Притяжение Андроникова - Коллектив авторов

Он один на экране, никакого антуража, никаких эффектов, ничто не мешает, он говорит для миллионов и вместе с тем говорит для каждого из нас в отдельности. Он доказывает, что телевидение – это самое массовое и самое интимное искусство. От этой передачи нельзя было оторваться тогда, когда она была создана. Нельзя оторваться и сегодня. Нельзя будет и через сто лет. Почему? Потому что в этом чтении писем Карамзиных (что нам Гекуба и что нам Карамзины?) заложено нечто такое, что изучающим Андроникова предстоит разгадать, понять. Это нечто – гуманная личность ученого, артиста, но прежде всего – человека.

От него исходят наши переживания, сочувствие, возмущение врагами Пушкина и… добро. Все передачи Андроникова несут добро. А ведь добро – это «верую», это кредо телевидения и телевизионного профессионала.

Нет ли такой закономерности: только человек, несущий добро, есть подлинный человек телевидения. Этому учит опыт Андроникова. Появление на телевидении злобной личности, пусть даже стремящейся к благим целям, это трагедия телевидения и самого телешоумена, как бы мы им ни увлекались. Как бы трагичен, даже отвратителен ни был материал, тема, которой посвящена передача, человек, обращающийся к нам с экрана, должен нести ДОБРО.

Эх, если бы я был молодой аспирант или студент, я бы ухватился за тему уроков Андроникова, за андрониковедение – хотелось бы сегодня ввести этот термин в действие. Андрониковедение – это золотое дно для тех, кто хочет с экрана говорить с миллионной аудиторией и с каждым в отдельности.

«Я хочу рассказать вам», «Я хочу рассказать вам», «Я хочу рассказать вам» – это девиз Андроникова. Он переполнен сам и передает людям свою переполненность. Это урок! Но ведь надо иметь, чем поделиться с миллионами! Иметь огромные знания, культуру, гуманное мышление.

Андрониковедение, прежде всего, – концептуальное освоение наследия Андроникова. Оно касается самых высоких категорий телевидения как искусства.

До сих пор я говорил как зритель, но, думается, в этой науке – андрониковедении, есть и множество частных тем, требующих особого анализа. Одна из таких тем, о которой я могу судить более профессионально, – это «Андроников – телевидение – музей». Вернее, многие и многие музеи, о которых он захотел рассказать нам. Впрочем, и эта, как будто частная тема, имеет свое концептуальное значение: это проблема научной популяризации по радио и телевидению. И в этой области наследие Андроникова бесценно.

Вот передо мной книга. Она называется «Рождение музея». Написал ее я, но написал, конечно, в значительной мере благодаря Ираклию Луарсабовичу. Я стал одним из множества примеров того, как он умел высекать из человека творческую искру, ободрять его, заставлять что-то делать. Позволю себе прочитать несколько абзацев из этой книги.

«Двадцать пятого апреля 1963 года в жизни музея произошло событие, едва ли не равное по значению дню, когда мы открыли музей для посетителей. Это была часовая передача по телевидению, которую провел из музея доктор филологических наук Ираклий Луарсабович Андроников. Впоследствии она была дважды повторена, показана по Интервидению. Три часа телевизионного времени! Это было новым рождением музея! Ибо никакие средства популяризации не смогли бы в такой мере способствовать знакомству публики с новым музеем, с собранными нами материалами, как телевизионная передача. А то, что ее провел И. Л. Андроников, ученый и писатель, пользующийся огромным авторитетом у многомиллионной аудитории, необычайно повысило интерес людей к музею.

Мы глубоко благодарны за это автору передачи. И благодарны вдвойне за наглядный, предметный урок: какой должна быть телевизионная передача на материалах музея.

Может ли современный музей не мечтать об аудитории телевизионного экрана? Может ли зритель не желать увидеть на экране музей – ничуть не меньше, чем театр и эстраду? Может ли телевидение не стремиться к обогащению своих программ передачами на музейных материалах, имеющими высокое познавательное, воспитательное и художественное значение?

Но чтобы организовать такие передачи, необходимо понять законы их жанра и быть готовым к тому, чтобы вложить в них огромный труд, как это делает И. Л. Андроников. Для тех же, кто не имеет его опыта и таланта, количество вкладываемого труда должно, по-видимому, возрастать во много раз.

Дни подготовки телепередачи живо напомнили нам дни перед открытием экспозиции, когда казалось, что музей рушится, все летит в „тартарары”. Но, как тогда, так и теперь, к началу передачи все и всё заняло свои места и сослужило свою службу.

Урок, который мы извлекли для себя, в другом: в уважении к минуте и секунде телевизионного времени, которое не терпит беспредметности, общих фраз, бездействия, отсутствия мысли и живого общения.

Это уважение проявилось в многонедельной подготовительной работе автора передачи, которому помогал научный коллектив музея. Чтобы отобрать для показа одну вещь, пересматривались десятки вещей, так как каждая из них должна была отвечать сразу нескольким сюжетно-тематическим линиям передачи: значительна ли вещь для рассказа о Пушкине? Интересна ли она по своей судьбе? Кто те люди, которые помогли ее найти или подарили? Какой этап в истории создания она характеризует? И к тому же, хорошо ли она будет смотреться на телеэкране? Эти направления, дополняющие друг друга, сплавились воедино в предельно уплотненном рассказе Ираклия Андроникова.

Ни одного лишнего экспоната, ни одного лишнего слова! И еще более важный урок: казалось бы, телеэкран не в силах передать ощущение подлинности вещи и других ее особенностей, которые открываются только в личном общении с реликвиями и произведениями искусства, то есть самое ценное качество – подлинность – в телепередаче, казалось бы, должно исчезнуть.

Выяснилось, что это не совсем так: телеэкран способен передать ощущение подлинности, если ведущий передачи сам обладает этим ощущением и умеет сообщить его зрителю. Но только в том случае, если само это ощущение подлинное, если ведущий передачи знает и чувствует. Это немедленно передается зрителю. Но этого никогда не может передать человек, который произносит чужой текст с чужими мыслями. Никакие „ахи” и „охи” здесь не помогут. Передачу из музея может вести только специалист, только ученый, которому есть что сказать в живой беседе с телезрителями».

Наследие Андроникова – неисчерпаемый источник для изучения и освоения. Его наследие неотделимо от его удивительной личности. Поэтому я полагаю, что андрониковедение – научно-методическое освоение наследия Андроникова, должно вестись с задачей проникновения в его личность и с любовью к ней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});