Рейтинговые книги
Читем онлайн Китай управляемый. Старый добрый менеджмент - Владимир Малявин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 82

Уже учёный II века Цай Юн, автор самого раннего эссе об искусстве каллиграфии в Китае, писал о «девяти фигурах силы письма», которые соответствуют некоей целокупной и потому неудержимой силе «текущего момента»: «когда сила приходит, её не остановить; когда сила уходит, её не удержать». Согласно Цай Юну, «девять фигур силы» образуют в совокупности некий круговорот духовной практики, обеспечивающий преемственность традиции помимо слов (девятка здесь, как и у Сунь-цзы, служит обозначением полноты свойств бытия). Он пишет:

«Когда девять видов силы воспроизведены по порядку, тогда сам собою, без наставлений учителя, соединяешься с мудрецами прежних времён»[114].

Суждения Цай Юна показывают, что создание и реализация «потенциала ситуации» есть творческий акт в полном смысле слова. Цай Юн не упоминает, с какими «древними учителями» можно «соединиться», воспроизводя различные конфигурации духовной силы, и это умолчание неслучайно. «Древность» у него служит знаком «непреходящего начала», которое «даёт всему быть» и потому остаётся вполне анонимным. Речь идёт именно о силе самообновления жизни, про-из-растания всего живого. И эта сила, воплощая неуничтожимые свойства жизни, удостоверяет и «подлинность» (чжэнь) любого существования. А жизнь подлинная — это всегда жизнь одухотворённая, проникнутая сознанием и сознательно прожитая. Чуткое «следование» силе вещей есть одновременно и разновидность знания, причём знания в своём роде высшего, совершенного.

Дальнейшее осмысление понятия «силы вещей» (оно же потенциал обстановки, оно же неявленное господство, данное в консенсусе) в истории китайской мысли было связано именно с вопросом о преемствовании вечносущих качеств существования (неизбывной «древности») в потоке жизненных и исторических перемен. Речь идёт, вообще говоря, о центральной проблеме китайской традиции. «Силу вещей» трактовали как сокровенный источник перемен, некую неосознаваемую современниками «истину времени», которая незримо, но властно определяет и поведение людей, и весь порядок вещей. Однако эта сила истории никогда не совпадает с актуальной, преобладающей в настоящее время тенденцией. Более того, она в известном смысле противоположна ей, и только великий мудрец, умеющий благодаря своей духовной просветлённости распознать её, достоин быть господином Поднебесного мира. Это означает, по сути, что сила-ши воплощает подспудное стремление к равновесию всех сил, к «срединности» бытия — недостижимого в любой отдельный момент времени, но составляющего идеальную цель всякого движения. Известному учёному Чжоу Дуньи (XI век), одному из основоположников неоконфуцианства, принадлежит такое суждение:

«Поднебесный мир — это только сила вещей и ничего более. Сила вещей — это соотношение важного и неважного. Когда вещь достигает предела, уже невозможно повернуть назад. Но тот, кто знает, что достигнут предел, может дать обратный ход. Однако же силу возвратного движения нужно постигать заблаговременно…»[115].

Мудрость в китайском понимании как раз потому и предстаёт недейство-ванием, что она всегда представляет собой «противотечение» по отношению к видимым действиям. Речь идёт о логике самой практики — неформализу-емой, связывающей воедино субъективное и объективное, сознательное и бессознательное, свободу и заданность действия. Впрочем, понятие «возвращения» у Чжоу Дуньи имеет и ещё одно измерение: оно указывает на возможность постоянного возвращения истины (Великого Пути) в мир. То, что в человеческом мире кажется движением возвратным, в свете безначального и бесконечного круговорота Пути предстаёт движением поступательным.

Спустя пять веков после Чжоу Дуньи идею «возвратного» действия силы вещей подробно объяснил учёный Ван Тинсян:

«Перемены в Поднебесной всегда проистекают из того, что не поддаётся пониманию, — писал Ван Тинсян. — Силу вещей в мире невозможно распознать из-за постепенно накапливающейся силы привычки. По прошествии многих лет в устоях жизни возникает односторонность, но нужно уметь прозревать грядущее по предваряющим его признакам и благодаря этому ловить в событиях возвратное движение. В противном случае невозможно будет продлить существование государства»[116]. Мудрого, заключает Ван Тинсян, отличает «духовное чувствование первичного импульса» событий.

В XVII веке учёный Ван Фучжи обосновывал нераздельность истины, или «принципа вещей» (ли) и «силы вещей»: и то и другое действует непроизвольно и представляет «таковость» существования. «Сила вещей», по Ван Фучжи, есть «то, чему можно только следовать и нельзя идти наперекор»: «когда следуют силе вещей, тогда торжествует истина», «следовать неизбежной силе вещей и есть всеобщий принцип».

Таким образом, понятие «силы вещей» имеет прежде всего прагматический смысл, но это прагматика духовного рода: она превосходит расчёт и предполагает интуицию целостности бытия, «одного тела» Пути. Действие же этой силы есть именно символическое (без)действие, на-следование Изначальному, поскольку оно всегда направлено к средоточию бытия и опознаётся как глубинное противотечение жизни. Такая сила придаёт действиям внутреннюю завершённость и сама реализуется только в потоке событий…

Условия стратегического действия

Китайская концепция стратегии, относившаяся по понятным причинам прежде всего к войне, совершенно исключает упование на удачу, неожиданный случай или «милость фортуны», и её основоположники не находят никакого удовольствия в сопутствующей такому упованию чувственной экзальтации. Они ищут стратегию без риска, хотя и не основанную на расчёте, и делают ставку на знание законов войны. Надёжность и эффективность этого знания, в их представлении, обусловлены мерой его детализации, ибо властвует тот, кто лучше других не просто разделяет, но и различает. Древние китайцы, подобно Мишелю Фуко, уподобляли знание рассекающему мечу.

У Сунь-цзы именно «понимание» (чжи) является главным достоинством полководца. Однако это знание, о котором ведёт речь Сунь-цзы, коренным образом отличается от знания теоретического и инструментального, то есть знания отвлечённого и общепонятного, основывающегося на логических процедурах и формальных правилах. Это знание идёт от практики, но практики одухотворённой, направляемой состоянием духовного бодрствования и утончённой духовной чувствительностью.

В военном каноне Сунь-цзы процесс обретения стратегического знания включает в себя три стадии, и начинается он с получения фактической информации. Последняя складывается из наблюдения за людьми и окружающим миром, донесений лазутчиков, а также разного рода специальных сведений. На этом этапе большую роль играют разного рода классификационные схемы, позволяющие систематизировать и оценивать добываемые сведения. Уже в самом начале своего трактата Сунь-цзы предлагает общую схему классификации факторов, определяющих военную стратегию. Такие факторы он объединяет в пять рубрик: «Путь», «Небо», «Земля», «Полководец», «Закон». Мы имеем дело, очевидно, не столько с попыткой исследования конкретных явлений, сколько с тематизацией практического опыта, результаты которой закрепляются в традиции в качестве элементов общей системы мировоззрения, условностей культуры. В совокупности перечисленные факторы хранят в себе весь кладезь стратегической мудрости: Сунь-цзы требует «досконально знать» их. Он утверждает, что такое знание обеспечивает победу. Нельзя, однако, не спросить: где положен предел «тщательности» обследования? И если такого предела не существует и стратегическое действие оказывается чем-то извечно конкретным и исключительным, каким образом можно вывести общие понятия и законы стратегии?

Перед нами, в сущности, репертуар тем, которые лишь указывают на обстоятельства, как бы обставляют собою стратегическую практику — всегда конкретную и текучую. И первичное знание стратега, о котором толкует Сунь-цзы, тоже носит всецело опытный и конкретный характер. Даже понятие «Пути» разъясняется в чисто прагматическом ключе — как «единство устремлений» государя и его подданных или, несколько расширяя это понятие, — как органическая целостность общественной практики людей. Путь есть акт преображения, возведение сущего к его вечносущему типу, а именно: действенность действия, неосознаваемая в своей конкретной всеобщности или всеобщей конкретности деятельность. Её прообразом в Китае всегда выступали спонтанные, то есть наиболее «естественные», «обычные» формы предметной практики людей. Путь, из века в век повторяли китайские учителя, пребывает там, где «земледельцы сами по себе пашут землю, чиновники сами по себе управляют, законы сами собой исполняются» и т. д. Путь, любили повторять те же учителя, — это всего лишь «обыкновенное сознание».

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 82
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Китай управляемый. Старый добрый менеджмент - Владимир Малявин бесплатно.
Похожие на Китай управляемый. Старый добрый менеджмент - Владимир Малявин книги

Оставить комментарий