Опыт интеллектуальной любви - Роман Савов

— Ничего. Я не могла ни с кем быть в тот период. Слишком сильна была сердечная рана.

Она притворно вздыхает.

— Ты думаешь, я поверю?

— Мне нет дела до того, поверишь ты или нет. Я уже говорила тебе: наши отношения никогда не будут такими, как раньше. Неужели ты думаешь, что я не рассказала бы тебе о своих адюльтерах, если б они были? Мы сидели и пили пиво. Он мне не понравился. Пресный дурак — не более.

— А в это время я, наверное, провожал к твоему дому Павлову.

— Какую еще Павлову?

— Из соседнего подъезда.

— Эту недотрогу? Хоботов, ты мельчаешь.

В ее словах послышалась злость, но Настя взяла себя в руки.

Я рассказал ей о "забавных" встречах с девицами, о тяготах полугодовой разлуки.

— Я уж вижу, как ты скучал. Лучше бы ты трахнулся с этой Павловой. Ну, надо же, целоваться с этой дурой.

— Без оскорблений. Она же не виновата.

Мы договорились встретиться на площади. По плану я позвоню с ее телефона бабушке. Если никто не ответит, у нас в запасе будет целая ночь.

Я смотрел в окно, размышляя ни о чем. Блаженное состояние. Когда думаешь ни о чем, значит, ничего плохого не происходит. Впрочем, и ничего хорошего. Резкий толчок. Звук разбитого стекла. Мы попали в аварию. Ни я, ни другие пассажиры даже не успели испугаться. Водитель с кем-то ругается. Но без злобы, только для проформы. О деньгах никто не заикнулся. Я вышел на улицу и осмотрелся. До места встречи было не больше пяти минут, а времени в запасе было предостаточно. Неторопливо можно добраться до остановки, подышать южным ветром, подумать.

Ее присутствие становилось все более привычным, но я не мог насытиться ею.

Я помог ей с верхней одеждой. С удовольствием понаблюдал за ее переобуванием — этот процесс завораживал.

Когда я уже хотел было предложить ей чаю с медом, раздался телефонный звонок. Первым импульсом моим было — не брать трубку, потому что кроме бабушки или мамы звонить сейчас некому. А выдавать свое присутствие совершенно не хотелось. Скорость моих мыслей ускорилась настолько, что они бойкой вереницей промелькнули до третьего звонка: "Бабушка все равно узнает о моем присутствии, а если звонит мама, то лучше ответить, а то она может и прийти. Да и что я теряю, если отвечу? Ведь не Настя же ответит?"

Я взял трубку.

Молодой женский голос ласково произнес:

— Алло.

— Да — да. Я слушаю.

— Вы — Родион?

"Неужели это заказчица? — мелькнуло у меня в уме. — Как она узнала этот номер? Может, это Мартынова?"

— Да…

— Я Настя. Звоню по поручению Сергея… Секундова.

— Да. Я слушаю.

— Я по поводу Шиндяковой…

Тут все встало на свои места. Я понял, кто звонит и зачем. Помимо облегчения я почувствовал жгучее любопытство. Я бросил взгляд на Настю, которая примостилась с ногами на диване.

— Я весь внимание. Говорите, — прошептал я в трубку.

— Вам удобно говорить?

— Да, да, конечно.

— А что именно вы хотели бы узнать?

— Для начала, где вы с ней познакомились?

— Мы учились на одном курсе в МАЭиП на юрфаке. Она была старостой. А я была в ее группе.

— И как она вам показалась?

Я подошел к двери и прикрыл ее. Настя не шелохнулась.

— Обычная девушка. Как все.

— И когда же она проявила себя? Ведь если бы она не проявила себя, ваш звонок не имел бы смысла.

Она почувствовала в моем голосе скепсис.

— Сергей говорил, что вам угрожает опасность…

"Даже так?"

— … будьте предельно осторожны. Она очень страшный человек. Если она еще не навредила вам, то будьте уверены, обязательно это сделает.

— Так что же произошло?

— Вы не торопитесь? У вас есть время?

— Конечно. С чего вы взяли, что я тороплюсь?

Я почувствовал, что раздваиваюсь. С одной стороны мне было все равно, что я сейчас услышу, а с другой я приближался к разгадке, и мне было стыдно перед Демонической. Мне было жаль, что все открывается так банально, в ее присутствии, в доме, который помнил два моих первых звонка ей. Я чувствовал себя и предателем, и наипреданнейшим возлюбленным одновременно.

— А где вы познакомились с Секундовым? Извините, что перебиваю.

— Мы вместе работали в "Голливуде".

— Где?

— В ресторане "Голливуд".

Я с недоумением понял, что ничего не знаю об этом периоде жизни Секундова.

— Извините еще раз. Продолжайте.

— Все началось с вечеринки. Представляете себе молодежные тусовки? Обычные для студентов. Ничего особенного. Она тогда была влюблена в одного парня. Его, кажется, звали Андреем. Фамилия…? Впрочем, не помню.

— И что же?

— На этой тусовке Андрей начал ухаживать за моей подругой. За Викой. А потом она поговорила с ним…

— Шиндякова?

— Да.

— Как поговорила?

— Устроила скандал. Подралась с Викой. Угрожала Андрею. Через неделю его избили на улице.

— Вы думаете, она была в этом замешана?

— Я уверена.

— Почему?

— Она сама потом так говорила.

— Вам?

— Всем.

— А потом?

— Потом была нехорошая история со студенческими деньгами.

— Какая?

— Группа собрала деньги преподавателям на подарки. Деньги эти были у старосты, то есть у нее. Крупная сумма. Тысяч около пятнадцати.

— Вы по стольку собирали?

— Да. Тогда собрали много. А она с этими деньгами исчезла.

— И вы не возмутились? Вы же все — будущие юристы… были. Разве не так?

— Все растерялись. Не ожидали. А она нагло в глаза всем сообщила, что никаких денег не было.

— А группа? — я раздражался все больше и больше.

— Кончилось все тем, что на нее пожаловались в деканат. Ее то ли отчислили, то ли она ушла в "академ".

— А потом? Вы виделись с ней потом?

— Она некоторое время бегала за Андреем.

— А он?

— Он — от нее.

— А как же история с деньгами? Она выплатила?

— Насколько я знаю, нет. Остерегайтесь ее, потому что о ней ходят и другие слухи.

— Какие?

— Я точно не знаю.

Наш разговор становился все бессвязнее. То ли она сказала все, что хотела, то ли почему-то начала нервничать. В ее голосе было столько участия, что это казалось подозрительным. Я подумал, что Секундов, вероятно, спал с ней.

— Спасибо за звонок.

— Не за что. Будьте осторожны. А еще лучше — не связывайтесь с ней вовсе.

— Спасибо за совет. Учту.

— Пожалуйста. Обращайтесь, если что, за информацией.

— Хорошо. Спасибо. До свидания.

— До свидания.

Мне ужасно захотелось пить. Я пошел на кухню и начал пить прямо из носика чайника.

Настя стояла около открытой двери балкона и смотрела на полную луну, висевшую прямо над соседней пятиэтажкой. Теплый ветер проникал в комнату, тормошил ей челку.

— Настя?

Она повернула ко мне заплаканное лицо.

— Ты знаешь, кто звонил?

— Догадываюсь.

— Ты ничего не хочешь сказать?

— Нет.

— Когда мы расстались, я долго пытался понять, кто же ты на самом деле. Я и сейчас этого не знаю. Может быть, даже ты сама этого не знаешь. Я пытался найти ответ в психопатологии Ясперса, в беседах с Секундовым, вспоминал все, что знаю о твоем детстве, но все тщетно. Интереснее другое. Не то, какая ты, а почему ты такая? Ты сама это знаешь?

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Кисыч. Пожалуй, я пойду.

— Мне кажется, что ты путана. У тебя нет случайных связей. Скорее всего, у тебя есть ограниченный круг клиентов. Но как ты к этому пришла — вот вопрос. Почему Таня не такая?

— Оставь, пожалуйста, сестру в покое.

— Может быть, ты дашь мне ответы на мучающие меня вопросы?

— Зачем? Ведь ты же для себя все решил. Ты изучаешь меня, а это значит, что ты меня не любишь.

— А для тебя это так важно? Ты же — Манон Леско. Тебе не все равно, люблю я тебя или нет?

— Представляешь, не все равно.

Она начала причитать:

— Ты меня не любишь… меня никто не любит… я одна… мне так одиноко… я одна…

— Успокойся. Все могло бы быть сейчас хорошо, если бы ты не совершила тогда той досадной ошибки. Дернул тебя черт лгать так непродуманно. Я всегда тебе говорил, что лгать надо наверняка, без сбоев. И эта история с беременностью. Признайся, что ты все это выдумала? Ну, признайся.

Ее слезы мгновенно высохли. На меня смотрели спокойные злые глаза.

— Ну, и скотина же ты!

— Браво! Ты уже не материшься! Какой прогресс!

Она лезет ко мне со своими когтями, но я заламываю ей руки. Потом броском с подстраховкой опускаю на пол. Я начинаю ее раздевать. Она сопротивляется. Потом говорит совершенно спокойно:

— Родь, перестань. Я не хочу.

Подходит к окну. Поправляет одежду.

— Ну и дурак же ты, Кисыч! Вечно отпускаешь меня в самый неподходящий момент…

Лежим на полу, прикрывшись одеялком, помнящим мое детство. Она встает, накидывает на плечи свитер и выходит на балкон.