Нормандия — Неман - Франсуа де Жоффр

Вместе с тремя летчиками моей эскадрильи я иду на правом фланге группы. Мы должны прикрывать основное ядро группы. В молочно-белом небе проплывают слоистые облака, редеющие по мере того, как мы приближаемся к морю. Уже 10 минут как мы в полете. Вдали виднеется залив Фриш-гаф, Пиллау и аэродром. «Мельдерсы» уже здесь, точно прибыли на свидание. Группами по два самолета они громоздятся друг над другом и заполняют небо на всех высотах — гибкая тактика, которая для них наиболее выгодна.

Я в паре с капитаном Шаррасом отделяюсь от отряда и устремляюсь вниз на Пиллау. Легкое покачивание крыльями самолета командира полка — сигнал к атаке. В эфире беспрерывно слышится:

«Achtung! Franzosen!»[26]

Почти в отвесном пике, чтобы достигнуть скорости 600 километров в час, мы устремляемся к земле, на пару «фокке-вульфов», летящих перпендикулярно линии нашего полета, но значительно ниже. Все внимание на прицел! Вперед! Немного удачи, точности, и мы причиним им большую неприятность.

Но «фокке-вульфы» поняли наш маневр. Они начинают разворот, переворачиваются на спину и стремительно пикируют к своему аэродрому, используя всю мощность моторов. Они хотят увлечь нас за собой, чтобы подставить под смертоносный огонь своей зенитной артиллерии. Мое положение не из лучших: в головокружительном пикировании я очутился ближе всех к земле. С рекордной быстротой я приближаюсь к одному из «фокке-вульфов», отчетливо различая черные кресты на крыльях. Ну, пора!.. Легкий нажим на педаль управления. Силуэт самолета растет, вырисовывается все четче в рамке прицела. И вот уже мои трассирующие пули настигают его, отдирая куски металла от корпуса. Сероватый дымок скользит вдоль фюзеляжа. Но истребитель продолжает пикировать. Вдруг я вижу, что оказался один в небе над аэродромом, всего в нескольким сотнях метрах от моря. Чувствую, как зенитная артиллерия концентрирует огонь на моем «яке». Огненные шары разнообразных оттенков и багровые полосы окружают меня. Немецкие трассирующие пули смешиваются с моими и выписывают в небе причудливые узоры. В наушниках слышится знакомое потрескивание.

— Внимание! Перестроение на высоте 3000. Направление — Хайлигенбайль, — сообщает «Финозеро» (позывной командира полка).

Наше звено рассыпалось, вернее испарилось, и я остался сейчас совсем один во враждебном мне небе, на высоте 500 метров от земли, окруженный черными облачками разрывов, похожих на барашков с вьющейся шерстью.

С большим трудом мне удается набрать высоту. Держу курс на восток, чтобы не опоздать на соединение с группой в указанном командиром месте. Я иду зигзагами, чтобы избавиться от возможного преследования. Налево и выше моего «яка» «на 10 часов» меня поджидают два «фокке-вульфа». «На 4 часа» пролетают два Мессершмитта-109. Я устремляюсь на огромной скорости к земле, закрытой облаками. Мне уже кажется, что я сумею выйти невредимым из этой переделки, как вдруг яркая вспышка ослепляет меня. Мою машину словно свела судорога. Появился дым. Пол кабины точно провалился. Под ногами я вижу море и языки пламени, которые, кажется, вот-вот начнут лизать мои сапоги. Понимаю, что меня подбили. Какой-то «фокке-вульф», выйдя из облаков надо мной, пристроился в хвост моему «яку» и выпустил в упор несколько очередей. Снаряды разорвались в хвосте машины и под нею. Это пока все, что я успеваю осознать.

И пока я пытаюсь более отчетливо представить себе случившееся, вдруг второй взрыв потрясает самолет. Мой «як» встает на дыбы! Управление нарушено. Я ничего больше не могу сделать. Он сваливается на левое крыло, переворачивается на спину и входит в первый виток штопора, который не оставляет никаких шансов на спасение. Машина горит. Она падает в море, как пылающая и дымящаяся головня.

Почти механически, точно в бреду, я открываю фонарь кабины, который сразу же срывает воздушным потоком, отстегиваю привязные ремни и нечеловеческим усилием поднимаюсь с сиденья. Витки штопора все чаще и чаще, пламя бушует все сильнее и сильнее. На какое-то мгновение вижу вздымающееся подо мной море. Я закрываю глаза, напрягаю мускулы, и меня сразу охватывает чувство покоя и тишины. На какое-то мгновение к горлу подступает тошнота, настолько резко я рванул кольцо парашюта. И вот я уже болтаюсь в воздухе. Но в каком нелепом положении! Одна нога запуталась в стропах парашюта, и я опускаюсь почти вниз головой. По-видимому, парашют раскрылся неудачно, и купол надо мной наполовину смят. После отчаянных усилий мне удается наконец принять почти нормальное положение. Некоторое время я ощущаю на себе сильный леденящий ветер, а потом стремительно погружаюсь в серо-зеленый, вязкий, обволакивающий тело мир… Ощущение пронизывающего холода, удушья, томительного страха перед небытием! Ни неба, ни воздуха. Я задыхаюсь, почти теряю сознание, на глубине шести метров в заливе Фриш-гаф, который не более двух недель как освободился ото льда.

Мозг сверлит мысль: спастись, спастись любой ценой. Взывая к моему доброму прошлому — спортивной закалке, я неистово работаю руками и ногами и скоро оказываюсь на поверхности воды. Жадно глотаю, воздух. Мне легче. Кошмарный круговорот мыслей и воспоминаний постепенно останавливается в моем сознании. Теперь прежде всего необходимо избавиться от лямок и строп парашюта, лишнего снаряжения и как можно быстрее отплыть от этого огромного белого савана, который стесняет мои движения и тянет за собой в морскую пучину. Чувствую легкие покалывания в правой ноге. Наверное, несколько мелких осколков застряли в ступне. Болит бедро. Во время падения в воду я потерял один сапог, другой тащит меня на дно, как тяжелый башмак водолаза. Несмотря на потрясение, мои движения становятся все более осмысленными. Я понимаю, что купол моего парашюта, плавающий на поверхности залива, представляет отличную мишень для немцев. Кое-как я делаю первые взмахи, чтобы отплыть в сторону, а в это время в небе продолжают кружиться «мессеры». Они посылают в меня несколько пулеметных очередей. Впрочем, мы поступаем точно так же. Ничего не скажешь. Это — война.

В двух — трех километрах от меня отчетливо вырисовывается берег. Он еще в руках немцев, которые метр за метром продолжают отступать под мощным натиском русских войск. Но, тем не менее, я плыву к берегу, стараясь координировать свои движения, придать им спокойный размеренный ритм и продолжая всматриваться в очертания Земландского полуострова.

Я плыву медленно, экономя силы. Оглядываюсь и вскоре замечаю в 100 метрах справа от меня какой-то темный предмет, плавающий на поверхности. Медленно, очень медленно, теряя устойчивость под тяжестью набухшей одежды, весь в ушибах, промерзший до мозга костей, я приближаюсь к этому предмету, моей последней надежде, так как чувствую, что без опоры я никогда не доберусь до берега. Последние метры преодолеваю минут за десять. Я совсем выбился из сил. Судороги железными обручами стягивают ноги и спину, когда я хватаюсь, наконец, негнущимися пальцами за толстый деревянный брус, к которому прибиты две небольшие дощечки. Дыхание и жизнь возвращаются ко мне. Я говорю себе, что если смогу удержаться верхом на этом брусе, то сегодня в полку меня опять не «поделят». Я закрываю глаза. Я так устал, так устал…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});