Судьба начертанная кровью (ЛП) - Дженсен Даниэль Л.

Толпа ответила одобрительным ревом, мужчины и женщины разошлись туда, где горели костры и стояли кувшины с медовухой.

― С тобой все в порядке? ― спросил Бьорн, сжимая мои руки.

― Я… Я… ― Вывернувшись из его хватки, я едва успела добежать до края алтаря и упасть на колени, прежде чем меня вырвало. Бьорн стянул с меня маску ворона, а затем придержал мои волосы, когда меня стошнило во второй раз за день, мышцы живота болели от издевательств над ними.

Закончив, я повернулась и посмотрела на него.

― Почему? Почему они следят за мной?

Прежде чем он успел заговорить, Снорри и Илва оказались рядом с нами.

― Теперь невозможно отрицать предсказание, ― сказал Снорри. ― Мы должны вернуть Фрейю в зал, пока не прибудет подкрепление, потому что она достаточно ценная добыча, чтобы кто-то решился нарушить покой Фьяллтиндра.

С трудом поднявшись на ноги, я не сопротивлялась, когда Снорри повел меня мимо десятков костров, вокруг которых люди смеялись и танцевали, ели и пили. Мы направились к залу, который охраняли руны Илвы, и воины заняли посты вокруг него, когда меня ввели внутрь.

Как только я оказалась в дверях, я вырвала руку у Снорри.

― Мне нужно поспать.

Мне нужно было подумать, задать вопросы, понять, что произошло. Но дни, проведенные без отдыха, настигли меня, и я знала, что ничего из этого не произойдет без нескольких часов бессознательного состояния. К счастью, никто не стал спорить. Снорри, Илва и Бьорн говорили тихими голосами, пока я шла к занавешенной комнате, где разделась и с помощью тазика с водой оттерла кровь с лица.

Не потрудившись снять платье, я рухнула на кровать, из последних сил натягивая на себя меха.

Фрейя, Рожденная в огне, дитя двух кровей, мы видим тебя.

Неземной голос снова зазвучал в моей голове, и я вздрогнула, перевернувшись так, чтобы смотреть на занавеску. Сквозь нее я различила тени троих.

― Сейчас самое время заключать союзы, ― сказал Снорри. ― Сейчас, когда явление богов и подтверждение ими пророчества еще свежи в памяти.

Подтвердили ли боги предсказание провидицы? Они лишь сказали, что наблюдают, а это могло означать что угодно.

― Несколько часов назад эти же люди пытались схватить Фрейю и убить ее, и ты думаешь, что этого достаточно, чтобы они приняли твое правление? ― Бьорн раздраженно фыркнул. ― Я думаю, теперь они будут стараться еще больше.

― Именно поэтому я должен убедить их в неизбежной угрозе, которую Харальд представляет для всех нас, ― ответил Снорри. ― В одиночку ни один клан не сможет противостоять ему, но объединившись? Он дважды подумает о том, чтобы снова совершать набеги на наши берега. Особенно когда мы начнем устраивать свои набеги на его территории.

― Значит, это твое намерение? ― спросил Бьорн. ― Немедленно выступить против Харальда с Фрейей в центре стены щитов?

Молчание, затем Снорри сказал:

― Такое предложение должно было воодушевить тебя, сын мой. Харальд вырастил тебя не по доброте душевной. Он спрятал тебя от нас, чтобы лишить меня возможности стать конунгом. Чтобы лишить Горные земли силы, необходимой для противостояния его налетчикам. Тебе следовало бы взывать к отмщению.

― Я действительно жажду мести, ― огрызнулся Бьорн, и яд в его голосе говорил о том, что он действительно очень хочет этого. ― Но до недавнего времени Фрейя занималась тем, что потрошила рыбу и вела домашнее хозяйство. И все же ты считаешь магию и пророчество достаточным основанием для того, чтобы она повела твоих воинов в бой, несмотря на то, что она ничего не знает о войне. Кажется, это идеальный способ всех убить.

Я поморщилась, но, учитывая, что Бьорн был прав, обижаться было глупо.

― В кои-то веки Бьорн рассуждает здраво. ― Голос Илвы испугал меня, поскольку я почти забыла о ее присутствии. ― Ты говоришь о войне с Харальдом, в то время как мы еще не заключили ни одного союза с другими ярлами. Давай сделаем первый шаг, а потом второй, чтобы не упасть.

― Именно это я и предлагал сделать, но вместо этого я стою здесь и слушаю вашу болтовню! ― Снорри издал раздраженный звук. ― Ты останешься здесь с Фрейей, а я продолжу разговор, который поможет достичь наших целей.

― Возьми с собой наших воинов, ― сказала Илва. ― Тебе нужно продемонстрировать силу, когда ты встретишься с другими ярлами.

― Они должны остаться, чтобы защитить Фрейю.

― Руны не позволят никому проникнуть внутрь.

Снорри покачал головой.

― Это слишком рискованно.

― Тебе нужно, чтобы ярлы поверили, что у тебя хватит сил выполнить обещанное, ― сказала Илва. ― Кроме того, Бьорн будет здесь с ней.

Снорри заколебался, потом сказал:

― Хорошо. Не выходите за пределы зала.

Его сапоги застучали по деревянному полу, а занавеска шевельнулась от дуновения воздуха, когда он открыл дверь и вышел.

― Мне нужно поспать. ― Тон Бьорна был холодным. ― Буди меня только в случае крайней необходимости.

― Ты мне еще ни разу не понадобился, Бьорн. ― Голос Илвы был таким же ледяным. ― И я думаю, что в ближайшие несколько часов это вряд ли изменится.

Я услышала скрип, с которым Бьорн опустился на кровать, и в комнате воцарилась тишина. Как и подобает мужчинам, его дыхание стало глубже, а в моей голове продолжали прокручиваться события, не давая мне успокоиться настолько, чтобы уснуть.

Каждый раз, когда я закрывала глаза, перед моим мысленным взором возникали видения богов, и этот странный коллективный голос звучал как гром: Фрейя, Рожденная в огне, дитя двух кровей, мы видим тебя. Что они имели в виду? Дитя двух кровей ― это было достаточно ясно, поскольку в моих венах текла как смертная, так и божественная кровь, как и у всех остальных детей богов. Что же такого они увидели во мне, что все разом ступили на землю смертных? Что во мне было такого особенного? Почему они решили, что я объединю нацию разрозненных кланов, которые из года в год совершали набеги и воевали друг с другом? Кланов, которые не хотели объединяться.

Потому что Бьорн был прав ― я не была воином-легендой, чья боевая слава вызывала бы благоговение и вдохновляла других следовать за мной. Не была я и одаренным оратором, чьи слова способны убедить даже самых упрямых скептиков.

Почему я? Почему не Бьорн или кто-то вроде него?

И… и почему богам было не все равно, объединятся ли Горные земли вообще? Сколько себя помню, мы были разделены, как и все остальные народы, поклонявшиеся нашим богам, кроме Северных земель. Что выиграют боги от этой перемены? Почему они выбрали для этого именно меня?

И почему из всех людей они хотели, чтобы конунгом стал Снорри?

Кто-то зашевелился, и я различила мягкий стук ног Илвы, когда она шла по залу. Затем занавес пошевелился.

Я напряглась, почувствовав сквозняк, уверенная, что мои предательские мысли призвали моего мужа обратно, но, когда ветер стих, никто не произнес ни слова.

Охваченная любопытством, я потянулась вниз и приподняла край занавески, заглядывая в темный зал. Бьорн лежал на кровати, но в остальном помещение было пустым.

Илвы не было.

Она просто вышла по нужде, сказала я себе. Спи, пока можешь, идиотка.

Перевернувшись на спину, я закрыла глаза, сосредоточившись на звуке дыхания Бьорна. Вот только это заставляло меня думать о нем. Снова перевернувшись на бок, я приподняла занавеску, затаив дыхание. Он лег на живот и сбросил с себя спальные меха, из-за чего обнажилась его голая спина.

Спи, Фрейя. Только для того, чтобы оторвать взгляд от его крепких мускулов, требовалась более сильная женщина, чем я когда-либо была. Я рассматривала его татуировки, вспоминая, как он вздрогнул, когда я дотронулась до метки бога на его шее. Татуировки на его плечах и спине были черными, и мне стало интересно, как далеко они простираются вниз после того, как исчезают за поясом его брюк, и что еще я обнаружу, если последую за ними.

Между моих бедер возникла боль, и я прикусила губу ― одна часть меня хотела плакать о том, что я обречена быть неудовлетворенной женой, а другая ― испытывала ярость от того, что это так. Если боги действительно благоволили ко мне, то они должны были послать привлекательного мужчину, который знал бы, как доставить удовольствие женщине. Вместо этого меня сначала отдали тому, кто относился ко мне в равной степени как к служанке и племенной кобыле, а затем ― женатому на другой женщине, хотя, по правде говоря, то, что мне не пришлось терпеть прикосновения Снорри, было милосердием.