Однажды в СССР - Гатин Игорь

Затем Ромка как ни в чём не бывало поднял свой и, дрожа длиннющими ресницами и глядя ей прямо в глаза, негромко произнёс:

– За тебя. За твой праздник. Я хочу, чтобы он был с тобой всегда, а не только раз в году!

Они чокнулись, продолжая глядеть в глаза друг другу, и она машинально отпила прохладный, терпко-шипучий напиток. Ничего страшного не произошло. Всё было очень вкусно, шампанское приятно оттеняло вкус замечательных закусок. Напряжение постепенно отпускало, и вообще обед протекал замечательно. Кто же он, чёрт возьми, этот её парень? И как получилось, что он стал её парнем? Такой скромный, застенчивый, неискушённый в столичной жизни и в то же время такой дерзкий, уверенный в себе, по-хозяйски распоряжающийся этой самой московской жизнью.

Они знакомы три месяца, месяц встречаются, а кажется, что она ничего о нём не знает. Нет, знает всё, всю короткую биографию – как рос, какие книги читал, любимые стихи и любимых поэтов. Они много времени проговорили. Порой он кажется очень понятным и открытым – дурашливым ровесником, с похожими желаниями и заботами, но иногда словно щёлкает тумблер – и… Нет, он не закрывается, лишь во взгляде появляется какая-то твёрдость, что ли, и он будто переносится мысленно в другой, непонятный мир, где он тоже свой, а ей пока нет места. Интуитивно она чувствует, что это мир взрослых поступков и решений. Он пугает и завораживает. А сейчас они вместе оказались в этом мире. И здесь прикольно. А что, она тоже взрослая. Уже студентка, уже сдала первую сессию и уже побывала за границей. И нет ничего страшного в этих ресторанах. Наоборот, просто замечательно. И у неё взрослый парень – просто красавчик, с ним нестрашно и здорово.

Как-то незаметно обед подошёл к концу – уже и десерт позади. Она вроде наелась, но хочется какого-то продолжения. Они вышли на улицу, провожаемые восклицаниями, что их ждут здесь снова и снова. Конечно, они обязательно вернутся, ведь было так хорошо. Прямо перед входом оказалось такси, горел оранжевый огонёк, означающий, что оно занято, но Ромка уверенно подошёл, открыл заднюю дверь и предложил ей садиться, ни о чём не спрашивая таксиста. Это было удивительно. Впрочем, сегодня было много удивительного – наверное, день такой – Восьмое марта! Она села, он – рядом и взял её руку в свою. Машина тронулась. Было ещё светло, и мимо проносились улицы в круговерти хмельной весны. Голова приятно кружилась, и она остро почувствовала, что не хочет домой, не хочет, чтобы всё вот так закончилось и она не узнала настоящего чудесного завершения этого волшебного дня.

– А куда мы едем?

– Домой. В смысле, к тебе домой. Ну, то есть я тебя провожаю. Ты же говорила, что у тебя мало времени, разве нет?

– Я не хочу домой. Давай погуляем. А лучше покажи мне свою общагу. Как ты живёшь. Я никогда не была в общаге. А ведь в МГУ тоже есть общежитие, у нас в группе есть ребята, которые живут в общежитии. Вот здорово, наверное, сам себе голова, и никаких родителей. Ни перед кем отчитываться не надо – во сколько пришёл, что поел, сделал ли уроки.

Ромка с удивлением посмотрел на неё. Он давно жил в таком режиме и уже не задумывался, хорошо это или нет, – просто данность, и что в этом здоровского по сравнению с жизнью дома? Где пришёл – мама накормила, тепло, уютно, всё своё, родное. Странно, дом есть дом, и как общага может быть лучше?

– Вряд ли тебе понравится.

– А я всё равно хочу, – и капризно надула губки.

– Хорошо, хорошо! – сказал он поспешно, в душе надеясь, что в комнате не окажется какой-нибудь полураздетой Олеговой подружки. Впрочем, в этом случае их туда просто не пустят. И что Катя подумает?

– Валера, давай ко мне, – попросил он своего уже постоянного водителя-помощника. Что тоже выглядело немного странно, потому что Валера, тридцатилетний вальяжный таксист, гораздо больше походил на хозяина жизни, нежели на помощника.

И приехали. И поднялись. И даже без приключений, если не считать удивлённых взглядов девчонок, что оказались в коридоре в тот момент, дошли до его комнаты, которая, к счастью, оказалась свободна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– А почему здесь одни девочки и такие симпатичные? Мальчиков что, совсем нет?

– Потому что продавец – преимущественно женская профессия, – философски ответил он запомнившейся фразой, которой когда-то напутствовала его начальник отдела кадров, отправляя в этот самый заповедник фемин. Помнится, он тоже тогда, мягко говоря, удивился. – Но не только девочки. Вот смотри, я, например, живу с парнем. Его зовут Олег, – сказал он, обводя рукой комнату, и в ту же секунду у него похолодело в груди – на спинке кровати невинно висел чей-то лифчик размера этак пятого.

Он стремительно рванулся вперёд, загораживая ей обзор спиной, и, сорвав с себя куртку, набросил её на ни в чём не повинный, но ненавистный сейчас предмет женского туалета. Внимательно осмотрел пол между кроватями – Олег был мастер разбрасывать везде презервативы, как нераспечатанные, так и уже использованные. Уф, кажется, пронесло.

Катя с интересом разглядывала убогую обстановку.

– Как мило!

Меньше всего он ожидал услышать подобную оценку. По его мнению, комната производила удручающее впечатление. В отличие от девчонок, они даже не пытались навести уют: голые стены с двумя календарями, изображающими пышнотелых красавиц, две железные кровати, Олегова, правда, заправлена красивым импортным покрывалом, шкаф, стол с двумя стульями и две гири – вот и вся обстановка. Ах да, ещё кассетный магнитофон и разбросанные в беспорядке вещи. Чего ж тут милого? Но Кате всё нравилось. Она пребывала в эйфории как от выпитого шампанского, так и от запретной взрослости, к которой вдруг прикоснулась. И Ромка служил для неё проводником в этот заманчивый, будоражащий мир. Причём проводником не страшным, а мягким и податливым, как плюшевая игрушка. Так здорово!

Она вдруг обняла его за шею, притянула его лицо к своему и впервые сама поцеловала в губы. Вряд ли она осознавала, что делает. На него это произвело эффект разорвавшейся бомбы – до сих пор он не рассматривал её как сексуальный объект. И вот всё изменилось в мгновение ока! Уже их губы слились в одно целое, а его руки бережно, но сильно сдавливают её хрупкую фигурку. Вот его крупные кисти сомкнулись на подростково-прозрачной талии, охва тив её почти целиком, и она оказалась в воздухе, а потом обвила его ногами, как тропическая лиана обвивает мощный, устремлённый ввысь ствол. Поцелуй поцелую рознь. Вот и этот – совсем новый, незнакомый. От него захватывает дух и сердце проваливается куда-то внутрь. А навстречу из глубины поднимается неведомая волна, противостоять которой нет сил, невозможно, а надо, необходимо покориться!

За окном смеркалось. В комнате царили полумрак и Джо Дассен со своим новым для Союза хитом «Если б не было тебя». А они есть, и если могут люди терять голову, то это то, что произошло с ними здесь и сейчас. Она лежала на жёсткой скрипучей кровати, он гладил её лицо, и от его нежных прикосновений замирало в груди и тело становилось невесомым. Потом он медленно расстёгивал немногочисленные пуговицы её туалета, а она не противилась, хоть губы и шептали: «Не надо». Губы шептали то, что приказывал мозг, но он не имел сейчас привычной силы над ней, и вся его прежняя власть казалась смехотворной, а подчинялась она новому хозяину – своему проснувшемуся женскому естеству, которое жаждало, требовало продолжения его ласк, их смелости и безрассудства. Эти новые ласки были сильнее и желаннее всего на свете, сознание давно уступило место ощущениям, всё тело наливалось неясным напряжением, которое всё нарастало, вбирая в себя смутные обрывки мыслей и образов. Было сладко и страшно одновременно, казалось, тетива вот-вот лопнет, и тогда океан её желания затопит всё вокруг.

Вот началось что-то совсем нереальное, неправильное, ужасное и невозможно прекрасное. Она хрипло дышала пересохшим горлом, когда он своими чуткими пальцами смело ласкал её в совсем запретных местах. И надо бы оттолкнуть эту руку, и не было сил это сделать. Наоборот, она вся подавалась ему навстречу, и, казалось, он играет на ней, как на скрипке, извлекая не звуки, но чувственные ощущения её тела, о существовании которых она прежде и не подозревала. «Будь что будет!» – это на осколках сознания отпечаталась едва различимая мысль и тут же растворилась в водовороте пульсирующих взрывов, которые буквально сотрясали её худенькое тело.