В Москве полночь - Вячеслав Сухнев

— Сдавайтесь, вы окружены! — проревел на всю площадь металлический голос.

Седлецкий выдернул папку из безвольных рук молодого человека, который шатался словно пьяный и болезненно щурился.

— Мало каши ел, — добродушно сказал Седлецкий.

— Вы за это заплатите, — пробормотал парень. — Нельзя так себя вести, господин Седлецкий, у вас — дочь…

— За дочь я достану всю твою вонючую разведку! И каждому, слышишь, каждому оторву голову!

Седлецкий коротко двинул парня в печень, и тот завалился на парапет. Оперативники уже запихивали в машины арестованных.

— Прихватите тачку, — приказал Седлецкий старшему наряда. — Я переоденусь и скоро буду. Без меня не начинайте.

…Дома он еще раз изучил папку. В общем, ничего страшного, отбиться можно. Неприятно только, что Седлецкий оказался полностью раскрытым. В Шаону теперь дорога заказана. Какой-то человек аккуратно поработал, и судя по всему, рядом с Мирзоевым. Значит, и Мирзоева надо срочно изымать из Шаоны. Фу ты, склероз, с облегчением подумал Седлецкий. Мирзоев ушел вместе с дивизией Лопатина. А люди его остались. И кто-то из них нагадил. Разберемся, ничего…

— Алеша, — заглянула в дверь жена. — Ты уже дома? Соседка прибегала. Говорит, на Кропоткинской стреляли!

— Дожили… — натурально возмутился Седлецкий. — Скоро на улицу не выйдешь. Где ребенок, кстати?

— У себя. С Владиком занимаются.

— С каким еще Владиком? И чем занимаются?

— Ну, с тем пареньком… Ты ведь с ним так и не познакомился. А он хороший, милый такой.

— Некогда, — вздохнул Седлецкий.

— Тебе чайку?

— Спасибо, мамочка, не надо. Только что звонил руководитель семинара. Оказывается, надо срочно сдавать отчет. Придется ехать, что ты будешь делать…

— Не задерживайся допоздна, — попросила жена. — И не бери ночью попутчиков! Видишь, что творится в городе?

33

До объекта группу везли две тачки — белые волги-пикапы. Ехали с разрывом в несколько минут, чтобы не мозолить глаза дорожному люду. Когда у Акопова спросили, зачем ему нужны две одинаковых тачки, он коротко ответил: надо.

Вечерняя пойма Енисея, вдоль которой шла дорога, была прекрасна. Из синего, на море похожего, леса там и сям, словно островки, выглядывали розовые от закатного солнца гольцы. Слева вздымались, притирая дорогу, серо-красные, в глубоких трещинах, скалы, изредка открывающие путь в Енисей мелким рекам и ручьям. На темной большой воде под Дивногорском мелькнул белый теплоход, и в приоткрытое окно машины долетела далекая музыка, отраженная в горах запоздалым эхом.

Проехали тихий зеленый Дивногорск, чем-то щемяще похожий для Акопова на райцентр ближнего Подмосковья, потом пересекли реку. Абаканский тракт ушел от Енисея в лесистые сопки.

В первых сумерках вкатились в большое село возле тракта, украшенное призрачной полуразвалившейся церковью и десятком унылых двухэтажек, в которых зажигались тусклые огни. Одну машину загнали за скотный двор на краю села, а другую прижали в тень от остова колокольни. Акопов выбрался наружу, закурил. Достал белую бумажку, на которой по трафарету был намалеван красный крест, отдал водителю:

— Прилепи сзади…

И прислушался. Вольный чистый воздух, захолодивший с сумерками, да тишина властвовали здесь. Лишь за двухэтажками визгливо пели под гармошку и неподалеку лениво взбрехивала собака. Рядом хрустнул битый кирпич, из темноты вышел низкорослый военный и сказал Акопову:

— С прибытием… Можно начинать.

— План не меняется? — спросил Акопов. — А то я сюрпризы не люблю.

— Сам не люблю, — вздохнул военный. — Вроде, все нормально. Сегодня как раз получку давали, воины справляют очередной день ПВО.

Переодевались в машине, занавесив окошки. Военный при свете оказался прапорщиком с пушечками в черных петлицах. Акопов натянул офицерские бриджи, чужие, чуть великоватые, сапоги. Сверху, на куртку, напялил белый халат, повесил на шею фонендоскоп. Два парня из группы надели солдатскую форму и несвежие мятые халаты — они изображали санитаров.

Прапорщик достал бумажку и принялся чертить:

— Здесь казармы. Вот караулка. Дежурный по части после двадцати двух уйдет домой — ужинать. Он аккуратный, прямо немец. Так что, час обеспечен. Начальник караула — мой корешок, лейтенант. Уже захмеляется. Склад рядом с караулкой. Тут ворота с КПП. Заезжаете — и сразу в караулку. Разводящий, сержант, в курсе… Пока он отвлечет смену, твои ребята должны успеть. Мешки в каптерке, сразу направо. Держи ключи.

Акопов достал плитку жевательной резинки в яркой оболочке, помял и начал вдавливать ключи в податливую желтоватую массу. Заметив удивленный взгляд прапорщика, сказал:

— Это специальный пластификатор. На ключах останутся микрочастицы. В случае чего военная прокуратура первым начнет тебя трясти. Доходит? И обнаружит, что с ключей снимали слепки. А зачем слепки завскладом, если ключи всегда при нем? Значит, будешь виноват только в халатности. Бросаешь ключи, где попало…

— Голова! — поцокал языком прапорщик. — Приятно работать при таком… уважении.

— Я просто увожу след, — сказал Акопов. — Иначе загремишь на большой срок. Расклеишься и меня заложишь. Поэтому я не тебя берегу, дорогой, а исключительно себя.

— Тут у нас такой бардак, такая пьянка цельными днями, — засмеялся прапорщик, — что прокуратура сроду не разберется. Но — голова! Ладно. Пошел я. К двадцати двум подъезжайте.

Акопов закрыл за прапорщиком дверцу машины, внимательно рассмотрел бумажку с планом и сжег ее. Береженого Бог бережет.

…Часть противовоздушной обороны, прикрывающая от неведомых агрессоров Дивногорскую ГЭС и южную часть Красноярского края, располагалась в мелкорослом лесу. Солдаты жили тут же, в казармах, а офицеры — в двухэтажках на окраине села, в десяти минутах ходьбы от части. В тот день давали получку, поэтому одни защитники российского неба уже с обеда заседали по своим кухням, а другие, поменьше чином, с наступлением сумерек почти открыто потянулись к знакомым старушкам, производителям самогона. Те солдатиков привечали, не драли три шкуры, лишь просили возвращать дефицитное стекло.

Караульный на КПП успел хватить полкружки до заступления на пост, ему было почти хорошо, но недостаточно, и он с легкой завистью прислушивался к задушевному шуму, который долетал из распахнутых окон караулки. К начкару пришел прапор, заведующий оружейным складом. И карманы у него оттопыривались — наше почтение!

Размечтавшись о том, как он будет добирать свое после смены, караульный не заметил дежурного по части, вечно хмурого капитана.

— Спишь, срань, твою мать? — поздоровался дежурный по части.

— Что вы, товарищ капитан! — вскочил караульный. — Задумался, товарищ капитан.

— Открой ворота, ублюдок, — сказал капитан, зевая, — я ужинать поехал.

Разгонный уазик, мигнув красными огнями, скрылся в сопках. Из кустов выбрались два воина, проводили взглядом машину.

— Хенде хох! — сказал караульный. — Пропуск!

И постучал пальцем по кадыку.

— Редькину несем! — сказали воины. — Он тебе покажет пропуск, взяточник…

Редькин был сержантом, разводящим, и караульному пришлось смириться с горькой мыслью, что пропускные сто граммчиков пролетели мимо. Он стал считать в уме, сколько дней ему осталось до дембеля, до возвращения в большой город на Волге. Скучно было служить тут, в большом сибирском селе. За полтора года один раз возили в Красноярск, на концерт…

У ворот замигала фарами машина. Караульный подумал, что вернулся дежурный по части, удивился, но ворота открыл. Из затормозившей санитарной волги высунулся врач в халате и спросил:

— Дежурный по части на месте? Ужинает… А начкар?

В убогой, с голыми стенами караулке, провонявшей смазкой и портянками, веселье было в самом разгаре. На столе с селектором бугрилась газета, и сержант, разводящий, на ней дробил жареную рыбу. Лейтенант, начальник караула, уже форменную куртку до пупа рассупонил, прапорщик едва успевал подливать приятелю. В этот самый момент и появился в дверях чернявый военврач в белом халате.

— Привет, служивые! Где заболевший воин?

— У н-нас больных н-нет, — сказал лейтенант.

Подумал, застегнулся и водрузил на голову фуражку.

— Н-не болеют. Климат здоровый.

— Ошибочка, наверное, вышла, — сказал прапорщик, осторожно подмигивая Акопову. — От нас насчет больных не звонили. Или не в ту часть попали.

— Вот именно, не в ту, — кивнул начкар, роняя фуражку.

— Думаю, летуны вызывали, — встрял сержант. — Только у них сверток с дороги направо, а у нас налево, И чуток дальше. Да, летуны… А тут, извините, противовоздушная оборона.

— Чертова работа, — пригорюнился военврач. — У летчиков я тоже был. Нет у них больных. Ну, где искать прикажете?