Хрустальный грот - Мэри Стюарт

Тропа повернула и стала полого спускаться в низину. По обе стороны от нас деревья слегка расступились; теперь их ветви не перекрещивались над тропой, посветлело. Вдоль тропы потянулись откосы с проплешинами валунов и рубцами оврагов, летом поросшие наперстянкой и папоротником, но сейчас ощетинившиеся колючими сухими зарослями ежевики. Копыта наших лошадей, осторожно ступавших вниз по склону, скребли по земле и звякали на камнях.

Внезапно Руфа, не останавливаясь, вскинула голову и издала протяжное ржание. Кадал что-то воскликнул и замер на месте, а кобыла остановилась возле него, прядая ушами и повернув голову к опушке леса справа от нас. Схватив ее под уздцы, Кадал пригнул голову Руфы, ткнув ее ноздрями в сгиб руки. Астер тоже поднял голову, но не издал ни звука.

— Лошади, — спокойно произнес я. — Разве ты не чувствуешь запах?

Кадал пробормотал что-то вроде:

— Если ты и в самом деле что-нибудь чуешь, то нюх у тебя, наверное, как у лисы. — Он торопливо начал уводить Руфу с тропы. — Поздно возвращаться, они слышали эту проклятую кобылу. Лучше будет, если мы укроемся в лесу.

— В этом нет нужды, — остановил я его. — Я уверен, что там нам ничего не грозит. Поехали.

— Говоришь-то ты спокойно и уверенно, но откуда тебе знать?..

— Поверь мне, я знаю. Как бы то ни было, если эти люди хотели причинить нам вред, мы бы об этом уже узнали. Они давно услышали, как мы едем, и наверняка догадались, что здесь всего лишь две лошади, одна из которых хромает.

Кадал все еще колебался, не снимая руки с рукояти короткого меча. От возбуждения кожу у меня покалывало, словно колючками. Я видел, куда были направлены уши кобылы, — на большую сосновую рощу шагах в пятидесяти впереди нас, справа от тропы. Сосны казались черными даже на фоне черного леса. Вдруг я понял, что не в силах дольше ждать, и нетерпеливо произнес:

— Как хочешь, а я поеду. Выбирай сам: следовать за мной или нет.

Вздернув голову Руфы, я ударил ее в бок здоровой ногой так, что она прыгнула вперед мимо серого пони. Я послал гнедую вверх по откосу, к роще.

И действительно, в роще стояли лошади. Сквозь просвет в густых сосновых кронах сияло несколько звезд, и животных было отчетливо видно. Лошадей было только две, они неподвижно стояли с опущенными головами и уткнув морды в грудь хрупкой фигурки, от холода укутанной в плащ с надвинутым на глаза капюшоном. На топот копыт Руфы человек обернулся, и капюшон соскользнул на плечи: в сумерках забелел овал его лица. Больше никого не было.

Я вдруг со страхом подумал, что ближайший ко мне вороной конь может быть жеребцом Амброзия, но через мгновение, когда животное высвободило голову из-под плаща, я увидел белую звезду у него на лбу, и меня осенило, словно лучом света, прорвавшимся сквозь облака, что и почему привело меня сюда.

Позади, ломая сучья и удивленно ругаясь, Кадал тянул за собой Астера. Слуга поднял клинок, я увидел серый блеск его обнаженного меча.

— Кто там?

— Успокойся, — не оборачиваясь, тихо ответил я. — Это Белазий… По крайней мере там его конь. Еще одна лошадь и мальчик. Только и всего.

Кадал приблизился. Его меч снова вернулся в ножны.

— Клянусь псом, ты прав. Эту белую звезду я узнаю где угодно. Эй, Ульфин, рад тебя видеть. Где твой хозяин?

Даже с расстояния шести шагов было слышно, как мальчик облегченно вздохнул:

— А, это ты, Кадал… Господин Мерлин… Я слышал, как заржала твоя лошадь… Я подумал… Никто не ездит этой дорогой.

Заставив кобылу подойти ближе, я посмотрел на него сверху вниз. На бледном лице мальчишки выделялись огромные глаза. Он все еще боялся.

— Но Белазий, по-видимому, ездит, — произнес я. — Зачем?

— Он… он ничего мне не говорит, господин.

— Не морочь нам голову, — резко бросил Кадал. — Нет почти ничего такого, чего бы ты о нем не знал. Всем известно, что ты днем и ночью ни на шаг от него не отходишь. Ну же, говори. Где твой хозяин?

— Я… он скоро вернется.

— Мы не можем ждать его, — возразил Кадал. — Нам нужна лошадь. Пойди скажи ему, что мы здесь, что господин мой Мерлин повредил ногу, а его пони охромел и нам необходимо немедленно вернуться домой… Ну? Чего же ты стоишь? Ради всего святого, что с тобой происходит?

— Я не могу. Он сказал, что мне нельзя. Приказал не сходить с этого места.

— Так же, как запретил нам съезжать с дороги, если мы направимся в эту сторону? — поинтересовался я. — Интересно. Значит, тебя зовут Ульфин? Ладно, Ульфин, забудь о лошади. Я хочу знать, где сейчас Белазий?

— Я… я не знаю.

— Но ты должен был хотя бы видеть, куда он удалился.

— Н-нет, мой господин.

— Клянусь псом! — воскликнул Кадал. — Какое нам дело до того, где он, если у нас есть лошадь? Послушай, парень, сам посуди, мы же не можем полночи дожидаться твоего хозяина: нам нужно возвращаться домой. Если ты скажешь ему, что коня взял милорд Мерлин, он же не съест тебя живьем, правда? — А когда мальчик пробормотал что-то нечленораздельное, добавил: — Хорошо, значит, ты хочешь, чтобы мы сами отыскали его и попросили у него позволения?

Тут мальчик все же зашевелился, дернулся, прикусил костяшки пальцев, едва не засунул себе в рот кулак, словно деревенский дурачок.

— Нет! Вам нельзя… Вам нельзя!

— Во имя Митры, — произнес я (эту божбу я перенял от Амброзия). — Чем он там занят? Убивает кого-нибудь?

При этих моих словах ночную тишину разорвал пронзительный крик. Это был даже не крик, а хуже — вопль. Так кричит человек в предчувствии смерти.

В этом крике мне послышалось какое-то слово, будто ужас обрел форму, но это слово было мне неизвестно. Вопль нарастал, взметнулся мучительно, словно грудь кричавшего вот-вот разорвется, — и внезапно оборвался, как будто кто-то ударил по перенапряженному горлу. В этой ужасной тишине выдох Ульфина прозвучал слабым эхом крику.

Кадал замер вполоборота, в одной руке сжимая меч, а другой ухватившись за уздечку Астера. Я вздернул голову кобылы и хлестнул ее поводом по шее. Она рванула вперед, едва не сбросив меня. Лошадь понеслась между соснами к темной тропе. Я распластался у нее на шее, стараясь укрыться от пролетавших мимо ветвей, и полулежал, полувисел на ней, как клещ, вцепившись в постромки. Кадал и мальчишка так и остались стоять, не издав ни звука.

Когда лошадь, оскальзываясь в оползнях камешков и песка, спустилась по откосу на просеку, я увидел — это было так естественно, так неизбежно, что я даже не удивился и не задумался над этим — другую тропу, узкую и заросшую, которая прямо против сосновой рощи ответвлялась от просеки, уводя куда-то влево под сень деревьев.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});