Идеальные лжецы. Опасности и правда - Мирез Алекс

Я уклончиво опустила взгляд. Трусиха!

– На всякий случай, – добавил Эган и направился вверх по лестнице.

Адрик шумно выдохнул; я поспешно повернулась к нему, полагая, что он заметил наши странные взгляды, но он лишь устало вздохнул. Он посмотрел на меня, и я вдруг ощутила тепло, уверенность и прочие глупости, которые тут же заставили меня забыть о внутренних противоречиях, тревогах и прочем. Эган? Кто такой Эган? С чем его едят? В каком году мы встречались?

Адрик поднялся с дивана и сделал пару шагов мне навстречу.

– Пойду приму ванну, – произнес он интригующим шепотом.

И снова я не сразу услышала тайное приглашение, но все же поняла, что он хотел сказать: «Я собираюсь принять ванну. Если хочешь… пойдем со мной».

Он тоже направился вверх по лестнице.

Я застыла, окаменев от неожиданности.

Неужели?.. Неужели эти двое дали понять, что ждут меня? Мама дорогая…

Я была ошеломлена. Я положила руку себе на лоб, словно проверяя, нет ли температуры.

Не слишком театрально будет потерять сознание и не очнуться до утра?

Ах нет, лучше выбери одного из двух красавчиков.

Самое худшее, что в любую минуту я могла тоже подняться по лестнице и сделать выбор. Выбрать, куда идти. Выбрать, с кем провести эту ночь.

16

Лучше, чем ничего

После ухода Оуэна я остановилась в начале коридора, глядя на закрытые двери. У меня было три возможности:

1. Вернуться в свою квартиру и ни с кем не встречаться.

2. Постучать в дверь Эгана.

3. Войти в комнату Адрика.

Вы спросите, с кем я разговариваю, когда просыпается моя совесть? С Айви. Не потому что мы с ней два разных человека, не потому что я сошла с ума, просто мысли Джуд (вымышленной девушки, которой никогда не существовало) и мысли Айви (реальной девушки, прячущейся под ее личиной) совершенно разные. Джуд темпераментна, лжива, эгоистична, склонна к манипуляциям, одним словом, горящая спичка, которую достаточно поднести к вороху соломы, чтобы вспыхнул пожар. Айви, напротив, любящая, мечтательная, наивная, веселая.

Айви любит Адрика.

Джуд хочет справедливости.

Айви хочет отступить.

Джуд хочет идти до конца, невзирая на обстоятельства. И я вошла в одну из комнат.

Но вошла не как Джуд, а как Айви.

Адрик лежал на кровати и читал. Он был без рубашки, в одних только джинсах, из-под которых виднелся край боксеров. Адрик закинул босые ноги одну на другую. Над его головой плавало размытое белое облако дыма от сигареты.

Он посмотрел на меня поверх книги.

– Тебе когда-нибудь бывает страшно? – неожиданно спросила я.

Он снова затянулся. Я зачарованно смотрела на красивые кольца дыма, которые он выпускал. Адрик казался таким спокойным, таким неторопливым, словно для него не существовало никаких тревог и забот в целом мире.

– Нет.

Я очнулась от наваждения и удивленно посмотрела на него.

– Тогда прости, о великий Тор, сын Одина, властителя Асгарда, который ничего не боится, потому что он – гребаный властелин, – произнесла я театрально-напыщенным тоном. – Ты серьезно?

Адрик коротко рассмеялся, словно имел дело с безнадежной идиоткой.

– Мы все чего-то боимся, Джуд, – сказал он, но без драматизма. – Честно говоря, однажды я очень сильно испугался. Испугался правды, и этот страх меня прямо-таки парализовал. Это был самый сильный страх в моей жизни. – Он протянул ко мне руку с сигаретой. – Хочешь покурить?

Я посмотрела на сигарету, размышляя о том, что же могло его испугать.

– Сказать по правде, я не курю, – призналась я.

– Молодец, хорошая девочка.

Он снова затянулся.

– Так чего же ты испугался? – спросила я.

– Я бы сказал, это было худшее, что случилось в моей жизни, – тихо и задумчиво ответил он. Затем словно очнулся от своих мыслей. – Что ты делала весь день, пока меня не было? – перевел он тему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Первым моим порывом было соврать, но, как уже сказала, я оставила Джуд в коридоре. В эту минуту я не была лгуньей. Сейчас я хотела быть совершенно искренней с Адриком.

– Играла в покер с Эганом.

В моем голосе не было радости; напротив, он прозвучал тихо и виновато.

– И кто из вас выиграл?

– Всегда выигрывает он.

Воцарилось молчание – тягостное и неловкое, как всегда, когда речь заходила об Эгане. Эту тему следовало обсуждать с большой осторожностью, всегда хорошо подумав, прежде чем открывать рот.

– А знаешь, ты ему на самом деле немножко нравишься, – признался он вдруг.

– Это он тебе сказал?

– Нет, я просто знаю.

– И тебя это огорчает?

– А это что-то меняет?

Нет, конечно, это ничего не меняло. Хотя я предпочла бы, чтобы его это злило. Предпочла бы что-то обычное: немножко ревности, немножко страха, что я могу увлечься Эганом, и тогда Адрик меня потеряет. Задумывался ли Адрик о том, что может меня потерять? И пусть это случилось бы по моей вине, но… он не был ревнив. Он был слишком зрелым, чтобы ревновать. Или слишком уверен в моих чувствах.

Как-то раз мама сказала, что нельзя показывать мужчинам нашу уязвимость, не дай бог они осознают, какую власть над нами имеют. Но это было в те времена, когда жизнь меня еще не научила, что, если кого-то любишь, ты должен быть в нем уверен, мужчина ты или женщина. Тогда я еще не знала: единственный человек, имеющий над тобой безмерную и опасную власть, как бы сильно ты ни был влюблен, – это ты сам.

– Что случилось? – прозвучал в тишине его голос.

В глубине души я знала, что случилось. Меня вдруг охватил гнев, но не на него, а на себя. За свои чувства. За свою нерешительность. За игру в покер. За то, что хотела спросить – и не спросила. Потому что я была не вполне настоящей.

Я могла бы сказать, что ничего не случилось, но вдруг призналась в глупом порыве откровенности:

– Когда человек привыкает жить в кошмаре, и вдруг случается что-то хорошее, ему становится страшно, что это скоро кончится и превратится в очередной кошмар. Тебе это знакомо?

Он слегка нахмурился, растерянный и заинтригованный.

– Да, – согласился он. – Думаю, да.

– Именно это случилось у меня с тобой, – сказала я.

– Значит я – твой кошмар?

– Ты – единственное, что в ней есть хорошего.

Адрик промолчал. От разочарования я вдруг почувствовала тяжесть в желудке. Но огорчение тут же перешло в сомнения и неуверенность. Вдруг ему не понравились мои слова? Может, не стоило быть столь откровенной? Не стоило признаваться в чем-то настолько важном? Так что же? Что же?

– Хорошо бы, если так! – с горечью прошептал он.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать, – искренне удивилась я.

– Я о том, что тоже могу все испортить, – пояснил он. – Я совсем не пай-мальчик.

Самое паршивое, что я и так это знала. Он ведь Кэш, и ему, возможно, что-то известно о гибели моего брата, тем не менее я чувствовала к нему… то, что чувствовала. Я еще хуже, Адрик. Гораздо хуже.

– Мне следовало уйти, – прошептала я.

Я покачала головой, словно все это не имело никакого смысла, словно я допустила серьезную ошибку, придя сюда. И развернулась, чтобы с достоинством удалиться.

– Джуд! – окликнул меня он, и я остановилась, услышав его голос.

Он встал, подошел ко мне, схватил за запястье и посмотрел в глаза таким взглядом, что у меня подогнулись колени.

«Я хочу, чтобы он всегда так на меня смотрел… на меня одну. Теперь я понимаю, откуда берется эгоизм».

«Ох, подружка, боюсь, если ты выложишь все улики, вряд ли он захочет тебя видеть – разве что в гробу».

«Ты собираешься обгадить самый романтичный момент?»

«Хм… Должна же я что-то сделать».

– Я хочу, чтобы у нас все было, – прошептал он. – Я не пытаюсь тебя оттолкнуть, но должен предупредить.

– О чем ты хочешь предупредить?

С минуту он колебался, все еще сжимая мое запястье, чтобы я не сбежала.