Беги, Алиса! - Георгий Александрович Ланской

забрать машину, и если она не против, то я бы взяла и Бобо с Матильдой. Лабрадор все это время крутился у меня под ногами, а под конец разговора сидел, навалившись спиной на мои ноги, и радостно улыбался. Лабрадоры – самые улыбчивые псы на свете. Матильда вела себя более независимо, и если позволила мне взять себя на руки, то лишь потому, что все время мерзла.

– Я никак не могу привыкнуть к твоему новому лицу, – сказала Даниэла.

Я потрогала свой исправленный нос.

– Это все хирургия.

– Да не в ней дело – ты вообще другая. Конечно, тебе крепко досталось, вся эта история с Деметрио, похищением и убийствами… Но у тебя сейчас лицо человека, который тащил на себе сундук, а потом бросил его и разогнулся. У тебя вид… освободившегося человека. Где ты была?

– На родине, – призналась я. – Доделывала старые дела. Так что ты права, я действительно освободилась от всех старых долгов.

– Судя по всему, должникам не поздоровилось, – хмыкнула Даниэла и спохватилась: – О, господи, я же не рассказала тебе самое главное! Заходил этот тип… Пабло. Спрашивал, не вернулась ли ты. Естественно, я ничего не сказала, потому что не имела никакого представления, где ты находишься, но даже если бы и знала… Словом, мы пару минут поболтали, и он сказал, что, может быть, тебе будет интересно… Эту тайскую девчонку задержали в аэропорту. Она стащила паспорт у своей подружки из массажного салона и попыталась удрать. Скоро начнется суд, адвокаты просят скосить срок до пяти лет, но пресса пишет, что Чайлай получит не меньше шестнадцати.

– А Луиза?

Даниэла пожала плечами:

– О ней мало говорят. Скорее всего, отделается шестью годами, несчастная жертва любви. Юрист настаивает на самозащите. ЛГБТ-сообщество раскололось пополам. Убей Чайлай кого-то другого, вся эта гомобратия вышла бы с радужными плакатами, требуя освобождения несчастной тайки, но, сама понимаешь… Протесты были весьма умеренные, а потом и вовсе затихли… Пабло, кстати, вернул деньги. Сказал, что он тебе должен. Я сейчас принесу.

– Не нужно. Потрать их на приют, – отмахнулась я.

Даниэла возмущенно замахала руками:

– Алиси, там полторы тысячи евро. Это много. Я не могу потратить их на приют просто так.

– Считай, что я выкупила у тебя эти две заблудшие души, – рассмеялась я, указывая на заснувшую Матильду и Бобо, который задрал голову и поглядел на меня, переступив с лапы на лапу и явно намекая, что ему надо почесать спину.

– Ну, как хочешь… Спасибо. Деньги нам не помешают, как раз будет на что закупить корм. Ты уверена, что не хочешь вернуться? – спросила Даниэла озабоченно. – Нам бы тут лишняя пара рук очень даже пригодилась.

– Прости, но в данное время мне не до приюта, – отказалась я.

Даниэла понимающе кивнула.

– С того момента, как ты вошла, я сразу поняла, что у тебя появился мужчина. Кто он такой?

– Просто мужчина, – уклончиво ответила я.

Привычка скрывать свое прошлое давала о себе знать, и я, не желая обижать Даниэлу, тем не менее не собиралась распространять слухи, поэтому ограничилась банальностями о внезапно вспыхнувшей страсти. Даниэла слушала и ахала.

– Ну, я рада, что тебе наконец-то повезло, – сказала она.

Мы еще немного поболтали, а потом я уехала, забрав кошку и пса. В новой квартире Матильда долго не могла найти место, проигнорировала лоток и напрудила лужу в углу, а потом забралась в постель под одеяло. Бобо же, вырванный из привычной обстановки, успокоился только вечером, после прогулки, устроившись рядом с кроватью и положив под себя мою тапку.

Ночью меня вновь вывернуло наизнанку. Смывая рвоту в унитаз, я подумала, что напрасно отгоняла ту ничтожную возможность, о которой в свое время безжалостно предупредили врачи и на которой сама навсегда поставила крест, пытаясь заменить голод не отданной материнской любви эрзацем заботы о посторонних людях и животных. Валяясь на холодном полу, я рыдала от счастья и чего-то непонятного, обнимала недоумевающего пса и кошку, что упорно вырывалась, бегала вокруг и не желала успокоиться. В тревоге сфинкса была я сама, моя мечущаяся душа голодной кошки, гуляющей сама по себе. И, кажется, настала пора эти метания прекратить.

Утром я поехала в клинику, но по пути струсила, свернула к району Фош-ду-Дору и пошла к маяку по длинной набережной с пальмами и соснами, вдыхая влажный воздух всей грудью. Народу было немного, я без проблем дошла до маяка и стояла там, не обращая внимания на брызги волн, что то и дело окатывали меня с ног до головы. Через пять минут я промокла насквозь, но радовалась этому, как ребенок, будто волны смывали не только городскую пыль, но и чувство неуверенности. Мне было хорошо. Мокрая и счастливая, я развернулась и поехала в клинику, опоздав на пару часов, но меня это совершенно не волновало.

Сергей был на процедурах, так что, ожидая его, я воспользовалась тамошней аптекой и туалетом, чтобы проверить свои подозрения. Когда они оправдались, я, скорчившись на унитазе, сжала в руке тест и с замиранием сердца прислушалась к ощущениям внутри, огорчаясь, что ничего не чувствую. Мой ребенок должен появиться на свет в мае следующего года. Если все пройдет хорошо. Я подумала, что назову его Сашей независимо от пола. Александр или Александра – очень удобное имя для Европы и России. Выйдя из кабинки, я вымыла руки и, не удержавшись, дохнула на зеркало и нарисовала пальцем улыбку на запотевшем стекле. Выйдя из туалета, я уселась в кресле, ожидая, когда придет Сергей, и с легким беспокойством подумала, как он отреагирует на новость, что скоро станет папочкой. За четверть часа я так себя взвинтила, что едва не сорвалась с кресла и не убежала прочь. Подойдя к окну, я вспугнула яркую варакушку с пестрой грудкой, что с возмущенным писком взлетела с ветки. Я разглядела в кустах разоренное гнездышко. Птенцы наверняка успели вылупиться, вырасти и улететь, но я вдруг подумала, что птичек могли съесть окрестные кошки, и расстроилась еще сильнее.

«Да пошло все к черту, – рассердилась я. – Не понравится, воспитаю сама. Уж мне ли беспокоиться?»

Когда медсестра прикатила коляску с Сергеем, я была уже почти спокойна и даже улыбалась вполне естественно, хотя поджилки еще тряслись. Он тоже улыбался, хотя ему было неудобно. Ему сделали операцию, выправив сломанный нос, так что пока лицо Сергея выглядело неважно: с бинтами и пластырями, а также синяками под глазами. Уж кто-кто, а я прекрасно знала последствия ринопластики, а учитывая, что его нос ломали неоднократно, удивительно, что операция вообще прошла нормально. Я встала