Николай I Освободитель // Книга 6 - Андрей Николаевич Савинков

я сейчас, были одногодками и попали в ряды Балтийского Флота только в 1832 году. Еще три «Фельдмаршала» — «Разумовский», «Салтыков» и «Шереметьев» находились в составе Черноморского флота.

Всего эскадра состояла из семи относительно однотипных единиц, что должно было изрядно облегчить управление ею в бою. Почему относительно? Потому что за то время, что прошло между строительством первого корабля и последнего, в конструкцию была внесена целая куча мелких изменений. Понемногу росла мощность силовой установки, подросло на полторы сотни тонн водоизмещение, пушек стало на пару больше, менялись немного обводы и расположение надстроек. Нормальный в общем-то рабочий процесс.

Забавная ситуация сложилась в деле наименования кораблей. Учитывая, что часть фамилий, имевшихся в истории России фельдмаршалов — Салтыковы, Шуваловы, Разумовские, Шереметьевы и многие другие — принадлежали вполне себе здравствующим и даже порой процветающим дворянским родам, у них естественно появилось желание получить «свой» корабль. Развернулась целая серия интриг вокруг морского ведомства, на адмиралов началось давление, в ход пошли взятки…

Пришлось садиться самому, открывать список фельдмаршалов и выбирать наиболее подходящие фамилии. Тут я поступил максимально просто, ткнув пальцем в тех, кого либо сам помнил из истории помнил, либо чьи фамилии фигурировали в списке неоднократно. Так фельдмаршалов Шуваловых и Разумовских было по два, а Салтыковых — целых три. Почему бы собственно это дело и не увековечить в названии кораблей?

«Шувалов» тем временем набрал скорость и, чадя угольным дымом из двух своих высоких труб, прошел вдоль строя однотипных кораблей. При этом на каждом из них императора приветствовали поднятием соответствующих флагов. Когда флагман занял свое место во главе колонны, мателоты так же неторопливо разгоняясь двинули за нами, пристраиваясь в кильватер.

— Проходите, ваше императорское величество, — в присутствии свитских Лазарев предпочитал использовать положенное титулование, хотя наедине обычно обращался по имени отчеству. — У нас тут, к сожалению, не очень уютно, но что поделаешь, за возможность идти против ветра приходится платить.

— Это да, — кивнул я поморщившись. — Однако, наверное, находиться тут постоянно действительно сложно.

По традиции, идущей еще с парусного флота, а также по причине технических ограничений, мостик корабля со штурвалом, уходящими вниз в машинное отделение переговорными трубами и прочими системами управления располагался на корме корабля. И это создавало естественные неудобства из-за сносимого назад угольного дыма, мешающего нормальному дыханию и обзору.

— Приходится выбирать такое направление хода, чтобы ветром дым сносило в сторону, а рулевым сокращать вахту. Вот еще установили деревянные экраны для защиты от дыма, но это все, конечно, кустарщина, ваше величество, — пожаловался командир корабля капитан 1-ого ранга Нахимов. Тот самый, который герой обороны Севастополя. — Хорошо еще трубы высокие начиная с «Шувалова» и «Барклая» ставить начали, у того же «Кутузова» с этим делом все еще хуже.

Как и любая переходная конструкция — от парусов к пару — первые боевые пароходы на практике получились теми еще уродцами. Чего стоит только расположенная по бортам в традиционных закрывающихся портах артиллерия, отсутствие нормальной боевой рубки, тяжелый трехлопастной бронзовый винт. Все это, однако, вкупе с деревянным корпусом и расположенным ниже ватерлинии машинным отделением давало просто огромный запас остойчивости, что и позволило добавить трубам несколько лишних метров высоты без боязни опрокинуть корабль.

Покоптившись немного на мостике и понаблюдав за движением кораблей мы по приглашению Лазарева спустились вниз в небольшой адмиральский салон. Помещение площадью в лучшем случае квадратов двадцать, отделанное красным деревом: обеденный стол в центре, несколько стульев, прислоненных к стене, накрытое кружевной салфеткой пианино в дальнем углу, пара картин на морскую тематику по стенам. В целом достаточно уютно хоть и тесно.

Угостились принесенным вестовым чаем. Обычным, не адмиральским, все же еще впереди учения, нужно оставаться в тонусе. Зато с выпечкой. Торопиться смысла не было, поскольку для отработки маневрирования и учебных стрельб предполагалось в этот день отойти подальше от города. Чтобы и горожан не пугать пальбой и лишних глаз вокруг было поменьше. Опять же Питер — как ни крути большой порт с оживленным морским движением, и хорошо бы быть во время учений уверенным, что ты случайно не протаранишь какую-нибудь гражданскую лохань. И из пушки не подстрелишь.

— А что вы думаете по поводу заседания кораблестроительной комиссии состоявшемся в прошлый вторник? Вы, кажется, присутствовали? — Поинтересовался я как бы, между прочим.

Кораблестроительная комиссия уже год работала над новой десятилетней программой развития флота и никак не могла прийти к некому единому знаменателю. Слишком быстро развивались технологии в том числе и военно-морской сфере, и сознание большинства аборигенов просто не успевало за этими изменениями. И вот на последнем заседании, что называется прорвало: схлестнулись между собой группировки, видящие будущее российского флота совершенно по-разному. Апологеты крейсерской стратегии, считающие необходимым строить парусники, приспособленные к дальним переходам, поцапались с теми, кто ратовал за строительство паровых утюгов для обороны внутренних морей. Здравое зерно было в рассуждениях и тех и других, однако точек соприкосновения они найти не смогли. Чуть до драки в итоге не дошло, большой скандал получился. Вся столица вторую неделю обсуждала.

— Присутствовал, — кивнул адмирал, — отвратительное зрелище, если говорить откровенно. Что же касается кораблестроительной программы, то тут мое мнение однозначно: нужно сосредоточить на постройке паровых кораблей. За ними будущее.

— А что насчет переделки действующих вымпелов? Особенно это касается линейных кораблей, можно попробовать поставить на них паровую машину, винтовой движитель и продлить тем самым срок их службы еще лет на десять-пятнадцать.

— Согласен, заманчиво, ваше величество, — покачал головой Лазарев, сделал глоток чая и продолжил мысль, — однако такая переделка обойдется казне не дешево, а на выходе получится корабль весьма сомнительной боеспособности, одинаково плохо ходящий и под парусом, и под машиной. Тем более общее состояние большинства кораблей… Скажем так, оно далеко от идеала, к сожалению.

— Далеко? — Хмыкнул Нахимов, предпочитавший в присутствии большого начальства в основном отмалчиваться, — да половина числящихся в составе флота линейных кораблей даже в море выйти не смогут.

Это, к сожалению, было в основном тоже правдой. Два десятилетия Наполеоновских войн, когда приходилось вкладываться по максимуму в сухопутную армию, игнорируя все остальное сказалось на состоянии флота очень паршиво. Оказалось, что от той грозной силы времён Спиридова и Ушакова, с которой