Танец для двоих - Виктория Клейтон

Я разделась. Вид моих трусиков заставил Лаллу кататься по кровати в приступе смеха. Я перестала испытывать симпатию к грустным клоунам с их резвыми прыжками на арене, веселыми пантомимами и неимоверной усталостью за кулисами. Единственное, что нужно артисту, — это пара забавных трусов, и успех обеспечен.

— Трусы выглядят просто великолепно, — сказала Лалла, пока я примеряла свитер и джинсы. Она зажгла сигарету. — Я так рада, что у вас с Джереми все хорошо. Я очень беспокоюсь о нем. Обещай, что ты заставишь его заняться чем-то полезным. Он теряет время, слоняясь по дому или делая то, чем не желает заниматься отец.

— Хорошо, но, думаю, ты преувеличиваешь мои возможности. Мы с Джереми просто друзья.

— Чепуха! Совершенно очевидно, что он без ума от тебя. Ты первая женщина на моей памяти, которая ему нравится. Пообещай мне, что ты используешь свое влияние.

Я пообещала.

— Я ненавижу сюсюкаться, — сказала Лалла. Она лежала животом на кровати и вытягивала нитки из стеганого одеяла. — Я не люблю фальшь. Терпеть не могу, когда некоторые изображают глубокие чувства, выставляя напоказ, какими замечательными и стоящими людьми они являются. Но я… я на самом деле люблю Джереми больше всех на свете…

— Да, — ответила я Сюзан, когда в моей голове снова промелькнул этот разговор. — Мне нравится Лалла.

Ужин удался на славу. Френсис ел с огромным аппетитом и несколько раз просил добавки.

— Кажется, в доме появился настоящий повар! — произнес он, жадно причмокивая лоснившимися от хлебного соуса губами.

— Мне помогала Сюзан. Ее вклад невозможно переоценить.

— Ах, Сюзан! Да, у нее есть некоторые таланты. — Френсис улыбнулся, давая понять, что ни во что не ставит способности Сюзан.

— Мы проскакали галопом десятки миль, — мечтательно произнесла Лалла. — Я так устала. Мне кажется, если я сейчас лягу в постель, то буду спать вечно.

— Я счастлив услышать, что хоть кто-то провел время с удовольствием, — сказал Джереми. — Мне же сегодня досталось. Старый Берден заставил меня обследовать каждый чертов дюйм на берегу. Боже! Я ненавижу жить в деревне. Почему бы нам не продать все и не переселиться куда-нибудь в Челси?

— Кто захочет купить эти развалины? — набросилась на него Лалла. — Может, только какой-то лунатик, который слоняется по округе и которому некуда девать деньги.

Я вдруг услышала, как кто-то мяукает. Поначалу мне показалось, что это Флаффи пробралась в столовую, но потом я поняла: мяукала леди Инскип.

— Сегодня мы споем что-нибудь из «Пиратов Пензаса» [28], — сказал Френсис. Он бросил злобный взгляд на Лаллу. Если бы он посмотрел подобным образом на меня, то я бы разразилась слезами.

— Я буду безмерно благодарен, если вы наконец запомните: это мой дом! Вы говорите о нем, словно дом для вас тяжкое бремя. Я же когда-то был здесь счастлив. — Налитые кровью глаза сэра Джеймса яростно смотрели поверх куриной ноги, в которую он вцепился зубами. В этот момент он напомнил мне Вольдемара, собака грызла кости с таким же упоением. — Если кому-то на все наплевать, то он может покинуть нас. Я не собираюсь никого задерживать.

Воцарилось неловкое молчание. Я заметила, что в моей тарелке из-под брюссельской капусты выглядывает нечто похожее на червяка. «Что же это может быть?» — подумала я. Повинуясь инструкциям Сюзан, перед тем как подавать соус на стол, я процедила его несколько раз и извлекла все лишнее. Стараясь не привлекать внимания, я приподняла капусту кончиком вилки и, к своему облегчению, обнаружила небольшой кусок резиновой ленты, которой были перевязаны ноги цыплят. Миссис Фордайс говорила, что нужно снять ленты с куриных ног. Я помнила отчетливо, что сняла резинку с ног одной курицы, но, очевидно, забыла о другой. Резинка оказалась с курицей в духовке и намертво пристала к мясу. «У кого же в тарелке оказалась остальная часть ленты? Может ли человек умереть, если он съест это?» — спрашивала я себя. Мне было стыдно. Я молчала, опустив глаза.

Френсис положил на стол нож и вилку. Он, как священник, должен был иметь богатый опыт в преодолении неловкого молчания — его к этому обязывала профессия. Он ежедневно вещал пастве с амвона, отвращал заблудших овец от козней дьявола, распространял билеты благотворительной лотереи, умасливал епископа и напутствовал умирающих. Мне было сложно представить, как Френсис вдохновляет кого-либо на благородный поступок, скорее наоборот. Душа несчастного, который, умирая, обнаружил бы Френсиса у своей постели, немедленно унеслась бы в ад.

Моя голова постоянно была занята подобными ненужными мыслями. Поэтому мне никогда не удавались попытки подбросить дров в затухающий разговор.

— Доктор Джонсон… — Френсис сделал паузу, чтобы удостовериться, что он привлек всеобщее внимание. — Доктор Джонсон сказал, что человек редко размышляет о чем-то с большей серьезностью, чем о своем обеде. Как жаль, что за многие тысячелетия мы ненамного продвинулись вперед по сравнению с нашими дикими предками. Как жаль, что мы продолжаем оставаться такими же примитивными.

— Ты прав, кому, как не тебе, знать об этом! — съязвила Лалла.

Френсис и Лалла были похожи на двух тигров в клетке. Видеть, как они рычат, бешено бьют хвостом и скалят зубы друг на друга, было страшно. Их ярость, казалось, могла пролиться на любого из нас. Френсис перестал улыбаться и часто задышал, набирая воздух полной грудью.

— Не думаю, что это справедливое высказывание, — присоединился к разговору Джайлс, невидимый в полумраке, — голос, лишенный телесной оболочки. — Хорошо известно, что великие люди, вовлеченные в великие деяния, свободны от обычных человеческих слабостей. Вазари[29] в своих «Жизнеописаниях живописцев» писал: Пьеро ди Козимо[30] не ел ничего, кроме вареных яиц. Он варил несколько сотен яиц за раз и держал в сумке возле мольберта.

— Представляю, какой вред он нанес своему пищеварению, — сказал Джереми удивленно.

— А сколько возни чистить эти яйца, — добавила Лалла. — Почему не яблоки или помидоры? По крайней мере их не надо чистить или варить.

Меня восхищала эрудиция Джайлса — как много он всего знал, как много книг перечитал. В который раз я пожелала, чтобы Джайлс относился ко мне более снисходительно. Общение с ним давало мне больше, чем любая школа, я узнавала огромное количество неизвестных мне ранее фактов о философии, истории, искусстве — тех областях знаний, которые наиболее интересовали меня.

— Очевидно, уважаемый доктор имел в виду ординарных людей, таких как мы с вами, — по тону Френсиса было ясно, что он включил себя в список ординарных личностей только из скромности, — живущих заурядной жизнью, выполняющих повседневные обязанности — обычных смертных, а не гениев.