Цивилизация классического Китая - Вадим Елисеефф

Так простыми, но искусными словами он передавал уроки народной мудрости. Глубоко пропитанный конфуцианством, он прославлял мудрецов древних эпох. Он сохранил принципы своего рода и всегда почтительно относился к правящему дому — династии Восточная Цзинь (317–420). От даосизма он заимствовал прежде всего свою непосредственность, а также искусство принимать вещи такими, какие они есть. В своих поэтических занятиях Тао Юаньмин нашел и свое оправдание, и свой конец. Он никогда не вел экстатических поисков согласия с Вселенной. Также он никогда не испытывал любопытства к буддизму, который еще в период правления династии Хань начал медленное продвижение в Китай по Великому шелковому пути.

Буддийское мышление и его последствия в искусстве

В этот смутный период в некоторых местах возникло противостояние политической нестабильности, грубого сведения счетов между различными властными группами и неутолимой жажды безмятежности, духовности и даже настоящего мистического усердия, присущих отдельным личностям. Это не было ни результатом случайного совпадения, ни эффектом элементарного закона психологического равновесия между внешним шумом и внутренним покоем. Скорее, это был настоящий призыв найти ответ на вечный вопрос об основании всех вещей: «Посмотри на деревья, которые растут на холмах: у каждого из них есть свое сердце. Посмотри на птиц, которые поют в лесу: у каждой из них своя собственная мелодия. Посмотри на рыб, которые плавают в реке: одни плывут на поверхности, другие ныряют в глубину. Высота гор вызывает головокружение, глубина вод неизмерима. Внешний вид вещей легко увидеть, но для того, чтобы понять их сущность, нужны изнурительные поиски».

Именно глубокая необходимость разрешения этого вопроса привела к появлению в Китае буддизма. Традиционно официальное введение буддизма в Китае датируют началом нашей эры. Первый буддийский текст был принесен в империю народом юэ-чжи, варварами, которых Чжан Цянь тщетно пытался поднять на восстание против сюнну. Спустя полтораста лет, в 144 г., принц из династии Аршакидов, парфянской династии, которая правила Персией (250 до н. э. — 227 н. э.), Ань Шикао пришел в Лоян, где и основал школу перевода, которая без перерывов просуществовала до самого падения династии Хань в 220 г.

Основные буддийские центры Центральной Азии и Китая

Безразличие к религии правителей-поэтов из рода Цао и сменившего их на престоле рода Сыма позволило преемникам Ань Шикао продолжать свою работу. Так, один из них, Чжи Цянь, в середине III в. проповедовал в районе Нанкина. Его наставления не привели к ожидаемому успеху, однако династия Цзинь (265–317), которая на 50 лет смогла объединить империю, благосклонно относилась к новой вере. Когда империя снова рухнула под давлением кочевников, варварские династии, обосновавшиеся в Северном Китае, повели себя очень сдержанно по отношению к учению, которое основывалось на иностранных книгах, не входящих в число классических китайских произведений. Позднее, начиная с 335 г., они разрешили изучение этой религии, которая была внове как для них, так и для китайцев. Так начался расцвет китайского буддизма. Принесенный когда-то торговцами, он с каждым днем увеличивал свое присутствие в империи.

* * *

Буддизм, зародившийся в Индии, нельзя понять без обращения к древним философиям, которые помогли ему развиться. Их привнесли в буддизм брахманы и жрецы, необходимые посредники между бесконечным и единым Богом и людьми.

С социальной точки зрения можно сказать, что буддизм вызван отрицательной реакцией воинов на узурпацию абсолютной власти жрецами. Он провозглашал, что освобождение от страданий доступно всем и что каждый, независимо от того, брахман он или нет, может найти путь, чтобы от них избавиться. Так как фундаментальные принципы буддизма состоят в том, что жизнь жестока, что нас раздирают противоречия между наличием того, что нам не нравится, и отсутствием того, что нам нравится. Все мимолетно, даже душа, бессмертность которой была признана древними философами. Эта новая концепция второй смерти, созданная в I тысячелетии до н. э., стала резким прорывом в философии. Позднее она развилась в теорию переселения душ.

Буддизм допускает переселение душ: он постигает мир как результат колебания изначальных элементов — дхармы. Это колебание влечет за собой постоянные перерождения, совокупность которых создает цепь последовательных временных существований. Между тем каждое последующее перерождение находится в зависимости от предыдущего: это качество, феномен, сходный с магнетизмом, называется карма. Именно она определяет, какие хорошие или плохие последствия будет иметь предыдущая жизнь человека на его новое существование.

Для объяснения данного феномена классическим является использование аналогии с пламенем. Его сравнивали с зажиганием одной свечи от пламени другой: пламя второй свечи нельзя назвать тождественным пламени первой, но и сказать, что два пламени совершенно разные, тоже нельзя. Таким образом, из идеи дхармы следует, что постоянное обновление обеспечивает непрерывность перерождений. Наконец, в буддизме достаточно рано карма и ее магнетическая сущность породили концепцию, которую можно сравнить с нашим понятием души. Речь идет о виджняне (vijnana) — знании. Материализуя качества кармы, она перевоплощается в каждом новом сочетании элементов. Это первая истина буддизма, который проповедует непостоянство любого существования, одновременно зависящего от воздаяния за свои поступки. Вторая истина состоит в том, что происхождение горя коренится в счастье, в наслаждении, в жажде жизни. Третья истина возвещает о том, что можно избавиться от этой жажды, избавившись от вожделений. Четвертая истина учит, как избавиться от вожделений, используя путь восьми ступеней:[52] правильная вера, правильное намерение, правильное слово, правильное действие, правильная жизнь, правильное стремление, правильная мысль и правильное сосредоточение.

Эта долгая цепь причинно-следственных связей постепенно уточнялась и анализировалась по следующей схеме: выполнение дхармы позволяло исправлять свою карму я даже изменять ее; это позволяло появиться знанию — виджняне, зародышу индивидуальности. Она проявлялась через шесть чувств, а они, в свою очередь, входили в контакт с внешним миром. Восприятие и жажда жизни порождали новую карму. Жизнь влекла за собой смерть и реинкарнацию, поступки приводили в действие механизм воздаяния, и в итоге этот мучительный цикл продолжался до бесконечности.

Буддизм учит искусству избегать подобного развития событий: для этого нужно вернуться к самому началу цепочки причинно-следственных связей. Приверженец этой религии должен был вести моральную жизнь, затем перейти к медитации, стремясь избавиться последовательно от представлений о предметах, затем от ощущений и, наконец, от восприятия. Жажда жизни постепенно угасала, никакое существование не должно было возродиться. Это называлось нирвана, термин, который обычно переводят, как «небытие», хотя, точнее сказать, это состояние неподвижности изначальных элементов.

После смерти Будды прошли три собора, которые оформили свод доктрин на основе его устных поучений. Самым знаменитым из этих соборов, который прошел в Паталипутре около 245 г. до н. э. во время правления знаменитого Ашоки (272–232 до н. э.). Именно на этом соборе получили окончательную редакцию «три корзины» канона пали («Трипитака»): корзина «дисциплин», корзина «изложения доктрин» и корзина «метафизики». Между тем постепенно получила распространение мысль о том, что Будда, слишком опередив свое время, не все раскрыл, что найдены и другие пути, что вариант избавления, которому учили первые последователи, был слишком эгоистичным и что нужно допустить возможность не только личного, но и коллективного достижения нирваны. Это движение, окончательно оформившееся примерно во II в. до н. э., получило название махаяна, или «большая колесница», тогда как ранний буддизм, в противоположность ему, стал называться хинаяна, или «малая колесница».

Практикующие махаяну не стремились ни стать архатами — святыми, ни достичь нирваны. По образу великого основателя этой религии они хотели быть активными святыми и, перед тем как спастись самим, спасти других.

* * *

Хотя буддийская доктрина и была пессимистичной, в ней все же содержалось решение трудной проблемы предназначения души человека, которую ни одна китайская философская система не могла объяснить логично. Культы и философские системы империи использовали понятия, относившиеся к времени правления древних династий. Для них время, экономические потрясения, наконец, и сами люди с их стремлениями и противоречивыми вкусами были лишены значения, несмотря на все усилия философов, привлеченных идеями трансцендентности и непостижимости.