Судьба начертанная кровью (ЛП) - Дженсен Даниэль Л.

Снорри скрестил руки на груди, сжав челюсти.

― Должно быть, приятно наконец найти деву щита из твоего пророчества, но ходят слухи, что она стоила тебе гораздо больше, чем принесла, ― сказал конунг. ― На Халсар напали, ты потерял людей в битве с Гнутом, еще больше потеряно по дороге в Фьяллтиндр. Я бы беспокоился, что неправильно истолковал слова Саги.

― Мы здесь, чтобы принести жертву богам, ― прервал его Снорри. ― А не для пустой болтовни с нашими врагами.

― Враги ― это слишком сильно сказано. Особенно если учесть, что когда-то мы были друзьями и союзниками.

― Когда-то, ― фыркнул Снорри. ― Тогда ты убил мою провидицу и украл у меня сына. И оставил его у себя в качестве раба!

На лице конунга промелькнула вспышка эмоций, но улыбка быстро вернулась. ― В качестве заложника, которого я вырастил как собственного сына в честь нашей дружбы, ― поправил конунг. ― А какой у меня был выбор? Хотя я был невиновен, ты перед всеми обвинил меня в смерти Саги, и использовал это, чтобы заручиться поддержкой своего народа в набегах на мои берега. Если бы я не удерживал Бьорна, эти набеги стали бы реальностью. Ты бы вырезал мой народ, и это была бы война.

― Это будет война. ― Снорри встал нос к носу с конунгом. ― Ты больше не сможешь использовать моего сына для защиты от меня, Харальд. Скоро он будет стоять напротив тебя на поле битвы рядом с девой щита, и Северные земли будут истекать кровью, как Горные земли все эти долгие годы, пока ты отказывал им в конунге. Перед богами, ― он яростным жестом указал на статуи, ― клянусь, так и будет!

Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Снорри не только хотел стать конунгом нашего народа, но и намеревался использовать Горные земли как силу против человека, которого он, похоже, винил в отсрочке своей судьбы.

Мой пульс участился, когда я представила, как плыву через пролив, чтобы начать войну с Северными землями, и я не была уверена, что чувствую по этому поводу. Часть меня упивалась идеей нанести ответный удар человеку, который скрывал Бьорна от его семьи ради достижения собственных целей.

Но другая часть меня помнила, как Бьорн рассказывал о доброте северного народа к нему, пока он был в плену.

Я бросила взгляд в сторону Бьорна, чьи глаза были устремлены в землю, а не на спорящих мужчин. Сделай что-нибудь, мысленно приказала я ему. Скажи что-нибудь.

Но он, казалось, едва ли слышал, о чем идет речь.

Мой гнев вспыхнул с новой силой, потому что мне было невыносимо видеть, как он ведет себя подобным образом, словно он совершенно не в себе. Находясь в присутствии человека, который держал его в плену, он должен был прийти в ярость, но вместо этого он стоял абсолютно неподвижно, опустив глаза. Мой гнев сорвался словами с языка.

― Тот, кто использует ребенка, чтобы спрятаться от битвы, ― трус, который никогда не увидит Вальхаллу. Именно Хель заберет тебя после смерти, конунг.

Не успела я произнести эти слова, как земля под нашими ногами задрожала. Все в зале встревожились, кроме Снорри, который рассмеялся.

― Видишь? ― сказал он. ― Боги наблюдают за ней и проявляют свою благосклонность.

― Действительно, ― ответил Харальд. ― Она еще более грозная, чем я предполагал. ― Отступив в сторону с нашего пути, он добавил: ― Я не стану стоять между тобой и богами, старый друг.

Снорри фыркнул, затем схватил меня за руку и потащил вперед, а все остальные, включая Бьорна, следовали за нами по пятам. Как только мы все прошли, Харальд позвал:

― Бьорн. Что случилось с Ранхильдой?

При упоминании шпионки Бьорн остановился и обернулся.

― Она мертва, хотя, полагаю, тебе это известно.

Харальд склонил голову в знак согласия.

― Кто убил ее?

Молчание.

― Какая разница? ― отрезал Снорри, встав между Бьорном и Харальдом. ― Она шпионила за мной и понесла за это наказание.

― Никакой разницы. ― Харальд пожал плечом и встретился со мной взглядом. ― Хотя, твое лицо было последним, что она видела, Фрейя, и из-за этого она умерла. Идем, Тора.

Не говоря больше ни слова, конунг Северных земель и высокая женщина покинули зал, оставив нас наедине со статуями богов.

― Харальд сейчас нас не интересует, ― сказала Илва, толкая Снорри в противоположном направлении. ― И не представляет непосредственной угрозы.

― С ним женщина ― Тора, дочь Тора, ― ответил он. ― С ним также Скади, и обе они смертельно опасны.

Я понятия не имела, кем может быть эта Скади, но дочь Тора могла призывать молнии, и это было достаточно страшно.

Если Илва и чувствовала то же самое, она не показала этого, лишь сказала: ― Ни та, ни другая не могут использовать свою магию в пределах Фьяллтиндра, так что с ними мы разберемся позже. Мы должны сделать то, зачем пришли. Все твои военные клятвы ничего не значат, если Фрейя не принесет свою жертву и боги ополчатся на нее за это.

Снорри сопротивлялся, не сводя глаз с двери, из которой вышел Харальд, но потом зарычал и достал из кармана горсть серебряных монет, которые вложил мне в руки.

― Попроси у богов их благосклонности.

Попроси сам, хотелось сказать мне, но вместо этого я кивнула и шагнула к статуям.

В зале не было пола, только голая скала, по которой тек ручей, образуя островки, на которых стояли статуи. У ног каждого бога лежали груды подношений, и я перешагнула через воду, чтобы положить серебряную монету под изображение Ньорда.

Ньорд, я прошу у тебя прощения за… Я замешкалась, на меня нахлынули воспоминания. Не воспоминания о том, как Враги обращался со мной, а скорее о том, как он использовал магию, дарованную ему кровью Ньорда. Вспомнила кита, которого он раз за разом вытаскивал на берег ради развлечения. Вспомнила всю рыбу, которая не набила брюхо, а сгнила на берегу из-за его беспечности. Он обесчестил твой дар.

Я положила еще одну монету к ногам богини, в честь которой меня назвали, и тут же подумала о своем брате. Фрейя, пожалуйста, даруй Гейру и Ингрид любовь и счастье. И много детей, ― добавила я, зная, что это было желанием Ингрид.

С Бьорном, Снорри и Илвой по пятам я ходила от бога к богу, принося свои подношения и прося богов благоволить тем, кого я любила. Тем, кто, как я знала, нуждался в помощи и заслуживал ее.

Когда я дошла до Локи, я подумала о себе. Локи был обманщиком, его дети были одарены способностью превращаться в других людей для достижения своих целей. Обманщики просили его о благосклонности.

А учитывая всю ту ложь, которую я произносила, я был обманщицей первой величины.

— Локи, пожалуйста… ― Я замялась, не желая просить его помочь с моей ложью, потому что, несмотря на то, что меня принудили играть эту роль, в душе я была совсем другой. Поэтому я ничего не попросила, только положила монету к его ногам.

Повернувшись к последнему богу, Всеотцу Одину, я услышала, как Снорри сказал:

― Я больше не могу молчать, Бьорн.

Пока я приносила свои подношения, никто не говорил, и я замедлила шаг, любопытствуя, что может сказать Снорри, пока думает, что я не слышу.

― Почему ты просто стоял там? Харальд лишил Горные земли конунга, удерживая тебя в плену, и когда я обещал отомстить, ты съежился, как побитая собака.

Гнев вспыхнул в моей груди, но я закусила губу и промолчала.

― Я мог либо ничего не делать, либо совершить убийство на территории Фьяллтиндра, ― ответил Бьорн. ― Радуйся, что я сдержал свою жестокость, отец.

Снорри фыркнул, похоже, совершенно не убежденный. ― Действуй как оружие, которым ты и являешься. Всели страх в сердца наших врагов. Будь достоин огня Тира.

Дай сдачи, мысленно приказала я Бьорну. Поставь его на место. Но он лишь ответил:

― Да, отец.

Нахмурившись, я перешагнула через поток воды и положила монету к ногам Одина.

― Один, ― прошептала я. Всеотец, если на то будет твоя воля, пожалуйста, освободи Бьорна от бремени его прошлого, чтобы он мог сражаться с теми, кто заслуживает его мести. Прими это подношение от его имени.