Мышь - Филиппов Иван

Тоня помнила, как первый раз приехала в Москву и какое впечатление произвел на неё город, в котором никому до неё не было никакого дела. Как первый день в общежитии она не хотела выходить из душа, потому что это был первый раз, когда она мылась не в бане и не в тазике, и не в речке — и это было счастьем.

— Самое моё главное воспоминание о детстве знаете какое? Пожары. Каждый день каждого лета я просыпалась и думала: мы сегодня сгорим или нет? Вокруг нашей деревни были бесконечные торфяники, и каждое лето они горели, и тушить их было некому. Коровы в горящий торф проваливались… Я один раз летом бельё матери постельное постирала и повесила рядом с домом на верёвку сушиться — оно за полчаса чёрным стало. Чёрным! Ох мне досталось...

Лавр слушал Тоню, и ему было мучительно стыдно. Это была привычка: он предполагал, просто автоматически предполагал, что собеседник его был одного с ним социального статуса и примерно похожего жизненного опыта. Так, в сущности, ведь оно и было на протяжении многих лет — Лавр спрятался от мира в изучение своих сусликов, выстроил вокруг них и себя прочный социальный пузырь и знать не знал о том, что за пределами этого пузыря происходит. Теперь он слушал Тоню и думал «ах я старый дурак, а я про путешествия ей рассказывал, про жизнь в отеле, в котором одна ночь стоила столько, сколько эта девочка в месяц зарабатывает…»

Это было ужасно неприятное чувство. Какое-то липкое и противное. Его склонное к рефлексии сознание услужливо напомнило Лавру, с каким снобизмом он задавал Тоне свой вопрос, почему она работает конвоиром. Лавр считал себя интеллигентом, а интеллигенты презирают вертухаев… А эта девочка просто спряталась от страшного мира в единственную доступную ей профессию, где девочкам дают оружие. И им становится хоть чуточку не так страшно. Как стыдно!

Лавр встал.

— Тоня, простите, я не мог себе представить. Просто не мог. Если бы я знал, я бы не стал вам рассказывать о путешествиях и своей сытой жизни. Это было ужасно некорректно с моей стороны, простите!

Тоня посмотрела на него с удивлением. Она не сразу поняла за что именно извиняется Лавр, а потом поняла и нахмурилась.

— Нечего вам извиняться. Это моя жизнь, ну какая есть. А у вас — ваша была, с жирафами. Мне интересно было слушать.

Она тоже встала. Резко. Бросила пустой стаканчик в урну и решительно пошла в сторону мотоцикла.

— Пора. Времени много потеряли, стемнеет уже скоро.

Не чувствуя облегчения после своих извинений, Лавр послушно пошёл за ней.

***

Расул вышел из квартиры первым, но перед этим он пять минут смотрел в глазок. Он наблюдал за тем, что происходит на лестничной площадке, нет ли заражённых. Расул всматривался в каждую тень, не шелохнётся ли, и только удостоверившись в том, что не происходит ровным счётом ничего, он открыл дверь и очень осторожно вышел, держа перед собой пистолет.

На лестнице было пусто, и по немому сигналу Расула на неё вышли и Ася с Улей. Вместе они дошли до первого этажа и здесь, у лифта, увидели тела двух женщин. Пожилая явно заразилась первой, она загрызла молодую красивую девушку, а затем, видимо, вирус убил и её.

Расул аккуратно перешагнул через тела, а Ася остановилась, чтобы рассмотреть погибшую девушку. В слинге Уля тихонько пискнула и снова уснула.

— Это мама её. Мама Ульяны. Она, наверное, за едой пыталась выйти…

— Пойдём, Ась. Надо двигаться.

С того момента, как они нашли Ульяну, в Расуле что-то фундаментально изменилось. Он и прежде был значительно более напряжён и сосредоточен, чем Ася, а теперь — теперь это немного походило на манию. Каждый шаг он проверял и обдумывал, страховался и перестраховывался. Расул напряжённо долго выглядывал из-за каждого угла. При малейшем дуновении ветра он останавливался, приседал — и показывал Асе сделать то же самое, — выжидал пару минут и только потом решал двигаться дальше. Ася злилась, но понимала, что на самом деле Расул прав. Об этом свидетельствовал и её недавний опыт, но всё равно — такая скорость продвижения её немного подбешивала. Пока Расул занимался безопасностью, она, чтобы скрасить ожидание, играла в гляделки с маленькой Улей. Девочка смотрела на неё с интересом, а когда они всё-таки начинали двигаться, почти сразу засыпала.

Им потребовался примерно час, чтобы выбраться через дворы обратно на Проспект Мира. Был полдень, на небе ни облачка, и Асе было ужасно жарко в костюме. В очередной раз она подумала, что, может быть, наконец пришла пора его снять, и в очередной раз не решилась. Расул в футболке жару по понятным причинам переносил легче. Он шёл примерно на пару шагов впереди Аси — они оба уже совсем наловчились перепрыгивать с машины на машину, хотя теперь Асе было особенно страшно оступиться или упасть — вдруг Улю придавит случайно.

Они шли сначала в тишине, потом — в том месте, где раньше стоял СК «Олимпийский», пару сотен метров им пришлось идти под завывания толпы заражённых. В этом месте дорогу перегородил трамвай, который невозможно было обойти — заражённые были по обе стороны вставшего в вечной пробке Проспекта. Расул был вынужден залезть внутрь трамвая и выбить окно, через которое еле смогла протиснуться Ася — пока она ковырялась, Расул держал Улю на руках и о чём-то с ней так оживленно разговаривал, что Асе показалось, будто девочка даже чуть-чуть улыбнулась.

Ветра не было, и над улицей стоял тяжёлый трупный запах. Расул достал повязку, чтобы прикрыть рот и нос. От запаха она совсем не спасала, но с ней было легче, чем без неё.

— Как думаешь, девочке может быть тоже сделать?

— Не, не надо. Она носом всё время в мой костюм утыкается, он вряд ли хорошо пахнет сейчас, но точно запах этот ужасный перебивает.

Ася была бы рада этому небольшому разговору, но Расул был слишком сосредоточенным. И они снова продолжили путь в тишине. Чёрт с ним! Вроде бы никакая опасность не угрожает, подумал Ася. Надоело молчать.

— Интересно всё-таки, почему так тихо и пусто.

Расул обернулся — нахмуренный, серьёзный, сосредоточенный. И вдруг лицо его расслабилось. Как будто Асины слова проткнули какой-то пузырь мачо-одиночества, который он зачем-то вокруг себя надул.

— Я тоже иду и думаю: куча мёртвых тел и ни одной вороны. Вообще никого, ты заметила? Ни птиц, ни кошек, ни собак — пусто. Как будто и не было их никогда.

— Заметила. Я читала, что у животных есть какое-то особое чутьё. Там, землетрясения они могут заранее чувствовать, или когда лесной пожар — начинают спасаться даже тогда, когда ещё огня и дыма не видно.

— Тоже об этом подумал. Везёт им. Я бы от такого чутья не отказался. Как вообще так, у пса какого-нибудь чутьё нужное есть, а у меня нет? О чём вообще Всевышний думал? Разве это по справедливости?

Ася засмеялась. И они дальше шли и болтали о всяких мелочах. Один раз им пришлось остановиться, чтобы покормить Улю — они подготовились к этому ещё в квартире, и в рюкзаке у Расула лежало сразу несколько бутылочек со смесью. Во второй раз они остановились уже за мостом — у метро «Алексеевская» на тротуаре совсем рядом с краем дороги лежал перевернутый полицейский джип. Увидев его, Расул немедленно оживился и, удостоверившись, что рядом нет заражённых, полез внутрь. Он набрал новых рожков для автомата, а заодно раздобыл себе и второй. Теперь он шёл впереди, как герой «Безумного Макса», с повязкой на лице и двумя автоматами. Смешно они, наверное, со стороны выглядят, думала Ася. Огромная розовая мышь со слингом и мужик с двумя автоматами за спиной — прям команда по спасению мира.

Расул ждал Асю у джипа, и когда та подошла, задал вопрос, который мучил его уже не первый час:

— Ты думала, что с девочкой будем делать, когда выберемся?

— Думала, конечно. Но я не очень понимаю, что. Ну вот, допустим, мы выбрались, а там вирус уже всю человеческую цивилизацию, кроме пары сотен человек, уничтожил. И что?

— Ну тогда сами воспитаем. Найдём дом себе в лесу, будем жить…