Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

либеральной интеллигенции сыграл, как это ни парадоксально, марксизм, благодаря которому капитализм стал расцениваться как непременное условие прогрессивного развития страны.

Струве был среди тех, кто поначалу увлекся идеями Маркса со всей силой своего темперамента. Вместе с тем в отличие от других русских марксистов 1890-х годов он увидел в капитализме нечто большее, чем только необходимую промежуточную фазу для перехода к социалистическому строю. Именно с капитализмом Струве связывал как политическое освобождение, так и культурный прогресс страны – в конечном счете капитализм для него был универсальным средством преодоления отсталости. Сам этот процесс, как и последующий переход к социализму, мыслился им путем эволюционным, в духе германской правой социал-демократии.

Отвечая на вопросы, поставленные в Германии социал-демократами, либерализм нового типа, складывавшийся в России на рубеже столетий, уделял много внимания социальной проблематике. Но на первый план в России выходила все-таки борьба за политическую свободу. И это давало возможность русским либералам, каким уже в 1901 году стал Струве, заключить союз с либеральными земцами, тоже имевшими немало причин быть недовольными самодержавной властью. Эти-то богатые, родовитые и зачастую титулованные дворяне-землевладельцы и помогли опальному публицисту и вчерашнему социал-демократу прервать ссылку в Твери, получить разрешение на выезд из России и, главное, дали ему большие деньги на издание бесцензурного печатного органа. Струве принял на себя обязанности редактора, оговорив свою полную независимость в ведении нового политического журнала.

Благодаря стечению ряда обстоятельств «Освобождению» удалось во многом повторить и даже превзойти небывалый успех герценовского «Колокола» – заграничного печатного органа эпохи освобождения крестьян, распространявшегося в России от «медвежьих углов» до министерских кабинетов и царских покоев. Как и у «Колокола», у «Освобождения» появлялись свои постоянные читатели среди высших сановников (например, министр народного просвещения Ванновский), а из правительственных сфер на стол к редактору, а затем и на страницы «Освобождения» попадали даже секретные сведения. Соратник Струве – князь Петр Долгоруков надеялся приохотить к чтению журнала самого Николая II. Да и сам Струве, видимо, не исключал полностью такой возможности, делая акцент на критике «всевластия бюрократии», а не института монархии и, тем более, личности царя. Но прямых и открытых посланий к императору, подобных тем, что помещал Герцен в «Колоколе», обращаясь к Александру II, Струве уже не писал. Сказывались дух нового времени и партийная дисциплина, от которой был вполне свободен его знаменитый предшественник. Да и сам Николай II не был похож на своего деда!

После революции 1905–1907 годов Струве эволюционировал от ранее охотно признаваемого им сходства с Герценом к осознанию своего духовного родства с одним из главных оппонентов издателя «Колокола», либерал-государственником Борисом Чичериным. В нем наш герой в конце концов найдет самое законченное, самое яркое выражение того, что стало предметом и его собственного духовного поиска: «гармоническое сочетание в одном лице идейных мотивов либерализма и консерватизма».

Если с появлением в 1902 году первых выпусков либерального «Освобождения» Петр Струве, безусловно, стал «человеком года» от оппозиции, то таким же «человеком года» от власти суждено было стать министру внутренних дел Вячеславу фон Плеве (1846–1904). Именно они наиболее ярко олицетворяли тогда две входившие в состояние глубокой конфронтации силы: общественность и власть. В отличие от Струве, родившегося в дворянской семье, Плеве, тоже дворянин по происхождению, фактически был типичным разночинцем: его отец работал учителем в провинциальной гимназии. В итоге выходец из низов, сделавший в рамках сложившейся системы головокружительную карьеру, стал одним из ее последовательных (и последних!) защитников, а сын высокопоставленного чиновника с обширными связями оказался в числе лидеров общенациональной оппозиции режиму.

Плеве был старше Струве почти на четверть века. И в его биографии была своя «либеральная полоса», связанная с тем, что ему довелось учиться и начинать карьеру в судебном ведомстве в эпоху реформ Александра И. Струве же начал учебу в университете и одновременно общественную карьеру на пике консервативной политики Александра III. Эти обстоятельства не помешали Плеве стать жестким охранителем, выдвинувшимся в условиях либеральных преобразований и обновления старого бюрократического аппарата, а Струве – радикалом и либералом, востребованным обществом, пробудившимся к политической жизни.

Со временем нараставшее ощущение того, что вместе с ненавистным политическим режимом опасно колеблются и общие основы существования государства и всего культурного общества, заставит Струве дополнить заветную идею «права и прав» цепочкой понятий, перечень которых (государственность – культура – религия) свидетельствует о его сдвиге в сторону консервативной традиции русской мысли. Но эта традиция не имела ничего общего с той охранительной политикой, которую изобрел и последовательно проводил Плеве: с его именем было связано введение еще в первой половине 1880-х годов режима чрезвычайщины, сохранявшего свою силу до конца старого порядка, и в особенности создание такой изощренной формы полицейской провокации, как «двойные агенты».

Полицейское государство и организации революционеров не только копировали, но и разлагали друг друга. Не случайно сами организаторы системы провокации становились в конце концов ее жертвами. Увы, в борьбе и переплетении политической полиции с терроризмом была еще и третья, «радующаяся», сторона – оппозиционная общественность. О полицейской подоплеке иных терактов она не ведала, но под ее аплодисменты боевики убивали столпы режима. И Струве в этом плане исключением не был. Известие об убийстве Плеве вызвало в его доме «такое радостное ликование, точно это было известие о победе над врагом» – ведь Россия уже воевала с Японией. И хотя сами «освобожденцы» террор не поощряли, но и морального осуждения этому способу политической борьбы они тоже не выносили. Влияние на либералов начала XX века левого радикализма сказывалось во многом. На преодоление этого влияния будут впоследствии направлены основные усилия Петра Струве.

К нелегальным формам объединения либеральных сил Струве и его единомышленники вынуждены были обратиться только после того, как все попытки добиться от власти разрешения на открытую деятельность не удались, а революционеры уже объявили о создании своих партий. В то же время характерно, что ни в одну из нелегальных организаций либералов, созданных накануне первой революции 1905–1907 годов, – ни в Союз земцев-конституционалистов, ни в Союз освобождения, полиции не удалось внедрить своих тайных агентов. В отличие от блюстителей подпольной иерархии и изобретателей бюрократической конспирации Струве вместе со своими соратниками по либеральному движению закладывали в России основы открытой политики с помощью бесцензурного печатного органа или (за недостатком внутри страны других форм политической жизни) открытого общественного застолья с острыми оппозиционными тостами, как это было, например, в период известной «банкетной кампании» 1904 года.

Характерными чертами руководящего ядра созданной при участии Струве Конституционно-демократической партии были терпимость, взаимоуважение, готовность к компромиссу и самоограничению во имя сохранения политического единства. Но партия не безразмерный чулок, и, когда взгляды, развиваемые Струве, войдут