Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я решил, что никогда больше не скажу ни одного грубого слова тем, кто подарил мне жизнь, и буду им помогать до последнего их земного часа.
Но для этого нужно было вырваться из цепких объятий нищеты.
И я уже знал, как этого добиться.
Нет, я не собирался стать сахарозаводчиком, землевладельцем или банкиром – мне претила сама мысль, что я буду строить свое благополучие на крови и поте таких же людей, каким был я сам.
Грабителем я тоже быть не собирался, хотя несколько раз по глупости поучаствовал в налетах, даже прятал краденое, а потом долго трясся в своей каморке, ожидая, когда за мной придут полицейские.
Но бог, если он действительно есть на небесах, меня миловал. Я не хотел идти по пути беззакония, хотя понимал, что многие законы несправедливы.
Возможно, за год, проведенный вне родительского дома, я повзрослел и остепенился и постепенно стал превращаться в такого же конформиста, какими давно уже были мои родители. Осознание того, что я становлюсь таким же, как они, выводило меня из себя. Я ненавидел себя, но понимал, что бунтарство против основ – это удел юных, а взрослый человек должен приспосабливаться к жизненным обстоятельствам.
Мне было всего шестнадцать, но я уже отказывался бунтовать.
Неужели я так рано повзрослел?
Я решил стать военным.
И не только потому, что у тех парней, кто служил в армии, была очень красивая форма и девушки не сводили восторженных глаз с тех, кто в эту форму был облачен.
На меня тоже обращали внимание девушки, и я очень редко ночевал в одиночестве.
Но главная причина одеть военную форму была прежде всего в том, что за службу в армии платили. Деньги были не очень большими, однако их хватало на безбедное существование. Плюс ко всему полное обеспечение пайком.
А если тебе удавалось стать офицером, то можно было навсегда забыть про нищету.
Однако на армейскую службу можно было поступить только в двадцать лет, мне же было только шестнадцать. Но мне не хотелось ждать так долго, тем более ростом и физической силой природа меня не обделила, и я направился в воинскую часть, расквартированную в Баньесе.
Я думал, что меня возьмут сразу, как только увидят, однако меня ждало жуткое разочарование – наверное, самое сильное в моей жизни.
Щуплый солдатик, который стоял у ворот воинской части – ему было не больше тридцати, – даже не стал вызывать дежурного офицера. Смерив меня презрительным взглядом, он поправил винтовку на плече и процедил сквозь желтые прокуренные зубы: «Подрасти немного, muchacho!»
Его, солдата кубинской армии, ничуть не смущало, что «мальчик» был выше на целую голову, да и габаритами покрупнее.
Я понял, что моей мечте не суждено осуществиться, а это значит, что жизнь моя потеряла всякий смысл.
Я вернулся домой, ничего не сказав родителям о своей неудаче – да они наверняка не поняли бы, отчего я страдаю, – хотя, когда им было чуть больше, чем сейчас мне, они уже вступили в ряды повстанческой армии и сражались за свободу.
Я осознал, что родился слишком поздно, лучшие времена остались в прошлом, а впереди меня не ждет ничего хорошего, жизнь пройдет в борьбе за кусок хлеба и мне не удастся совершить ничего значительного. Я не стану героем и не прославлю свое имя – эта мысль угнетала меня, мне хотелось дойти до ближайшего бара, купить бутылку дешевого виски, вернуться в свою конуру, которая до сих пор числилась за мной, снять какую-нибудь безбашенную девицу – и вместе с ней залить мозги алкоголем, чтобы не думать больше ни о чем и не жалеть себя.
К счастью, мне удалось удержать себя от падения в пропасть беспробудного пьянства, а ласки умелые шлюх все равно не смогли бы мне помочь освободить голову от гнетущих мыслей.
Почти три месяца я прожил в родительском доме, выбираясь из него только на работу. С родителями я почти не общался – я не хотел с ними делиться своими проблемами, а они тоже не лезли ко мне с разговорами и нравоучениями. Лучше всего я чувствовал себя в поезде, когда под стук колес мечтал о будущем, которое для меня никогда не наступит. Мечты помогали не свалиться в омут депрессии.
Однако спустя некоторое время я понял, что работа мне осточертела, потому что я могу так прокататься кондуктором всю свою жизнь, и так и состарюсь на железной дороге. Я понял, что если я вот прямо сейчас не изменю свою жизнь, то мне останется только одно – броситься под паровоз.
Второго апреля я решил, что завтра отправлюсь в Гавану и там буду искать счастья.
Однако назавтра уехать не удалось – заболел отец. Мне пришлось задержаться, хотя мои мысли были чернее тучи: я проклинал своего отца, у которого так некстати начали отниматься ноги. Я ненавидел себя за то, что я так думаю о человеке, благодаря которому я появился на свет, но эти мысли были сильнее меня, они впились мне в мозг раскаленными иглами, и не было возможности избавить от них измученную душу.
Пятого апреля отцу стало легче, он начал подниматься с постели, а на следующий день даже попробовал выйти из дома. И мне пришлось тащить его обратно до кровати – настолько он ослаб.
А 7 апреля Куба объявила войну Германии.
На следующий день после того, как это сделали янки.
И я понял: вот он, мой шанс…
Со вчерашнего вечера передний край укутала тишина. Полдня мы не слышим свиста пуль и грохота взрывов. Но каждый из нас понимает: это ненадолго. Уже известно, что противник стягивает свежие силы. Их задача – выбить нас с позиций. Наша задача – выстоять.
Потому что, если мы отступим, немцы возьмут этот городок… как же он называется?
И им откроется прямая дорога на Париж…
И поэтому мы должны выстоять. Дождаться подкрепления.
Но бой начнется не сейчас, у нас еще есть несколько часов тишины.
И, пока тихо, мы стараемся не думать о том, что ожидает нас завтра… или уже через час.
Каждый из нас чем-то старается занять себя, чтобы ожидание боя не было таким тягостным. Кто-то латает форму, кто-то чистит винтовку, кто-то погружен в чтение книги.
Правда, такой у нас всего один – Джонни Бестен. Он влился в наш взвод совсем недавно – неделю назад. Джонни всего на два года старше меня, но мне иногда кажется, что я старше его на целую жизнь. Он, конечно, уже успел понюхать пороха, но война по-прежнему кажется ему веселой игрой, из его души еще не вытравлены картины мирной жизни в Бостоне. В Джонни я узнаю себя – точно таким же я был два месяца назад, когда мечтал о доблести и славе, не зная, какой путь мне предстоит пройти и что пережить. Если Джонни не убьют, то через неделю его ребяческий романтизм развеется, как дым от ночного костра.
Мне почему-то очень хочется, чтобы Джонни не убили.
В мирной жизни, которая непременно наступит, он смог бы мне стать хорошим другом.
Книга, которую читает Джонни, – это рассказы Эдгара По. Он взял с собой на войну этот серый томик, бережно обернув плотной бумагой, чтобы книга не намокла и не испачкалась. И как только появляются тихие минуты, забирается в полутьму блиндажа и читает. Причем уже по третьему разу. Я понимаю, что так Джонни пытается отрешиться от того, что его окружает. Отрешиться от мыслей о смерти, которая ходит рядом. Я понимаю его: если ты первый раз убил человека – такого же парня, как и ты сам, но облаченного в чужую форму, – в мозгу происходит замыкание, и очень трудно сохранить рассудок. Я это помню по себе…
Хотя я сам тогда никого не убил.
То был мой второй бой, который мог стать и последним… Мы тогда ворвались во вражеские окопы, и один из немцев почему-то не стал убегать, а решил погеройствовать. Поднялся на бруствер, вскинул винтовку… Я остановился: штык почти уперся мне в грудь… У меня в руке тоже была винтовка с примкнутым штыком, и только один дьявол знает, почему я остановился, а не бросился на вражеского солдата… Мгновение, когда я мог спасти свою жизнь, отняв ее у врага, было упущено, и я понимал, что сейчас меня ранят… Именно ранят, потому что это была моя первая в жизни атака, и убить меня никак не могли, я свято в это верил… Я пошел на войну, чтобы убивать врагов, а не умирать самому, и тогда еще не до конца осознал, что раз война настоящая, то и умирают здесь тоже по-настоящему…
От ранения – или от смерти? – спас меня мой боевой товарищ. Хотя это так просто говорится – товарищ, на самом деле мы не успели сблизиться и подружиться. Но на нем была такая же форма, как и на мне, и это нас сближало больше, чем любые задушевные беседы до утра.
Сначала он на бегу выстрелил в немца, а потом, когда тот упал, зажимая ладонью пробитое плечо, с размаху воткнул ему в грудь штык. Стальное острие вошло в человеческую плоть с громким хрустом – этот звук и вывел меня из ступора.
Мой спаситель побежал дальше, а я зачем-то склонился над поверженным врагом.
Он был очень молод. Наверное, не намного старше меня. Такой же мальчишка, только форма на нем была чужая. Немецкая…
И тогда я подумал – этот парень тоже, наверное, мечтал о славе и подвигах, а теперь вот лежит неподвижно в грязи, и в его мертвых глаза отражается небо.
- «Гроза» в зените - Антон Первушин - Альтернативная история
- «Гроза» в зените - Антон Первушин - Альтернативная история
- Кружева от госпожи Феи (СИ) - Каримова Лука "ЛуКа" - Альтернативная история
- Время, вперед! Гвардия будущего (сборник) - Алексей Махров - Альтернативная история
- Хозяин Земли Русской. Третий десант из будущего - Алексей Махров - Альтернативная история
- Солдат Сидоров (СИ) - Бор Юрий - Альтернативная история
- Разбойничья злая луна - Евгений Лукин - Альтернативная история
- Тайга - Виктор Громов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Миссионеры - Евгений Лукин - Альтернативная история
- Ташкент - Москва книга вторая, Халхин-Гол до и после, часть первая - Фарид Ахмеров - Альтернативная история