Последний негодник - Лоретта Чейз

Ишь ты, сдавил он ее. Да Вир потерял десять лет жизни за ту ужасную секунду, когда прыгнула собака, и наверняка при этом еще обзавелся великим множеством седых волос.

Его руки скользнули на ее плечи. У него возникло желание хорошенько потрясти ее. И он уже было начал. Но глаза ее сверкнули, рот открылся, приготовившись произнести какое-нибудь ругательство, и он наклонился и сомкнул свои губы на нем, чтобы только не слышать, что бы это ни было.

Она все еще толкала его в грудь, а другой рукой била снизу по ребрам: запоздалые, жесткие сердитые удары… один раз, другой, третий. Но даже при этих попытках ее рот смягчился под его губами, и она ответила на поцелуй, медленно, чувственно уступив, так, что у него ослабели колени. Мозги расплавились наравне со всеми накопленными им оправданиями: дескать, от девственниц одни хлопоты, а эта особо заносчива, упряма и мнит себя ровней любому мужчине, она «синий чулок», самая отвратительная разновидность женской породы, et cetera, et cetera.

Он же не святой. И никогда не обучался, как сопротивляться соблазну. Сейчас он держал этот соблазн в руках, и никакой разум или сила воли не действовали.

Драконша обводила язычком его язык, и прижимала к нему свое спелое тело, поколачивая Вира кулачком, на этот раз по спине.

Или он слишком хорошо обучил ее, или она очень хорошо понимала его. Дверь, за которой пряталось его сердце, была толстой, требовалось стенобитное орудие, чтобы добраться до него.

Она задела Вира и порядком, пока предлагала себя ему.

Он понятия не имел, как от нее загородиться.

Вир схватил ее за размахивающие руки, опустил их и прижал к своему поясу, вынуждая успокоиться. Медленно, по мере того, как поцелуй становился глубже, кулаки разжались. И тут ее руки отправились странствовать, сначала по талии, затем вверх по спине, и вниз до его ягодиц и бедер, и снова вверх.

Смущение покинуло ее, и эти робкие прикосновения жгли Вира сквозь ткань одежды и обжигали кожу. Отказываясь сгорать в одиночестве, он ласкал ее в той же неторопливой манере, поглаживая ладонями по ее гордой спине вверх и вниз до талии, которую эти ладони так легко обхватывали, и проводя еще ниже по этим соблазнительным формам. Его сердце билось в задаваемом ею чувственном ритме, посылая кровь по венам в том же пульсирующем темпе.

В отдаленном уголке собственного разума вспыхнул тревожный сигнальный огонь, но не смог проникнуть сквозь густую пелену желания.

Вир хотел ее. И ничего не имело значения. Он желал вдыхать ее аромат, пробовать на вкус ее с этой шелковой безукоризненной кожей, с роскошными линиями этого длинного тела. Желание билось в нервах и мускулах, в каждом волоске, эта лютая, как кующий молот, жажда, словно долбила его со всей силы.

Вир водил по драконше руками, будто довольно было его ласк, чтобы поставить навечно его клеймо на каждом клочке ее тела.

Когда же она, наконец, прервала поцелуй, снова зажегся сигнальный огонь, только, чтобы медленно погаснуть по мере того, как ее рот обошел его скулы и спустился к шее. В ответ Вир ставил метки ртом вдоль ее гладкой щеки и ниже на шелковистой выгнутой шее. Он упивался ею, ароматом ее кожи, в котором смешались запах дыма, лилий и чего-то еще.

– Вот он, драконий аромат, – бормотал он. – Моя прекрасная драконша.

Она переместилась, и он почувствовал, как ее руки рванули пуговицы на его жилете.

Без всякого стыда, даже и близко его не было.

Драконша выпростала рубашку Вира и приложила руку к его сердцу, там, где правду от нее не спрячешь, не утаишь его бешеное биение.

Скрыть эту правду было за пределами его желания, даже если бы он знал, как. Он с трудом вообще был способен на что-то разумное.

Безотчетно он расстегнул пуговки, очертившие на спине драконши ткань, согретую ее жаром. Ткань зашелестела, когда он отвел ее прочь. Под одеждой Вир обнаружил жаркую шелковистую кожу и стал дразнить себя, чуть поглаживая выпуклости женской груди, большим пальцем поигрывая ее напряженным соском и слушая попутно, как перехватывает у драконши дыхание, и позволяя ему закончится слабым вскриком, который она была не в силах сдержать.

Она прижималась теснее, пока ее таз не стал давить на жезл, весь жаждущий и чересчур взбухший, чтобы суметь приноровиться.

Тревожный сигнальный маячок разгорелся было сильнее, но Вир погрузил лицо в углубление ее шеи и втянул ее аромат в легкие. Сигнальный огонь потух, погашенный ощущениями. Под щекой Вира кожа ее была гладкой, теплым шелком струилась она под его губами.

Он осознавал обжигающее прикосновение ее рук, вытягивающих его рубашку, а после опаляющих его кожу.

Сам он слишком был занят поисками на ее брюках пояса, пуговиц, отворота ширинки. Он нашел, что требовалось, и в то же самое мгновение от локтя до плеча его пронзила острая боль.

На секунду боль привела его в сознание. Он тупо заморгал, как нагрузившийся до ручки пьяница. А в следующий мгновение сосредоточился и увидел, что просто стукнулся локтем о дверную ручку, которая прилагалась… к двери.

Черт возьми, дверь.

Он чуть не поимел драконшу прямо перед растреклятой входной дверью.

– Черт возьми.

Он поднял голову, втянул воздух в легкие, потом еще раз и еще.

Потом ощутил, как руки ее скользнули прочь, услышал ее прерывистое дыхание.

– Гренвилл, – начал Вир, еле ворочая распухшим языком.

Он увидел, как метнулись к одежде ее руки и неловко стали застегивать то, что он успел расстегнуть.

– Не говорите ни слова, – приказала она, голос ее был таким же хриплым, как у него. – Я сама начала. Я беру всю вину на себя, ответственность, все что хотите.

– Гренвилл, вы…

– Я выжила из ума, – продолжила она. – Это как пить дать. Полагаю, мне следует быть благодарной. Только я пока не могу. Я понимаю теперь, что вы имели в виду прошлым вечером насчет плохого настроения. – Она зажмурила глаза и вновь открыла. – Вы не упоминали, что кое-кому напрасно причинили боль. Впрочем, именно того этот кто-то заслужил тогда, верно?

– Проклятие, Гренвилл, только не говорите, что я задел ваши чувства.

И голос его прозвучал слишком резко и громко. Вир попытался сказать спокойным тоном:

– Да ради Бога, мы же не можем устраивать представление перед входной дверью.

Драконша оттолкнулась от пресловутой двери, подхватила узел и стала подниматься по лестнице.

Эйнсвуд потащился за ней.

– Вы же на самом деле не хотите меня, – продолжил он. – Это все минутная страсть. Возбуждение. Пробужденное опасностью. Вам и за милю нельзя ко мне подходить, Гренвилл. Я плохо влияю. Спросите любого.