Завещание императора - Александр Старшинов

Кальпурнию Траян и Плотина приняли у себя, беседовали с нею часа три, не меньше. Больше всего Плотину поразило то, что дерзкий поступок какой-то служанки лишил столь достойного человека жизни.

Августа[79] вдруг подумала, что так всегда и бывает — какой-нибудь озлобленный раб, или гладиатор, или смотритель двора вдруг схватится за кинжал или яд…

Тут она вспомнила, что один из преторианцев говорил ей, будто знает прорицателя, способного в снах увидеть будущее. Преторианца звали Кука, и Плотина на другой день велела немедленно его позвать. Выспросить имя провидца оказалось делом нетрудным. И когда Тиресий явился к ней, Августа спросила, не было ли у того видений о грядущей войне и о здоровье императора.

Тиресий ответил, что видение было. Что видел он город на холме посреди пустыни, что стена высока и построена по кругу. К городу подступила римская армия и ведет осаду. Высятся штурмовые башни, скачет конница, саперы копают траншеи. В стене уже сделан пролом, император со свитой скачет, чтобы поглядеть поближе на укрепления. Он без шлема, волосы его сверкают серебром на солнце. По гордой осанке и седине его узнают, тут же выпущенная из катапульты стрела убивает едущего рядом адъютанта, а конь под императором встает на дыбы и сбрасывает Траяна на землю.

— Но он остался жив? — спросила с дрожью в голосе Августа.

— Жив… — подтвердил Тиресий и тут же получил в награду золотой перстень с жемчужиной.

— Город в пустыне… — прошептала Плотина. — Это Ктесифон?

— Нет, госпожа… Ктесифон стоит на берегу Тигра, это точно не Ктесифон.

— О, я скажу ему… что в пустыне не стоит осаждать города… — улыбнулась Плотина.

Тиресий кивнул. Не сказал одного: в том краю, куда отправляется император, полно городов, стоящих в пустыне.

* * *

У ворот Эфеса после полудня Кука неожиданно столкнулся с юным Афранием Декстром. Парень был измучен дорогой, грязен и очень худ — а значит, и очень голоден. Шел он пешком. Как выяснилось из нескольких невнятных восклицаний, его ограбили, отняли деньги и коня, и все, что оставили, — это восковые таблички, на которых сломали печать, дабы поинтересоваться — нет ли и в письме чего-либо ценного. К изумлению Марка, таблички вернули.

— Тебе еще повезло, парень, — засмеялся Кука. — Что тебя не убили и не продали в рабство. А впрочем… — Кука похлопал Марка по плечу. — Сейчас, когда Траян приехал на Восток, с похищением свободных и продажей их в рабство большие хлопоты. Легко на крест угодить.

— Послушай, а нельзя сначала поесть, а потом обсуждать наше дело? — спросил Марк почти в отчаянии.

— И поесть, и помыться. Все равно нам торопиться некуда. Траян еще не сегодня выступает.

Так что первым делом Кука привел несчастного в таверну, а уж потом они направились в лучшие бани на Аркадиане. Пока Марк натирался маслом и парился в лаконике, а потом, как молодой тюлень, плескался в горячем бассейне кальдария, Кука расположился в библиотеке бань и принялся читать таблички. Послание Приска (а это было письмо трибуна) его поразило. Старый товарищ очень даже прозрачно намекал, что Адриан хочет их всех уничтожить. А Приск даже не чает уцелеть.

О, боги! Что же получается… быть может, сейчас, когда Кука читает эти строки, его друг уже мертв?

Нет, такого и быть не может… нет и нет… Напридумывал себе все от большого ума, не иначе. Но в груди сделалось пусто, как будто старину Гая Кук уже потерял.

— То ли наш трибун в Антиохии малость спятил… — стал уговаривать себя преторианец. — То ли Тирс был прав, и нас всех вскоре облегчат настолько, что мы прямиком полетим к Стиксу стаей ворон… Вот же лысая задница! Надобно перемолвиться обо всем со старшим Афранием. Потому как мальчишка наверняка толком объясниться не сможет. А прежде Афрания — парой слов кое с кем…

Так что накормленного и отмытого Марка Кука оставил в гостинице отсыпаться, а сам отправился на поиски Тиресия. Нашел в богатом, роскошном доме, где император приказал разместить на постой военных трибунов и центурионов, едущих в свои легионы.

Тиресий прочитал послание Приска весьма внимательно и вернул таблички Куке.

— Как ты думаешь, наш Гай, он… погиб?

— Я в своих снах видел опасность, грозящую Приску… Но исходила она отнюдь не от Адриана. Я вот как думаю: пойдем-ка к Афранию да спросим, не было ли вестей из Антиохии касаемо нашего друга. Уверен, центурион знает куда больше своего сына — просто потому, что позавчера ему привез послание из Антиохии конный почтарь.

— Приск не стал бы просто так сочинять такое… Гай не пустобрех какой-то, чтобы попусту поднимать шум. Он — погиб… — Кука прижал руку к груди — там, где ощутил мерзкую ледяную пустоту, будто тело его было доспехом, и вражеское копье пробило в нем дыру размером с кулак.

— Не думаю… — протянул Тиресий. Но в голосе его послышалось сомнение.

— Раз Гай погиб, мы — следующие… Что ж делать-то… Удирать? Но куда?

— Ну, можно спешно перевестись в Пятый Македонский и не топать в Антиохию, а плыть на корабле в Томы… — еще больше засомневался Тиресий.

— Погоди — кто ж нас спишет с войны?

— Никто. Просто я доподлинно узнал сегодня от одного болтливого секретаря — отдан приказ вексилляцию Пятого Македонского отправить на Восток. Но не в Антиохию, а окружным путем — в Трапезунд. Так что — деру мы дать успеем… но только все равно Фортуна вернет нас назад… Власть принцепса — как сила земли. Как сильно ни толкайся, как высоко ни прыгай, все равно окажешься на песке. Хорошо если не на песке арены.

— Дай-ка мне сюда таблички… — потребовал Кука.

Он огляделся, взял кинжал и соскоблил часть послания.

— Это зачем? — спросил Тиресий.

— Далеко не всё можно показывать Декстру.

Кука вдруг уставился на таблички в задумчивости. Потом вскочил, набросил плащ и ринулся вон из комнаты.

Тиресий недоуменно покрутил головой и сорвался следом.

Товарища он нагнал только через сотню футов — тот шагал с видом человека, который знает, куда идет.

Тиресий ухватил преторианца за плечо:

— Что за дрянь ты удумал?

— Надо всё рассказать Траяну.

— Ты с ума сошел?

— Это единственный выход…

— Выход — из чего?

— Император нас простит… Да, да, Траян, он простит, — внезапно воодушевился Кука. — Приск мертв — ему все равно… Адриан же… Пусть он ответит за все, раз учудил такое.

— Гай не умер! — завопил вдруг в ярости Тиресий. — А ты струсил и хочешь его предать! Ты… — Лицо Тиресия исказилось так, что Кука невольно отпрянул и качнулся столь сильно, что едва не упал — помешала стена дома за спиной. — Я лично тебя задушу…

— Нет, ну если старина Гай жив, тогда да… тогда не пойдем… — пробормотал в растерянности Кука. — И я, я… совсем не собирался его предавать… просто думал о нас… — Он вдруг залился темным густым румянцем, понимая, что малодушные его слова в самом деле выглядят предательскими.

— Даже мертвых нельзя предавать… — проговорил Тиресий мрачно, с нажимом. — Мертвых — особенно. Так что запомни: если вздумаешь отправиться к Траяну…

— То что?

— Умрешь.

Кука побелел.

— Ты это видишь?

— Да… — ответил Тиресий. — Очень отчетливо. Во всех подробностях. Наяву.

— А… Ну хорошо… — Кука попытался ухмыльнуться. — Пойдем тогда к Афранию. Это, надеюсь, мне ничем не грозит? И пойми — Гая я не предам… никогда… просто… я пытался придумать, как нам выпутаться из этой ловушки…

— Чтобы не предавать, надо четко знать, что такое предательство, — назидательно произнес Тиресий.

И подтолкнул Куку назад к дому.

* * *

Афраний расположился на постой в том же доме, только этажом ниже Тиресия. Просторная комната, которую центурион фрументариев занимал со своим опционом и денщиком-вольноотпущенником, сейчас выглядела совсем не просторной по причине весьма странной: комната вся была заставлена корзинами, а в них лежали фляги разнообразных форм и размеров — простые кожаные бурдюки, деревянные, металлические, глиняные… Все они были заполнены водой, и Афраний открывал их по очереди, нюхал, делал глоток. Мозаичный пол блестел, сплошь мокрый, и несколько уже не пригодных к употреблению фляг валялось в углу, вернее, плавало в луже. При виде пожаловавших к нему друзей Афраний нахмурился.

— Что ты делаешь? — изумился Кука, позабыв о деле, с которым явился, и глядя на коллекцию фляг.

— Я занимаюсь снабжением в том числе. Если ты помнишь. А здесь, в пустыне, вода зачастую важнее хлеба. Во многих городах законы требуют, чтобы вора, посмевшего украсть воду, побивали камнями.

— Ничего себе… — пробормотал Кука. — Надо запомнить…

— Так вот, у каждого солдата будет при себе баклага с водой, и моя задача — выбрать, какие закупать, чтобы вода в них не портилась…