Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тогда я подумал – этот парень тоже, наверное, мечтал о славе и подвигах, а теперь вот лежит неподвижно в грязи, и в его мертвых глаза отражается небо.
Я почувствовал, что меня стошнит – и, подобрав винтовку, побежал вперед, догоняя товарищей.
Потом мне несколько ночей снился этот голубоглазый парень, который был убит не мной, но на моих глазах. Потом были другие, и такие же молодые, и совсем старики, как мои родители, которые нашли смерть от моего штыка или выпущенной мною пули.
Но они мне уже не снились…
Но этот, первый… Я лежал на холодном лежаке, завернувшись в шинель, и в голове роились мысли, которые раньше никогда меня не тревожили. Наверное, я впервые пытался понять, почему так происходит: молодые мужчины, которые пришли в этот мир, чтобы жить и любить, с остервенением лишают жизни друг друга? Почему немцы и австрийцы – враги англичан, французов, североамериканцев и русских? А североамериканцы, англичане, французы и русские – враги немцев и австрийцев? Почему люди, живущие в разных странах, должны убивать себе подобных, а не сидеть вместе за одним длинным столом, пить шотландский виски и гаванский ром, хвастаясь мирными победами, – победами над женщинами?
Наверное, думал я, у того немецкого парнишки, который жил в Берлине или Вене, была девушка, и они сильно любили друг друга. И мечтали о том, как они поженятся, родят детей и будут жить долго-долго, до старости – как жили мои родители. Но началась война, и этот мальчишка надел военную форму, взял в руки винтовку и отправился убивать – таких же мальчишек, как и он сам… И до того несчастного серого дня, когда его заколол штыком американский солдат, он тоже кого-то из наших успел отправить в могилу… И следующим, кто погиб от его руки – но не последним, – вполне мог стать и я… Хотя я не хотел верить, что могу умереть так рано…
А еще я думал о том, что у этого немецкого парня тоже были отец и мать, которые ждали его дома. И вспоминал своих родителей, которые остались по ту сторону океана…
Мысли, которые терзали меня бессонными ночами, были невыносимы, но их нельзя было высказать вслух, потому что они граничили с преступлением. Солдату Антанты преступно было думать о том, что наши враги – тоже люди. Мы должны были усвоить одно – и это объясняли нам офицеры в самом начале, едва мы стали солдатами: немцы – это враги, которые развязали мировую войну, чтобы захватить чужую территорию и поработить народы, которые на этих территориях живут. И потому мир раскололся на два непримиримых военных лагеря, и правда – на нашей стороне. И если мы не победим жестокого и коварного врага, то он победит и уничтожит нас.
И весь мир станет германским.
Правда, я не понимал тогда, и до сих пор не могу понять, почему мир станет хуже, если в войне победит Тройственный союз. Разве после их победы банкиры перестанут давать деньги под проценты, а владельцы сахарных заводов на Кубе перестанут скупать у бедняков тростник за бесценок?
И если победим мы – разве бедные перестанут становиться еще беднее, а богатые перестанут богатеть?
Я пришел к пониманию, что, кто бы ни победил, наш мир в результате этой победы не станет добрее и лучше. Все останется по-прежнему – только победитель приобретет новые территории и людей, которые станут работать на победителя.
У меня хватило ума ни с кем не делиться выводами, к которым я пришел, – это была самая настоящая крамола. Как и все, о чем говорили социалисты.
Возможно, я давно уже был тайным социалистом – я видел неравенство, которое царило на Кубе, но теперь социалистические идеи овладели моей душой полностью, и я ощутил себя слепцом, который внезапно прозрел.
Я хотел участвовать в войне, которая велась за свободу, а попал на обычную бойню, где истекала кровью Европа, солдаты которой убивали друг друга в интересах банкиров и фабрикантов. Именно они во всем мире богатели на военных поставках.
Я уже не хотел воевать, но я не мог бросить винтовку и сказать: «Хватит!» – меня посчитали бы дезертиром.
А как поступали с дезертирами, я видел не раз.
7 апреля 1917 года, когда Куба, следом за Северо-Американскими Соединенными Штатами, объявила войну Германии и Австро-Венгрии, я понял, что сама судьба предлагает мне шанс изменить жизнь. И не воспользоваться им – значит предать самого себя.
Война в Европе полыхала уже три года, но я мало что знал о ней. Только изредка читал репортажи в газетах. И не очень понимал, из-за чего сцепились европейские державы.
Но теперь, когда моя страна решила вступить в войну на стороне Антанты, у меня не было иного выхода, кроме как отправиться в Европу.
Правда, вскоре выяснилось, что президент Менокаль, объявив войну, не собирается отправлять кубинцев воевать.
Вступление в войну оказалось формальным – просто надо было подтвердить, что президент поддерживает политику северного соседа, с помощью которого он и пришел к власти. Об этом прямо говорил отец, хмуря густые седые брови.
Североамериканцев он по-прежнему не любил.
Мне янки тоже не очень нравились, однако они, в отличие от Кубы, собирались воевать с немцами не только на словах. Из тех же газет я узнал, что вскоре в Европу отправится североамериканский контингент, и понял, что должен любым способом попасть в его ряды.
И я сотворил то, за что меня осудил отец, хотя я не услышал от него ни одного слова упрека, когда сообщил о своем решении. Но его взгляд был красноречивее любых слов. Я знаю: он, Белисарио Батиста Палермо, был мудр и потому не стал отговаривать меня.
Наверное, все-таки понял, что я давно уже стал мужчиной и имею право принимать решения самостоятельно.
В мае 1917-го САСШ ввели на Кубу войска – помочь президенту Менокалю подавить вооруженный мятеж, который подняли противники его власти.
В газетах писали, что североамериканские рейнджеры быстро подавили мятежников, и теперь на Кубе, несмотря на мировую войну, должно наступить процветание и благоденствие… Правда, мой отец считал, что это был никакой не мятеж, а народное восстание против диктатуры, которое было очень жестоко подавлено, и в ближайшие годы ничего хорошего людей не ждет. И правда – до нашего городка доходили слухи, что янки, подавляя мятеж, убивали всех подряд.
Мне хотелось верить, что это только слухи, потому что если это окажется правдой, то я должен возненавидеть янки, потому что они – враги моей несчастной Родины.
Точно такие же враги, какими двадцать пять лет назад были испанцы.
А это означало, что если я совершу задуманное, то окажусь предателем.
Но предателем я быть не хотел и успокаивал свою совесть тем, что Куба и САСШ были сейчас на одной стороне.
В конце июня я наконец уволился с железной дороги и отправился в Гавану, в крепость Эль-Морро, где стоял гарнизон янки.
В Гаване я не заметил сильных разрушений – если не считать нескольких сгоревших халуп рядом с Ведадо. Но у меня создалось ощущение, что жители столицы выглядели напуганными.
И я подумал, что некоторые из слухов могли все-таки быть правдой.
…Мне повезло: когда я явился в крепость и на ломаном английском сказал, что хочу отправиться на войну в Европу, меня сразу провели внутрь, в какое-то мрачное помещение, похожее на средневековый каземат, где я сидел больше часа, листая журналы с не совсем приличными картинками.
Потом ко мне вышел бравый американский офицер. Я быстро отбросил журнал.
Офицер лишь улыбнулся белозубой улыбкой.
Мне повезло: североамериканец не сказал, что я еще слишком мал, что мне надо подрасти… Теперь я понимаю, что он был даже рад, что ему подвернулся зеленый юнец, который добровольно, без принуждения, был готов стать пушечным мясом.
Через неделю я уже находился в североамериканском лагере по подготовке военнослужащих.
Я едва успел съездить домой, попрощаться с родителями.
«Ты только вернись!» – сухо сказал мне отец. А мать, плача, повесила мне на шею защитный амулет.
«Я вернусь!» – спокойно ответил я. Душа моя ликовала, но я сдерживал рвущиеся на волю эмоции, потому что я уже был мужчина и должен был вести себя сдержанно.
В Америке у меня началась настоящая мужская жизнь.
В лагере я был единственным кубинцем, остальные – янки, и поначалу на меня смотрели как на какого-то экзотического зверька. Но потом потеряли ко мне интерес, и меня это вполне устраивало.
С утра до вечера нас гоняли вечно недовольные сержанты, пытаясь сделать из «сброда» настоящих солдат.
За полтора месяца мы научились ходить строем, ползать по-пластунски, отдавать честь офицерам, стоять на посту, стрелять из винтовки и колоть штыком. Было очень трудно – порой я, придя в казарму вечером, валился в кровать и отрубался до утра. Но мне нравилась такая жизнь – настоящая, мужская…
И сердце радостно билось в груди, чувствуя приближение времени, когда нас наконец отправят в Европу, где мы сможем показать врагам все, чему научились…
- «Гроза» в зените - Антон Первушин - Альтернативная история
- «Гроза» в зените - Антон Первушин - Альтернативная история
- Кружева от госпожи Феи (СИ) - Каримова Лука "ЛуКа" - Альтернативная история
- Время, вперед! Гвардия будущего (сборник) - Алексей Махров - Альтернативная история
- Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего - Алексей Махров - Альтернативная история
- Солдат Сидоров (СИ) - Бор Юрий - Альтернативная история
- Разбойничья злая луна - Евгений Лукин - Альтернативная история
- Тайга - Виктор Громов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Миссионеры - Евгений Лукин - Альтернативная история
- Ташкент - Москва книга вторая, Халхин-Гол до и после, часть первая - Фарид Ахмеров - Альтернативная история