Мышь - Филиппов Иван

— И вот, выхожу я в свой первый день к завтраку, сажусь за стол, раскрываю газету, а тут в окно жираф заглядывает и булочку у меня с тарелки — раз! И утащил.

Лавр хихикнул, а Тоня закрыла глаза и попыталась представить себе эту сцену. Она видела жирафов только по телевизору, даже до зоопарка никогда не доходила. Ей вдруг очень захотелось, чтобы жираф с её тарелки тоже булочку утащил. Но вокруг были вымершие Сокольники, а в Сокольниках жирафы не водились. Тоня вздохнула.

Вдруг Лавр остановился. Тоня с тревогой посмотрела сначала на него, а потом достала пистолет и начала лихорадочно озираться по сторонам.

— Что, что случилось? — На всякий случай Тоня говорила шепотом.

— Прислушайтесь.

Тоня прислушалась: мёртвую тишину парка нарушало едва слышное тарахтение, как будто совсем недалеко от них работал маленький моторчик.

— Что это может быть?

Лавр с удвоенным энтузиазмом покатил мотоцикл в сторону звука.

— Я, кажется, знаю, что это! Тоня, идёмте быстрее!

Они прошли площадь и вышли к небольшому парку аттракционов. В отличие от тихих аллей, по которым они только что брели, здесь практически вся земля была завалена трупами. Лавр остановился, чтобы оглядеться и перевести дыхание.

— Трупы есть, а заражённых — нет. Полагаю, когда добыча закончилась, они ушли исследовать другие части парка.

— Было бы здорово их не встретить!

Лавр кивнул. Да, это было бы идеально. Они прошли ещё пару метров, прежде чем он издал радостный, но сдавленный стон и остановился.

— Тоня, а как эту штуку зафиксировать, чтобы она не упала?

Тоня поставила мотоцикл на подножку, и в ту же секунду Лавр схватил её за руку и повёл в узкую аллею рядом с парком аттракционов. Здесь, прямо напротив входа, стояла повозка с мороженым. Холодильник был подключён к маленькому генератору — это его звук они слышали. Судя по нему, топливо в генераторе кончалось, но со своей задачей он ещё справлялся — в тележке было нерастаявшее мороженое.

— Мне кажется, мы заслужили. Что вы думаете?

Тоня потрясённо кивнула. Она ожидала чего угодно, но мороженое? Лавр тем временем встал за прилавок, поднял прозрачную стеклянную крышку и начал ловко раскладывать мороженое в картонный стаканчик.

— Держите! Ванильное, клубничное и моё любимое — фисташковое!

Тоня молча взяла мороженое. Они сели на скамейку и начали есть, и это было лучшим мороженым, которое Тоня ела в своей жизни. Следующие десять минут прошли в тишине. Наконец Лавр встал, выбросил пустой стаканчик в стоящую рядом урну и снова сел рядом с Тоней на скамейку.

— Думаю, прежде чем двигаться дальше, нам стоит позволить себе добавку.

Это был не вопрос, а утверждение, и Тоня совершенно не собиралась с ним спорить. Ей хотелось попробовать и другие вкусы, особенно соблазнительным выглядело шоколадное. Лавр на секунду задумался, а затем повернулся к ней.

— И моя покойная жена, и мои дети, да, кажется, все мои друзья тоже, все всегда мне говорили: «Лавр, ты очень много говоришь и очень мало слушаешь». И они были правы, это, действительно, мой важный, если не сказать главный, недостаток, — он сделал паузу и пристально посмотрел на Тоню. — Тоня, расскажите мне о себе. Как вы стали конвоиром? Почему вы вдруг решили выбрать именно эту профессию? Мне правда интересно.

Вопрос застал Тоню врасплох. Прежде никто особенно не интересовался её жизнью. Формальные вопросы — в школе, учебке или на работе — это да, конечно, а вот так взять и спросить по-человечески… Неожиданно на глаза навернулись слёзы. Лавр заволновался, но Тоня махнула рукой:

— Всё в порядке, пройдёт. Это от удивления, наверное.

Но слёзы не уходили. Тоня давно не плакала вот так горько, при ком-то — в автозаке в начале их знакомства не считалось, потому что Лавр ещё тогда не стал для Тони кем-то. Последний раз, кажется, она позволила себе так расплакаться где-то в далёком детстве, но с тех пор — ни разу. Она должна была быть сильной, «кроме Тони, о Тоне никто не позаботится». Но сейчас, сидя в мёртвом парке и держа в руках стаканчик, в котором таяло самое вкусное мороженое в её жизни, Тоня рыдала.

Лавр сначала не очень понял, что ему делать, а потом тихонько снова спросил, можно ли Тоню обнять, и она кивнула. Ей стало легче, и она начала рассказывать. Плакать Тоня всё равно не перестала, но слёзы теперь были не такие горькие.

Тоня родилась в деревне Закалтус — «это примерно два часа от Улан-Удэ, на автобусе подольше». Как и большинство городов и деревень Бурятии, Закалтус сочетал в себе два качества: невероятную красоту и запредельную бедность. Тоня росла с матерью, отца посадили, когда ей был всего год, и она его не помнила. Знала только, что он мечтал о сыне, даже имя выбрал — Антон — в честь друга лучшего, который его от смерти в ночь штурма Грозного спас. Хотел сына, а родилась Тоня. Антонина. Отец пожарным работал и пил. Мать с Тоней дома сидела и тоже пила. Когда не хватало денег на водку, они вместе гнали самогон из картошки, которой в огороде росло немыслимое количество и которая составляла основу рациона Тони примерно лет до восемнадцати, когда она наконец смогла уехать.

— Не помню отца совсем. Когда мне год был, они с матерью напились как-то сильно… Мне потом эту историю мент наш местный рассказал. Ну, напились, и отец вспомнил, что сосед наш, дядя Слава, его на прошлой неделе «пустым местом» назвал. Вспомнил отец, значит, слова эти, взял топор и пошёл. Мать даже его остановить не пыталась, — Тоня на секунду замолчала. — Он зарубил не только дядю Славу, он их всех убил. И жену его, и деток, всех. У нас дома чуть на отшибе стояли, не успели другие соседи добежать и спасти, всех убил. Младшему три года было.

— Тоня, — Лавр говорил тихо, но твёрдо. — Тоня, вы ведь не читали «Гарри Поттера»?

Тоня замотала головой.

— Хорошая книжка, я надеялся её внукам прочитать… В ней один волшебник давал совет полезный: когда герой там встречался с особым монстром, высасывающим из людей радость, волшебник советовал после таких встреч есть шоколадку. Чтобы уровень счастья восстанавливать. Давайте я вам мороженого ещё положу?

Тоня кивнула:

— Шоколадного можно?

Когда Лавр дал ей новый стаканчик, наполненный прекрасным шоколадным мороженым, Тоня продолжила рассказ, лишь изредка прерываясь, чтобы съесть ещё ложечку.

Отца посадили пожизненно, чудом каким-то менты успели его себе в машину усадить и от разъярённых жителей деревни спасти. Чудом! Никогда больше Тоня его не видела, она даже не знала, жив ли он.

— У нас в деревне замечательные люди жили, просто лучшие на свете. Дружные, гостеприимные. Но к другим — не к нам. Не простила нас деревня. Ни мать мою не простила, ни меня — хотя я-то чем провинилась?

Единственной радостью в Тониной жизни стал мотоцикл, но он появился позднее. Поэтому до времени она копала картошку, ездила на разваливающемся автобусе в школу — в их деревне школы не было — и занималась хозяйством. Мать пила, а выпив, Тоню жестоко била, но Тоня привыкла. Какие у неё, в сущности, были варианты? В двенадцать лет Тоню впервые изнасиловали. Это сделал школьный физрук, причем сделал как-то походя, как будто для него это было делом привычным и малозначимым. Мать Тоне не поверила. И директор не поверил, а физрук подкараулил как-то Тоню после уроков и пригрозил ей ножом, если она будет и дальше про него небылицы рассказывать.

Лавр сидел и потрясённо слушал Тонин рассказ. Несколько раз он даже открывал рот, чтобы что-то сказать, но удерживался и не перебивал. Он слушал историю о бесконечном насилии — обычном или же сексуализированном, — о нищете, которую он даже не мог себе вообразить. Будь на его месте Чарльз Диккенс, он бы точно перебил Тоню и сказал, что нет, так ужасно дела не обстояли даже в его романах, Тоня точно преувеличивала! Но Тоня говорила правду. Каждый день своей жизни она думала, как бы уехать, как бы сбежать от матери, как бы организовать свою судьбу таким образом, чтобы никогда не чувствовать себя больше беззащитной, не бояться каждую секунду. Ответом для неё стала работа во ФСИН.