записку и написал новую:

«Ушел ненадолго по важному делу. Скоро вернусь. Жди. Т.».

В легких брюках и тенниске с короткими рукавами, с рюкзаком, я спустился с веранды в сад, где меня встретило лето — настоящее, какое и должно быть. Сияние солнца, аромат ветерка, цвет неба, форма облаков, пиликанье цикад — все возвещало о наступлении замечательной летней поры. Закинув рюкзак на спину, я перелез через стену в саду и двинулся по дорожке.

Как-то в детстве таким же ясным летним утром я убежал из дома. Из-за чего — не помню, наверное, обиделся на родителей. Ушел с рюкзаком за плечами, захватив все деньги из копилки. Соврал матери, что иду в поход с приятелями, и попросил ее приготовить мне бэнто[43]. Недалеко от нашего дома были холмы — отличное место для прогулок и турпоходов, ребятня постоянно там лазила, и все к этому привыкли. Я сел в автобус, который выбрал заранее, и проехал до самого конца маршрута. Городок, где я сошел, показался тогда чужим и далеким. Там я пересел на другой автобус и оказался в другом городке, еще более чужом и далеком. Я даже не знал, куда приехал, и стал просто так бродить по улицам. Город был самый заурядный. Немного оживленнее нашего местечка, но и погрязнее. Торговая улица с рядами лавок и магазинчиков, железнодорожная станция, несколько заводиков… Речка, лицом к которой стоял кинотеатр с каким-то вестерном на афише. В полдень я уселся на скамейку в парке, съел бэнто. Я пробыл там до вечера, а когда стало смеркаться, почувствовал себя ужасно одиноким. «У тебя последний шанс вернуться, — сказал я себе. — Стемнеет, и тогда отсюда уже не выбраться». Я доехал до дома на тех же автобусах, на которых уезжал. Еще не было семи, и никто так и не заметил, что я убегал из дома. Родители подумали, что я лазил с ребятами по холмам.