Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Каплан

В самом деле, вопрос теперь состоит в том, смогут ли ханьцы, крупнейшая на сегодняшний день этническая группа КНР, составляющая более 90 % населения и расселенная в основном на территории пахотных земель «внутреннего Китая», постоянно поддерживать максимально стабильный контроль над живущими на периферии тибетцами, тюрками-уйгурами и жителями Внутренней Монголии.

Между тем КНР сейчас достигла пика своей континентальной мощи, хотя раны, нанесенные ей территориальными притязаниями Европы, России и Японии, по историческим меркам Китая, еще очень свежие. В XIX в., когда Китай династии Цин переживал экономические трудности, страна потеряла значительную часть своей территории — зависимые южные территории Непала и Бирмы отошли к Великобритании, Индокитай — к Франции, Тайвань и зависимые территории Кореи и Сахалина — к Японии, а Монголия, Амурский край и Уссурийский край — к России[314].[315] В XX в. Япония захватила полуостров Шаньдун и Маньчжурию в самом сердце Китая. И все это случилось вдобавок к унизительным соглашениям об экстратерриториальности, навязанным Поднебесной в XIX–XX вв., согласно которым западные государства устанавливали контроль над частью крупных городов Китая.

А теперь мы переместимся в 1950-е гг., когда в средних школах КНР стали появляться карты Большого Китая, включавшего все эти потерянные территории, а также Восточный Казахстан и Кыргызстан. Мао Цзэдун, который впервые со времен расцвета династии Цин сумел объединить континентальный Китай, очевидно, ратовал за полное возвращение в состав его государства земель, исторически к нему относящихся, но находящихся под контролем другого государства. Он как личную трагедию воспринимал раны страны, бывшей когда-то огромной империей и существовавшей веками, — раны, нанесенные унижениями, которые ей довелось познать в недавнем прошлом.[316] Учитывая те потрясения и тяжелые испытания, с которыми Поднебесная столкнулась в своей истории, это — один из тех недостатков в рассуждениях Мао, который мы, вероятно, могли бы простить ему. И пусть правители Китая во втором десятилетии XXI в., может, и не так бессердечны в своих взглядах, как Мао, но они всегда помнят китайскую историю. Современные государственные границы включают Маньчжурию, Внутреннюю Монголию, Восточный Туркестан и Тибет — то есть все прилегающие плоскогорья и пастбища. Но, несмотря на это, правительство страны сегодня предпринимает целый ряд стратегических шагов, которые демонстрируют миру такое представление о Китае, которое выходит далеко за пределы территории Поднебесной даже при династии Тан в VIII в. и при династии Цин во времена самого мощного расцвета страны в XVIII в. Китай — это государство с самым большим населением и наиболее динамично развивающейся экономикой в мире, которое распространяет свое территориальное влияние в основном посредством торговли. При правлении последней из великих китайских династий — окрестившей себя коммунистической, хотя и являющейся на самом деле капиталистической и авторитарной — Китай, по сути, чрезвычайно настойчиво стремился к еще одному золотому веку империализма. И есть в этом определенная ирония, ведь китайские правители считают себя великодушными, терпимыми и заслуживающими свою власть благодаря, используя термин династии Хань, небесному предопределению — «Небесному Мандату».[317]

Географическая специфика Китая указывает на то, что путь этой страны к превращению в ведущую мировую державу будет непростым. Ведь ежегодный прирост ВВП более 10 %, который наблюдался в стране последние 30 лет, едва ли будет продолжаться и дальше такими темпами. Но, несмотря на это, даже в условиях перестройки КНР всегда будет находиться в центре геополитических отношений мира. Китай никогда больше не скатится до полного хаоса. Поднебесная, как и говорил Маккиндер, сочетает в себе элементы предельно модернизированной экономики западного образца с унаследованной от Древнего Востока «гидравлической цивилизацией»[318].[319] Понятие «гидравлической цивилизации» подразумевает, что режим, управляемый из единого центра, способен вербовать миллионные трудовые армии на строительство крупнейших гидротехнических сооружений и объектов инфраструктуры. Это и обусловливает возможность Китая неуклонно поступательно развиваться с темпами, которыми не всегда могут похвалиться демократические государства, привыкшие в поисках компромиссов неторопливо согласовывать интересы своих граждан. Несмотря на то что китайские лидеры формально считаются коммунистами, они — фактические преемники примерно 25 императорских династий, которые сменяли друг друга на протяжении 4000 лет в деле освоения западных технологий и опыта, что происходило, однако, строго в контексте сложной культурной системы самой Поднебесной, которая среди прочего может похвастаться уникальным опытом в навязывании вассальных отношений другим государствам. «Китайцы, — говорил мне один чиновник из Сингапура, — очаровывают вас, когда хотят вас очаровать, и шантажируют вас, когда им это нужно, и делают это систематически».

Внутреннее развитие Китая, при всех связанных с ним общественных тревогах, питает его внешнеполитические амбиции. Империи редко строятся сознательно, по готовому заранее проекту. Скорее, когда государства становятся сильнее, у них возникают определенные потребности и, как ни парадоксально, неуверенность в собственной безопасности, которая совершенно естественно заставляет их расширяться. Взять, например, США. Там, под руководством ничем не примечательных президентов — Резерфорда Хейса, Джеймса Гарфилда, Честера Артура, Бенджамина Гаррисона и др. — экономика устойчиво развивалась при высоком уровне ежегодного роста в период между окончанием Гражданской войны и испано-американской войной 1898 г. Как следствие, по мере того как торговля Соединенных Штатов с внешним миром расширялась, у страны возникали разносторонние экономические и стратегические интересы в самых отдаленных уголках света, что приводило к военному вмешательству, в частности к высадке морской пехоты США в Южной Америке и отправке военно-морского флота в Тихий океан. Это происходило, несмотря на все социальные беды США того времени, которые, в свою очередь, и были результатом такого динамического развития. Еще одним фактором, заставившим Соединенные Штаты обратить пристальный взгляд за пределы своих границ, было то, что внутри страны положение являлось прочным, ведь последнее крупное сражение с индейцами на территории страны произошло в 1890 г.

КНР также укрепляет сухопутные границы и начинает проявлять свою активность вовне. В отличие от США, Китай во внешней политике не практикует миссионерский подход. Он не рвется распространить на другие страны свою идеологию или форму правления. Этический прогресс в международной политике — это цель США, а не Китая. Однако КНР не является неким консервативным государством, старающимся сохранить существующее положение дел в мире. Внешнеполитическая активность страны в основном продиктована потребностью в поставках энергоносителей, металлов и другого стратегического сырья, необходимых для поддержания постоянно растущего уровня жизни населения, которое составляет сегодня, грубо говоря, 1/5 часть населения нашей планеты. В самом деле, Китай в состоянии прокормить 23 % населения планеты, имея в своем распоряжении всего 7 % пахотных земель, причем, как пишет Фэрбэнкс, «на каждый квадратный километр возделываемых земель в долинах и на равнинах приходится около 800 человек»[320].[321] Теперь от страны ждут, что ей удастся обеспечить большинству городского населения возможность наслаждаться комфортом жизни среднего класса.

Для решения всех этих задач Китай установил выгодные для себя сырьевые отношения и с соседними, и с далекими странами, обладающими теми ресурсами, в которых он нуждается для обеспечения своего роста и развития. Поскольку мотивы активной внешнеполитической деятельности страны обусловлены фундаментальными национальными интересами — экономическим выживанием и развитием, то Китай можно охарактеризовать как сверхреалистичную державу. Вот почему КНР стремится упрочить свое присутствие в различных частях Африки к югу от пустыни Сахара, где находятся большие запасы нефти и других полезных ископаемых. Также ему необходимо обезопасить транспортные пути и порты в Южно-Китайском море и в соседнем Индийском океане, через которые страна имеет доступ в богатый нефтью и газом арабско-персидский мир. Не имея особого выбора в своих действиях на международной арене, Пекин мало беспокоится о том, с какими режимами ему приходится иметь дело, ведь в партнерах ему нужна стабильность, а не добродетели, какими их представляют себе на Западе. Некоторые из них, как, к примеру, Мьянма, Казахстан, Иран, Судан и Зимбабве, являются по сути или отсталыми, или авторитарными, или зачастую и теми и другими одновременно. В этом случае поиск поставщиков сырьевых ресурсов, которых Китай ищет по всем миру, приводит к конфликтам с США с их миссионерскими намерениями свободы и демократии, а также к трениям с Индией и Россией, на чьи сферы влияния иногда замахивается КНР. Часто из поля зрения при этом, однако, ускользает тот факт, что эти страны, как и некоторые другие, расположенные в Юго-Восточной и Центральной Азии и на Большом Ближнем Востоке, уже оказывались под властью или влиянием той или иной китайской династии в прошлом. Даже Судан расположен недалеко от того региона Красного моря, в котором бывал адмирал Чжэн Хэ во времена династии Мин в начале XV в. До известной степени Китай всего лишь восстанавливает свои имперские территориальные владения.