Облака перемен - Андрей Германович Волос

казаться, что надо было браться  за что-то другое. Типа тут вон чего, вон какая фигня, того и гляди всё рухнет.  А там были бы молочные реки в кисельных берегах. Типа, может, ещё не поздно бросить это неудалое дело. Оно оказалось неблагодарным. Ну его. Бросить и начать новое — не простое, а золотое.

Ага. Прямо тут оно всё под ногами валяется. Как же.

Всюду так. Пока накнокаешь человечка… да скумекаешь самое трудное. Сообразишь, как подобраться. Чтобы невзначай. Чтобы ни тени подозрений… Сколько раз бывало — видит око да зуб неймёт: не подлезть.

Из ста забросов один притащит что-нибудь, кроме водорослей. Если шевелится, то всё какие-то нелепые твари. Никчёмные существа: ни рыба ни мясо. Но даже выбирая из наиболее аппетитных: если один из десяти сыграет — великая удача.

Одновременно со стариком он присматривался ещё к троим.

Привлекательнее прочих была вдова композитора с Николиной горы: богатая, жадная, стреляная… Если б не сын, он бы взялся всерьёз. Но этот её чёртов сын портил всю малину. Во всё лез, болван, ничего ни в чём не понимая. Появлялся в самый неподходящий момент… а мать есть мать, тут хоть застрелись.

Потом этот генерал из Барвихи. Хороший генерал, но слишком пуганый. Непонятно, как при таком устройстве психики ему удавалось хотя бы на танке ездить. Прямо дёрганый. Три месяца ходил вокруг да около, всё сомневался, всё колебался, всё прощупывал и морочил голову. Когда же наконец решил сделать шаг, первое условие, чтоб была декларация, а то его прямо завтра с утра в тюрьму.

Потом ещё одна вдова… Пожалуй, из всех самая разумная. С такой приятно иметь дело. Но разумность создаёт массу дополнительных сложностей. Они, конечно, не идут ни в какое сравнение с теми, что создаёт глупость… но в целом хрен редьки не слаще. Она хотела умножить состояние. Все хотят умножить состояние, вот и она тоже. Но для начала ей нужно было обратить в деньги коллекцию живописи. Обратить, а потом умножить. Рассуждала она верно. И коллекция была неплохая… интересно, кто теперь ею занимается. Его даже подмывало сменить специализацию: с финансиста на эксперта-искусствоведа… Но есть в жизни несколько хороших правил. Одно их них — вовремя сказать: это не мой бизнес.

Потом на старика вышел. Поначалу тот показался обычным шлаком. Но как-то всё-таки закрутилось. Решившись, определил бюджет в сто пятьдесят кусков.

Для кого-то, может, и небольшие деньги. Но не для него…

А ведь это рискованно. Он не любил большого риска. Никаких гарантий.  Если старый хрен в последний момент скиксует, он и слова не сможет сказать.  Разве что дом спалить. Но бабки потом не вернуть, хоть ты на куски порежь старого жадюгу…

Если скиксует — беда. Ему самому деваться будет некуда, временные ретирады в этом деле невозможны, только шапку в охапку и ноги в руки. Прощай навеки, старый козёл. Вот козёл, а. И правда, что ли, дом ему тогда спалить.

Зона рискованного земледелия, граждане.

Но вот что придётся греметь медяками, он никак не ожидал. Прямо смешно.  Тем не менее: когда старик его уломал, и он согласился наконец взять деньги, обнаружилось, что под деньгами старик разумеет две с половиной штуки грина.

С ума сойти.

С одной стороны, в свете экономии собственных вложений, оно и хорошо: двадцать процентов, на которые через неделю выросла вложенная расчётливым инвестором сумма, составили сущие копейки.

В действительности ничего хорошего. Время тоже чего-то стоит. Время — деньги. Скупой платит дважды. То есть он-то не поскупился бы. Да не тут-то было.

Вот, говорит, пожалуйста. Моргает доверительно. Видите, говорит, я готов на риск. Это ведь большие деньги: две с половиной штуки грина.

Просто отвал башки.

Потом два месяца межевался. Ещё две мизерные сделки — на четыре и на шесть. После них он замахнулся аж на двадцать пять.

Через восемь дней Никанор вернул тридцать.

Он думал, старикан разгорячится на радостях. Ведь Никанор тратил свои и трезво смотрел на вещи. А старик получал чужие и с каждой итерацией терял часть рассудка. Того, что ещё оставался.

Но старикан ни черта не разгорячился. Наоборот. Вопреки ожиданиям, получение тридцатки, пять из которой составляли чистый навар, почему-то ввело удачливого инвестора в необъяснимый ступор. И следующие полтора месяца удачливый, чёрт бы его побрал, инвестор никак не мог собраться с мыслями.

Начиная нервничать, Никанор осторожно дал понять, что скоро тот человек, что снабжает его инсайдом, получая за это львиную долю маржи, поменяет род деятельности. Тому человеку предложили перейти во французское отделение банка. Выгоды очевидны, возможны новые преференции.

Так что тот человек скоро уедет.

Сейчас они с ним пользуются личными контактами. В наше время личные контакты остались единственно надёжными. Стоит потратить двадцать минут, пересечься в метро или ещё где, чтобы надёжно передать информацию. Ещё лучше было бы через дупло, ха-ха. И правда, такие сведения можно передавать исключительно по старинке. Дупло радаром не взять, а всё иное прослушивается и просматривается. Например, об электронной почте и речи быть не может, даже если сообщения зашифрованы. Более того, именно зашифрованные в первую очередь привлекают внимание. И если что — всё пропало. Сами должны понимать, у вас жизнь за плечами.

Старик понимал. Кивал, во всяком случае, исправно.

Если же партнёр уедет во Францию, личные контакты станут невозможны.  А поскольку иным каналам коммуникации доверять нельзя, дела придётся на время свернуть. На какое время? Кто же его знает. На очень, очень неопределённое.

Старик смотрел как побитый.

Когда через несколько дней Никанор сообщил, что складывается удобная ситуация, причём, вероятно, одна из последних, старикан выдал сто двадцать. Были опасения, что его при этом хватит кондратий, но обошлось.

Через неделю Никанор вернул сто сорок четыре.

Хорошее число. Квадрат дюжины. С этим квадратом к старику ушло на круг двадцать девять с половиной его кровных.

Но всё было не напрасно. Сто сорок четыре возбудили престарелого делягу, и он почти сразу выложил сто шестьдесят. Вложение было успешным — вскоре он получил сто девяносто две. Увеличив тем самым чистый минус Никанора до шестидесяти одной с половиной.

И Никанор надеялся, что ему ещё не хватило. Так устроен человек. Совершенство не знает пределов. Никогда никому не хватает. Всегда мало. Есть иной путь: достижение материального удовлетворения посредством ограничения потребностей. Его грела мысль, что в сложившейся ситуации, с таким-то разгоном старик на ограничения уже не способен.

Мимоходом он сообщил, что готовится большой заход. Совершенно точно последний, поэтому невод надо пускать на всю ширину. Сам он собрал всю наличность, обратил в деньги быстрый ликвид. Натурально, наскрёб по сусекам, что было. И это понятно. Финальный, предотъездный удар. Затем партнёр окажется во Франции.  И наступит долгая пауза.

Минута долгожданного покоя. Блаженная передышка.