Докаюрон - Юрий Иванов-Милюхин

— Это не шторм, это, как ты правильно заметила в первый раз, небольшое волнение, — обернувшись с переднего сидения, мягко отозвался мужчина. — А во вторых, кто говорил, что мы пойдем в открытое море? Нужно всего лишь пересечь пролив, каких–то двести пятьдесят километров. Вот такой «мерс» это расстояние покрывает за час, с учетом, что по дороге мы примем душ.

— Шестисотому, если по суше, к тому же, по разлинованной бетонке, под силу и триста километров в час, — воспротивилась женщина. — А ихний неуклюжий паром какую скорость разовьет, да еще по горбатым волнам?

— По времени немногим больше… часа на два, на три. Успокойся, лучше посмотри, сколько народу решили отправиться в путешествие именно в такой день.

— Разве мало вокруг нас самоубийц, — похмыкала себе под нос спутница. Попросила. — Приготовь, пожалуйста, зонтики, ужасно не хочется попадать под этот колючий ливень.

— Они давно на взводе. Вылезаем, до отплытия осталось всего полчаса.

— И здесь бедной крестьянке деваться некуда…

С притворным кряхтением за дорогу успевшая пригреться пассажирка выбросила длинную красивую ногу в темном чулке в приоткрытую дверцу машины, высоким каблуком осторожно нащупала брусчатку. Распрямившись во весь рост, взяла себя в руки, с чувством собственного достоинства огляделась вокруг, отклонив вначале предложенную мужчиной помощь:

— Я еще не переступила порог перезрелого возраста.

— А я всего–навсего блюду этикет.

— Хм, ты не следишь за нововведениями в высших кругах Европы и Америки. В них старые монархические замашки давно считаются признаком слабости.

— Куда нам… перед вашим высочеством.

На середине пути, в открытом море, волны достигали пятиметровой высоты. Сидя на кровати в каюте «люкс» на верхней палубе, прекрасная женщина с продолговатым побледневшим лицом безуспешно пыталась бороться с подкатившей тошнотой. Мелкие капли пота осыпали мраморный лоб, усеяли переносицу с верхней губой серебристым бисером, чередой скатывались по высокой выгнутой шее за воротник распахнутой кофточки. В каюте было тихо и тепло, но за широким плотным окном бесновался гулявший по натертой до блеска палубе как по степи морской бродяга ветер. Таблетки от качки оказались бесполезными, сидящий рядом, на всякий случай приготовивший бумажные кульки, мужчина с беспокойством посматривал на спутницу, боясь обмолвиться неловким словом. Наконец, когда в очередной раз женщина с покашливаниями склонилась вниз, он негромко посоветовал:

— Попробуй задержать дыхание, это верный способ.

— Про него разве что бездомные собаки не знают, — сплюнув, откликнулась спутница. — Можно подумать, что я его не пробовала.

— Тогда вырви и положи под язык лимонную дольку.

— Все–то ты знаешь, — рассеянно развела руки в стороны она. Хапнув воздух белыми губами, надолго уставилась в покрытый пластиком потолок. Затем выдохнула и болезненно сморщилась. — Ничего не помогает, лучше я выйду на свежий воздух.

— Я бы не советовал, такой ветер, — с опаской выглянул в окно мужчина. Нахмурившись, ладонью провел по волосам. — Действительно, погода разыгралась не на шутку.

— Кто–то говорил, что в море будет еще спокойнее.

— Ну… всего не предугадаешь

Накинув курточку и прихватив с собой дождевик, женщина направилась к выходу из каюты. Ее спутник суетливо принялся совать руки в рукава просторного черного плаща. Когда оделся и снова посмотрел сквозь стекло, женщина крепко держалась за поручни на противоположной стороне обширной палубы. Огромные волны с размаху разбивались о белоснежный корпус морского парома, рассчитанного на первозку нескольких сотен людей вместе с их личными машинами. Лохматые клочья густой пены взлетали в пропитанном влагой воздухе, достигая самой верхней палубы, оседая на ней шипящими мыльными пузырями. Казалось, в этот день могучая природа решила позабавиться, как пластмассовую игрушку швыряя с волны на волну неподъемное судно. По небу метались косматые серо–черные тучи, сквозь которые не было видно не только краешка солнца, отсутствовал даже намек на светлый его диск. Величественная картина завораживала, заставляла из глубины организма подниматься дополнительным силам, позволявшим с восторгом отдаваться острым ощущениям. Женщина подставила лицо упругим порывам ветра, с наслаждением и внутренним страхом окунулась в резиновые потоки. От позывов тошноты не осталось и следа. Она не заметила, как спутник просунул руку под ее локоть, замерла с приварившимися к поручням пальцами, унизанными дорогими серебряными перстнями, не ощущая морозных покалываний тоненькими иголочками вмиг посиневшей кожи.

Так, прижавшись друг к другу, они простояли на палубе до тех пор, пока вдали не показались едва заметные поначалу, изрезанные берега туманного Альбиона. А когда корабль приблизился настолько, что стало возможным различить многочисленные строения вдоль береговой линии, женщина вдруг ощутила успевший охватить ее холод. Повернув голову в сторону мужчины, задрожала округлым подбородком:

— Кажется, я промерзла насквозь, — с трудом шевеля большими губами, пожаловалась она. — У нас есть что–нибудь из горячительного покрепче? Вместо чашечки кофе я бы с удовольствием пропустила сейчас пару рюмочек хорошего французского коньяка.

— Нет проблем, — приготовился исполнить желание спутницы мужчина. — Пойдем, я сам накрою небольшой столик.

— Не очень–то приветливо встречает меня вечно дождливая Англия, что–то ждет на ее берегах, — с трудом отрывая руки от железных поручней, с обидой в осевшем голосе пробормотала женщина. Деревянно переставила ноги по скользкой палубе. — А ведь по крови я не совсем здесь чужая.

— Все будет хорошо, — поддерживая за локоть и вышагивая рядом, успокоил ее спутник. — Разве я посмею отдать тебя на растерзание кому бы то ни было.

— Спасибо, милый, как раз в этом я сомневаюсь меньше всего.

В портовом английском Дувре, с первых шагов по нему напомнившем о чопорности всей бывшей великой морской империи, путешественники задерживаться не стали. Оседлав послушный черный «мерседес», по вылизанному автобану, мимо зеленых еще сочных английских лугов с сытыми пятнистыми коровами на них помчались в столицу соединенного королевства. В машине женщина почувствовала небольшую температуру, но вовремя принятые меры предосторожности исправно действовали на организм, запрещая тому поддаваться. Как всегда в эту осеннюю пору, Лондон встретил путников густым туманом над островерхими крышами с острыми шпилями над многочисленными старинными зданиями и протестантскими соборами. Обогнув Букингемский Дворец с застывшими у резных ворот стражниками в средневековых, лохматых и высоких, черных папахах и со старинными мушкетами на плечах, автомобиль завернул на одну из тихих улиц, остановился возле частной гостиницы из красного кирпича. Это было строение начала девятнадцатого века в стиле ампир с монументальной лепниной, лапидарными нишами и плоскими колоннами вдоль длинного фасада. У входа дежурил портье в ливрее с королевскими позументами по ней. С достоинством поклонившись, он проводил посетителей к отшлифованной за столетия до блеска стойке и вернулся на свое место. Получив ключи от номера и проигнорировав лифт, по широкой мраморной лестнице путешественники поднялись на шестой этаж, прошли в конец залитого приглушенным светом коридора со старинными люстрами и канделябрами по стенам. За массивной дубовой дверью с львиными головами вместо ручек их встретили состоящие из нескольких помещений светлые просторные хоромы. Женщина сняла замшевые перчатки, заглянула сначала в ванную, затем в туалетную комнаты, и только после этого прошла в большую спальню с двумя широкими под шелковыми балдахинами деревянными кроватями. Бросила перчатки на прошитое квадратиками тонкое одеяло из гагачьего пуха, скинула длинный плащ, повесила его на спинку стула и заторопилась к зашторенному набивными портьерами высокому окну. На улице по прежнему шел мелкий лондонский дождь, словно кто–то значительный просеивал немерянные массы холодной воды через серебряное ситечко с маленькими дырочками. Сквозь туманную пелену виднелись зубцы со шпилями стен и дворцов королевской резиденции, в которой правила королева–мать всей Англии, рыжая Елизавета Вторая. Впрочем, рыжий с белым цвета были национальными для известной еще со времен античной Греции и мирового господства римлян Альбионии, названной так именно за окраску волос основного населения. Несмотря на пасмурную погоду, внутри замкнутого пространства шла своя жизнь. К подъезду одного из дворцов то и дело подкатывали дорогие сверкающие автомобили, из них выходили солидные люди в черных смокингах, над которыми служащие раскрывали огромные купола зонтиков. По дорожкам вышагивали клерки в белых воротничках, в накинутых на плечи старинных плащах, за ними спешили особы в современных джинсах и кожаных куртках. Но это так казалось, что жизнь за крепостными стенами бьет ключом беспрерывно. Женщина знала, на самом деле прием по поводу очередного какого–то праздника закончится, и вся публика уберется за ворота, растворится в бесчисленных коридорах за бесчисленными дверями в мрачноватые комнаты не менее мрачных дворцов. Двор опустеет, по нему изредка будет прогуливаться лишь охрана из Скотленд Ярда, или наряд из гвардейцев. Покусав верхнюю губу, она прошлась взглядом по периметру резиденции, не заметив ничего нового, отвернулась от окна. Мужчина копошился возле поставленных лакеем на паркетный пол вещей, дверцы шкафа из мореного дуба были открыты.