Святилище кровавой луны - Зиан Шафер

о друга монет.

К тому времени, как мы добираемся до города, воодушевление Дэкс становится всем, о чем я могу думать, поскольку она смотрит на все с нетерпением. На ее лице появляется выражение, которое я узнаю, когда ее взгляд останавливается на магазине, заполненном кристаллами и драгоценностями. Ее пальцы начинают постукивать по боку, как будто у нее чешутся руки что-нибудь сделать, и я ловлю себя на том, что мне приходится подавлять смешок. Я всю свою жизнь общался с ворами, и многое из того, что они делают, я нахожу возмутительным, но в ее случае это абсолютно приемлемо.

Мои глаза сужаются, когда я иду позади нее, внимательно наблюдая за прохожими, чтобы заметить, смотрят ли они в ее сторону, но никто из них не обращает на нее никакого внимания. В поле зрения появляется Лунный эльф, и я цепляюсь за нашу нить, готовясь заступиться за нее, но останавливаюсь, когда понимаю, что она не встревожена при виде него. Здесь она чувствует себя в безопасности.

Таравин считается нейтральной территорией неспроста, и она это знает. Она считает это место своим домом. До гибели божеств единственным правилом этого королевства было отсутствие конфликтов вроде соперничающих кланов или воюющих богов, иначе один из них будет изгнан. Я предполагаю, что все остается по-прежнему.

Воздух наполнен смехом и завсегдатаями, которые собираются вокруг столиков, чтобы поесть, в то время как их дети бегают и играют вокруг. Улицы очищены от мусора, повсюду горят огни, отражаясь от мраморных и изразцовых зданий. Все здесь кажутся такими невинными в отношении войны, назревающей прямо за этими стенами, и это заставляет меня сомневаться, что они знают о кровопролитии в Зарлоре.

У Дэкс урчит в животе из-за потрясающего аромата еды, которым наполнен воздух, и она устремляется к источнику запаха. Она сталкивается с женщиной с таким же красноватым оттенком волос, что и у нее, я дергаю за нить, чтобы оказаться рядом с ней, и замечаю, как она кладет что-то блестящее в свой карман. Маленькая воришка.

Я поворачиваюсь к стражникам, то тут, то там расставленным парами вдоль улицы, но никто из них не замечает ее уловки.

На ее лице появляется выражение всепоглощающего голода, как только она обращает взор на пурпурную вывеску с надписью «Кулинария Талавелл», а на витрине магазина я едва различаю силуэт ворона.

Я помню ее. Мадам Т. Сотни лет назад у старой ведьмы на булочках был оттиснут кот, после того как она попыталась использовать свою магию, чтобы замаскировать свой возраст и обольстить богов. Это почти сработало, пока богиня Криоц не использовала свое коварство, чтобы заманить мадам Т. в один из наиболее прибыльных клубов богини и не ограничила магию Талавелл, сделав ее вечно пожилой.

– Черт побери, – стонет Дэкс, глядя на очередь покупателей, которая тянется вдоль улицы. У всех на лицах написаны одни и те же эмоции, когда они притопывают ногами в ожидании, чтобы заполучить в свои руки волшебное угощение.

«Знаешь, на самом деле вкус ее еды ужасен, если убрать ее магию», – шепчу я ей мысленно и наблюдаю, как она вздрагивает так, что я чувствую себя победителем.

«Тогда хорошо, что у меня нет намерения избавляться от ее магии», – парирует она, складывая руки на груди и прислоняясь к стене в конце очереди. Отсюда нам и магазина-то не видно.

«Тебя нельзя назвать женщиной с выдающимся вкусом. Раз даже ее угощение без магии может казаться тебе изысканным на вкус».

«У меня утонченное нёбо, благодарю».

«Как ты называешь Оленину?»

Она переводит на меня взгляд, который излучает раздражение.

«Не начинай».

Я посмеиваюсь, и мы возвращаемся к окружающей обстановке. По мере продвижения очереди брусчатка под нашими ногами смещается и снижается; идеальная прямоугольная форма слегка уходит под землю. Все так, как было до того, как я попал в книгу, и в то же время все по-другому. Отойдя в сторону и повернувшись к площади, я смотрю на пустое пространство, где когда-то стояла статуя богини Рилвэй. Передо мной еще одна прямоугольная фигура, уходящая под землю в том месте, где раньше стояла статуя Асэлаи.

Я до сих пор помню, как люди возделывали культуры под ногами Рилвэй, и благодаря благословению Богини Жизни на деревьях всегда были свежие фрукты. Ее распростертые руки подражали статуе Асэлаи, богини любви, на противоположной стороне площади. Площадь Родства, так таравинцы называли это место, куда приходили юные влюбленные пары в надежде получить благословение богини.

Рилвэй всегда раздавала благословения, когда могла, так как она всегда была существом любви и света. Никто не осознавал, что Асэлая была одной из самых коварных богинь из-за того, что слишком часто любовь оказывалась несчастной. Молиться ей следовало только для того, чтобы положить конец любви. Большинство смертных этого не понимали.

Через несколько минут Венсен отходит с лошадью куда-то еще. Как только мы подходим к началу очереди, Дэкс начинает спорить с официанткой о том, что ей должны позволить купить восемь булочек, потому что «она покупает их для друга», и уходит с кислым выражением лица, отвоевав лишь три. Взгляд становится еще более презрительным, когда она замечает мою довольную мину. И как только Дэкс вгрызается в черную булочку, раздражение тает, и чувство, близкое к вожделению, начинает согревать уголок моего сознания, настроенный на ее эмоции. Я стараюсь держаться на расстоянии, чтобы не чувствовать этого ощущения, но она только ускоряет свой темп, чтобы поравняться со мной. Я вздыхаю, направляя свои мысли в сторону пера и его потенциального местонахождения.

Городской свет подчеркивает серебристые полутона ее алых волос, создавая впечатление, что она сияет, особенно из-за эмоций, которые она испытывает, ясно читающихся на ее лице любому, даже без связи. Мы проходим мимо магазинов и домов, плотно прижавшихся друг к другу, некоторые из которых достигают шести этажей. В отличие от Зарлора, Таравин гораздо опрятнее, и люди скорее перережут друг другу кошельки, чем глотки.

Мы продолжаем молча идти бок о бок, и я наблюдаю за тем, как она слизывает сахар со своих пальцев, как какой-нибудь варвар. У этой эльфийки и в самом деле нет ни капли хороших манер.

«Мы навестим мою Аму, которая на самом деле мне не мать, – говорит она, и я с любопытством поглядываю на нее. – Она приютила меня, когда я сбежала, и с тех пор заботится обо мне. Она также взяла к себе и Венсена».

Я киваю и вздрагиваю, когда кто-то опять проходит сквозь меня.

«Значит, Венсен, можно сказать, твой брат?» – Мой ответ лишь приведет ее в