Дневниковые записи. Том 2 - Владимир Александрович Быков

задора я начал махать руками, получил ее замечание, остепенился, но все равно не удержался, и пообещал, если будут приняты мои притязания, нечто вроде впечатляющего их судебного рассмотрения.

Мое эмоциональное выступление, а возможно кое-что ею запечатленное из моих писем в части недостойных для суда нелепых ляпсусов, о которых я дипломатично не упомянул, произвела на нее желаемое впечатление. Она задумалась, вновь обратила свой взор на бумаги и, после довольно продолжительной паузы перешла на «конструктивную» тональность, но вне ожидаемого мною ответа по сути мною написанного и только что сказанного, а совсем, видимо, не зная как возразить, совсем в другом ключе.

– Мне кажется, что в данном случае лучше бы использовать (непонятно почему) статью о компенсации морального вреда… неплохо бы приложить к иску саму газету с критикуемой Вами статьей (которой я успел перед этим потрясти перед ее глазами) и… подать (уж совсем неожиданно и вне ее предыдущих «определений») иск по месту жительства Ответчика, а еще лучше – адресовать его самой Редакции. В заключение, умиротворенно посетовала на саму себя: что она как бы действует противозаконно, позволяя фактически мне вновь заняться исковым заявлением, после его официально состоявшегося акта возврата.

Я не преминул воспользоваться мне наговоренным, поблагодарил за понимание моей позиции, за ее конструктивные предложения и советы, пообещал еще раз подумать, и попрощался.

Подумав же, решил оставить все, как есть, и написал ей «частное» письмо.

«Уважаемая Галина Александровна! Я с глубочайшей признательностью воспринял наш разговор и проявленное ко мне внимание в части представленной возможности уточнить исковое заявление.

Вместе с тем при более тщательном анализе Ваших замечаний я пришел к выводу:

во-первых, подать заявление мне все же следует персонально на Л. Кощеева, как Главного редактора и должностное лицо, ибо виновником данного инцидента является он лично, а не Редакция и, тем более, не ее сотрудники, которые придерживаются, к тому же, противоположного ему мнения;

во-вторых, предъявить Ответчику иск необходимо по статье 152 ГК РФ, как наиболее полно отвечающей сути настоящего дела и его по отношению ко мне последствиям.

В остальном, все Ваши добрые советы мною приняты и учтены в измененной редакции Заявления, как в части его большей обоснованности, так и дополнений к его приложениям».

Остается теперь обратить ее в свою «веру».

27.11

Мое письмо сработало. Иск принят и назначено его рассмотрение на 19 декабря.

28.11

Юбилейный номер «Литературной газеты», посвященный 100-летию со дня рождения Лихачева. Я никогда не поддавался влиянию моды или каким-либо авторитетам. Именно поэтому не воспринимал и культурологическую увлеченность Лихачева, его несколько назойливую пропаганду культуры, как главной, чуть не единственной характеристики, определяющей благополучие общества.

И вот сегодня, просматривая номер газеты, осознал, что и сам на протяжении многих лет являлся ничуть не меньшим пропагандистом той же культуры, признав ее одним из основных факторов, обеспечивающих оптимальное движение человека по жизни. Интересно, что моя «культура» не воспринималась многими, в том числе Нисковских, с такой же неприемлемостью, как и мною лихачевская.

Но, что меня умилило в совпадении подходов? – Фотография Лихачева на ступеньках крыльца, видимо, своей дачи… с маленькой собачкой, как две капли похожей на нашу Альку. Только с одним их отличием: наша была с большими стоящими ушами, а лихачевская – с маленькими и полувисящими. Поза же, выражение, приподнятая слегка одна передняя лапка – полная до удивления копия.

В этом же номере статья на близкую мне тему В. Полякова под звучным газетным заголовком «Тупики торгашества». Онаученная до невозможности, с использованием, для пущей монументальности, массы чисто философских терминов, «чудных (по автору) слов, вроде: «ретрологии, криптовласти, симулякровой и «мейнстримовской» социологии, репрезентированных идей и эзотерических сочинений…».

Статья о законах движения человека по жизни – настолько элементарно простых и очевидных, что все о них, у меня уместилось не более чем на двух страничках. У Полякова же эти, вытекающие из самой природы живого, желания и поступки людей выдаются, со ссылками на Т. Гоббса, А. Зиновьева, К. Шмидта, В. Зомбарта, М. Хайдегера и других известных философов, за некую недоступную для понимания обычного человека «эзотерическую» мистику. И чего только у них не нагорожено.

По Зиновьеву (мной часто критикуемому за несусветную наукообразность и тенденциозность) «Интеллектуальная среда загрязнена, отравлена, изуродована… И это (почему-то?) не вызывает никакой тревоги ни у кого… И как же так получилось (восклицает он), отчего люди допустили подобное?! Почему не нашлось благородных богатырей ума, способных противостоять дьявольской фальсификации бытия?».

По Шмидту «Основным грехом Макиавелли были не его идеи, а их публикация. Потому что публикация знания, которое не может не быть тайным, действует саморазрушительно». Хотя тут же отмечается (вне логики, и без видимого для мира «саморазрушения»), что еще в 17 веке оказывается «Гоббс решительно перестроился и перешел с (полезной по Шмидту) подачи советов властям на (по ему же, недопустимое) публичное разглашение секретов управления».

Далее по Зомбарту, и вне какой-либо связи с «интеллектуальной загрязненностью», о «Проблеме капиталистического духа, его природе, возникновении необыкновенно сложном, бесконечно сложнее, чем считали до сих пор… Английской торгашеской философии… Немецком мироощущении, единодушно отвергающем все то, что напоминает английское и даже европейское мировидение…»

И о многом другом в столь же высокопарных, полулозонговых, претендующих на открытие изречениях – алогичных, между собой не корреспондирующихся, порой наивных или вовсе неверных, пригодных разве только для услаждения слуха.

Какая-то немыслимая страсть к словоблудию у массы сегодня пишущих на разные «злободневные» темы. Поляков не исключение, и потому перефразируя его, можно точно утверждать, что «гегемонию» в мире захватили не «расчетливые бездушные дельцы», а, скорее, милые автору «светлые бескорыстные умы», отлично приспособившиеся к бессмысленно-звонкому сочинительству. А ведь, правда, какое благостно-бесполезно-звучащее сочетание у них красивых слов!

02.12

И вновь, как бы в подтверждение предыдущего моего резюме, но теперь о весьма объемной, в пятьсот страниц, книге Марка Солонина «22 июня, или когда началась Великая Отечественная война».

Начинает он с весьма импонирующего заявления о том, что автор «за мораторий» – «на сто лет запрет всякого публичного обсуждения истории». Только тогда, считает он, когда «воспоминания об этом состоявшемся Апокалипсисе перестанут быть кровоточащей раной в сердце народа, когда уйдут последние ветераны, можно будет общими усилиями создать правдивую, на документах основанную, историю Великой войны».

Почти полное повторение моей позиции, исключая неоднократно мной отмеченную повальную увлеченность «подлинными архивными документами». Будто для «правдивой истории» недостаточно наших собственных (естественно, объективных, а не предвзятых и однобоких) представлений о жизни. Я не против архивов и документов, я против их фетишизации. Солонин же оказался в их прямом плену