Цена всех вещей - Мэгги Лерман

— Готова?

Я прислонилась к открытой водительской двери.

— Ты иди, — сказала я. — Встретимся через час на этом же месте.

Будь я прежней Кейтелин, выражение лица Мины разбило бы мне сердце. Удивление, замешательство, растерянность, боль. Все лето это значило для нас так много! Но я и близко не сделала ничего, что могло бы вызвать такую реакцию.

Мне было все равно. Я не обязана была об этом беспокоиться.

— Зачем ты так себя ведешь, Кейтелин? — тихо спросила она.

Я закрыла дверь и уставилась на нее.

— А в чем дело?

— Мы не виделись почти все лето, ты вечно гуляешь со своими подружками, а когда мы оказываемся рядом, ты считаешь своим долгом сказать мне какую-нибудь гадость.

— Прости, что тебе так невыносимо осознавать наличие у меня друзей.

Она погладила обритую лысую голову, и я вдруг представила Мину с волосами, пиками торчащими в разные стороны. Я даже не знала, как они на самом деле могли бы сейчас выглядеть.

— Как бы там ни было, я опаздываю. Делай, что хочешь.

Ни разу не оглянувшись, она вошла в отделение онкологии. Я подождала, пока она скрылась в дверях, обогнула здание и направилась к отделению экстренной помощи.

Многие из тех, кто прошел через то же, что и я, ненавидят больницы из-за того, что они ассоциируются у них со смертью, потерями и безнадежностью. Но мне кажется, даже если бы Мина умерла, а это неизбежно должно было произойти в ближайшие три года, я бы не перестала любить больницы.

Конечно, здесь повсюду царили страдания. Но это также было место, где люди шли на поправку. Я любила шелест страниц и длинные ряды бельевых шкафов. Любила специальные планшеты с зажимом для бумаг и кровати с сотней разных рычажков. Я любила ворчащих медсестер, слишком занятых, чтобы говорить, и тех, которые притворялись вежливыми, несмотря на конец рабочего дня.

И еще я любила докторов. О эти доктора! Они входили в палату, словно хозяева. Все смотрели на них с ожиданием. И они действительно отвечали на вопросы. Если, конечно, не были новичками или дела пациента не шли совсем уж плохо. Да даже если пациент оказывался безнадежен, именно они извещали его об этом. Это было их обязанностью: давать предписания, ставить диагнозы. Они носили более красивые костюмы, чем все остальные, а когда пожимали тебе руку, их ладонь всегда оставалась сухой. Мне они нравились. Я наблюдала за тем, что они делают, просматривала карты после их ухода и веселила Мину, передразнивая их поведение.

Однажды я вошла в ее комнату после школы, заглянула в карту, что-то сказала и Мина расхохоталась. А через десять минут пришел доктор, посмотрел карту и сказал абсолютно то же самое. Глаза Мины на бледном лице стали просто огромными.

— Тебе нужно быть врачом, — сказала она.

— Кто знает.

— Нет, серьезно, Кейтелин. Тебе стоит попробовать.

Я не поверила. Я и в школе-то не слишком хорошо училась, а врачи вечно чему-то учатся. Кроме того, единственной причиной, почему мне так нравились доктора, было то, что они являлись моей полной противоположностью. Мне никогда не удавалось так по-хозяйски войти в комнату, как это делали доктора.

Мина оставила эту тему и больше ни о чем таком не упоминала, что лишь укрепило мою точку зрения: не стоило и начинать.

Однако годы пародирования докторов и общения с Миной не прошли даром. Я прекрасно знала, как слиться с персоналом. Пока Мина была на приеме, я проводила время, пробуя ставить диагнозы всем, кто сидел в комнате ожидания отделения экстренной помощи. Парочка с гриппом, ребенок с лихорадкой, мужчина средних лет с самыми жуткими солнечными ожогами, которые я когда-либо видела. Женщину с замотанной в посудное полотенце рукой вызвали очень быстро. Остальным пришлось ждать в очереди.

Когда мне наскучило, я аккуратно прокралась сквозь вращающиеся двери в палаты пациентов. Дорогу я знала, а люди не спрашивали, куда ты идешь, если сделать вид, будто у тебя важное поручение. Сотни раз я никем не замеченная бродила по этим коридорам.

Здесь ничего не менялось. Я целенаправленно прошла мимо стонущих комнат, плачущих комнат и ужасающе тихих комнат, прошла мимо комнат, где с полдюжины родственников над чем-то хохотали, миновала большую часть палат, где раздавалось лишь жужжание телевизора. Все казалось таким знакомым и в то же время далеким. Словно сон.

Поскольку мне было все равно, в каком направлении двигаться, ноги по привычке принесли меня в детскую онкологию. Мина встречалась с доктором Брауном в его кабинете, поэтому я повернула в стационар.

Здесь мои шаги замедлились. Несколько детей гуляли по рекреации. Кто-то смотрел телевизор, кто-то играл в настольные игры. Я по привычке всматривалась в лица, надеясь разглядеть кого-то знакомого, однако конечно же никого не обнаружила. Я не появлялась здесь уже пару лет, и за это время дети, которых я помнила, либо уже выписались, либо умерли.

Передо мной вдруг оказался ребенок. Из-за обритой головы было сложно определить, девочка это или мальчик. Но, как бы то ни было, ему (или ей?) было лет десять, возможно, на пару лет старше. В таком же возрасте я начала сопровождать сюда Мину.

— Ты не отсюда, — заявил ребенок.

— Да? А как ты узнал?

— Ты не выглядишь больной.

— А почему ты решил, что я не пришла с кем-то?

— А ты с кем-то?

Я пожала плечами.

— Откуда тебе знать, что я не молоденькая симпатичная докторша?

Девочка оглядела меня скептическим взглядом. (Я решила, что это все же девочка.)

— А где же твой медицинский халат?

— Я его не ношу.

— В какой медицинской школе ты училась?

— В Северо-западной.

— И какой у меня вид рака?

Я окинула ее внимательным взглядом. На ней была простая зеленая пижама, штаны и футболка с длинным рукавом. Никаких шрамов. Практически невозможно сказать по одному внешнему виду, чем человек болеет. В раке это самая убийственная вещь. Ты можешь гулять и веселиться, а опухоль внутри тем временем мутирует и разрастается. Я вдруг вспомнила о Мине, которая сидела в офисе доктора Брауна дальше по коридору, и ощутила слабый укол совести.

— Лейкемия, — сказала я. Это был неплохой вариант, с высокой вероятностью попадания.

— Хорошая попытка. Злокачественная гепатома.[20]

Я никогда не слышала о таком раньше, но часть названия была мне знакома.

— A-а. Печенка, — сказала я и кивнула с понимающим видом.

Девочка коротко рассмеялась. Несколько смотревших телевизор детей оглянулись.

— Ты мне нравишься, — сказала она. — Я Ханна. Если тебя поймают, можешь сказать, что приходила ко мне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});