Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I - Юрий Александрович Лебедев

нет, то кто мог «подсказать» ему такой выбор?

Миллионы простых зрителей никак не связывали особым смыслом слова «атомная бомба», «академическая лаборатория», «Курчатов», но те, кто «был в теме», наверняка поняли намёки.

И если бы все эти слова попали в сценарий без ведома Сталина, Берия расправился бы с авторами фильма «по полной программе». Но этого не произошло.

Мне представляется, что после кремлёвского просмотра этого фильма Сталин с улыбкой сказал Берии: «Хороший фильм про академиков… Пошли его Курчатову, пусть отдохнёт от работы и посмотрит кино… Да, Лаврентий, а почему так волновалась эта женщина? Ведь никакой бомбы в лаборатории нет… И это никакой не секрет для американцев. А вот когда она будет… Кстати, когда, Лаврентий?.. Не «женские хитрости» будут нужны, а хороший амбарный замок контрразведки. Ты думал об этом, Лаврентий? А женщина молодец, верно догадалась об этом американце!»

Фильм имел огромный успех, став третьим по кассовым сборам в 1949 году (15,2 млн. зрит.), уступив только лидеру – "Встреча на Эльбе" (Мосфильм, реж. Григорий Александров) 24,2 млн., и совсем немного «боевику» "Константин Заслонов" (Беларусьфильм, реж. Александр Файнциммер) 17,9 млн.[45]

Успех «Константина Заслонова» в 1949 году понятен – это боевик о белорусских партизанах, героика только что окончившейся войны.

А вот успех других двух фильмов это уже успех новой пропагандистской кампании. «Встреча на Эльбе» – против коварного лицемерия американского империализма, а «Суд чести» – против «низкопоклонства» и «космополитизма». Ещё нет массового телевидения, и кино является действительно «важнейшим из искусств» в деле формирования массового сознания.

И это сознание наполняется новыми притягательными для «простых людей» образами, такими, как генерал-лейтенант медицинской службы, академик Андрей Иванович Верейский (блестяще сыгранный Борисом Чирковым).

У себя на даче он принимает гостей в белой русской косоворотке, украшенной орнаментальной вышивкой по вороту и рукавам, а с трибуны суда, во всём блеске генеральского мундира, пламенно проповедует, чётко артикулируя текст: «Нам ли, советским учёным, быть беспачпортными бродягами человечества, нам ли быть безродными космополитами? Нам ли быть Иванами, не помнящими родства?».[46]

Фильм вышел на экраны 25 января 1949 г. Этой датой и открывается массовая антикосмополитическая кампания.[47]

Экспортный вариант

Борьба с космополитизмом внутри страны логично продолжалась и в практической внешней политике. В тот момент СССР поддержал еврейский национализм в форме сионизма, который из космополитического мирового еврейства стремился изгнать космополитический дух и воссоздать чисто национальное государство Израиль. Сталин был первым мировым лидером, который признал это государство «в полном объёме, де-юре… 17 мая»[48], всего через три дня после его провозглашения!

Не знаю, насколько осознавал (и насколько учитывал это при принятии такого решения) сам Сталин тот факт, что новое государство было социалистическим по сути. «Большое видится на расстояньи»[49] – в 1985 году, после преодоления глубокого экономического кризиса, Шимон Перес, один из наиболее известных государственных деятелей Израиля, бывший президент и премьер-министр страны, осознал, что

«Мы спасли экономику, но в некотором смысле мы с ней попрощались. Социалистические рамки, заложенные при основании нашего государства, больше не были жизнеспособными. Мы должны были сделать первые шаги к капитализму…»[50]

И государство Израиль в момент своего рождения было одновременно и националистическим, и социалистическим, т. е. еврейским истинно «национал-социалистическим» государством.[51]

Понятно, что при этом Сталин не относил советских евреев к «мировому еврейству», которое должно было переселиться в Израиль, поскольку у них, по его убеждению, был свой путь – к светлому коммунистическому будущему через Биробиджан.

А Государство Израиль рассматривалось как временное историческое образование, которое должно было стать если и не форпостом, то верным ближневосточным союзником в борьбе со старинным и всё ещё мощным геополитическим противником – Британской империей.

И поначалу казалось, что этот расчёт оправдывается:

07.03. Празднование первомая в Тель-Авиве в 1949 году.[52]

Это было особенно важно, поскольку в это время СССР и Британия были официальными союзниками:

«Договор между СССР и Великобританией о союзе в войне против гитлеровской Германии и её сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны», был подписан 26 мая 1942 года и действовал до 7 мая 1955 года, когда СССР аннулировал его, как утративший силу вследствие вступления Великобритании в военный союз с ФРГ в рамках НАТО».[53]

Но после фултонской речи Черчилля Сталин фактически обвинил Великобританию в предательстве СССР. В интервью газете «Правда» 14 марта 1946 г. Сталин сказал:

«По сути дела господин Черчилль стоит теперь на позиции поджигателей войны… Следует отметить, что господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей».[54]

Правда, как разъяснил мне компетентный историк советской разведки, и в этот момент происходили события в «реальной истории», которые вполне логично объясняются её эвереттической ветвистостью:

«А что касается Фултонской речи, то надо понимать, что когда Черчилль ее произносил, он был деятелем оппозиции, а британское лейбористское правительство успешно передавало двигатели Ролс Ройса для советских МИГ 15, которые эффективно сражались в небе Кореи с американской авиацией».[55]

Очень скоро выяснилось, что надежды на возможность «направлять» внешнеполитический курс Израиля в нужную Сталину сторону не оправдались, но в середине 1948 года такие иллюзии ещё были.

Причины завершения командировки

Таковы были международные обстоятельства, в которых разворачивалась кампания борьбы с «антисоветским космополитизмом».

Обычно считается, что возвращение Жоржа было обусловлено тем, что он почувствовал опасность провала – после предательства Гузенко начались тщательные проверки сотрудников Манхэттенского проекта, и он опасался, что его эмиграция в 1932 году будет раскрыта ФБР.[56]

Это, безусловно, так. Но, кроме этого, также очевидно, что московское руководство относилось к его опасениям не слишком серьёзно и «имело виды» на его дальнейшее использование. Как пишет В. Лота, «по указанию из Центра он учился в техническом колледже, который успешно закончил, и уже был готов устроиться на работу в одну из крупных технических фирм».[57]

Именно поэтому начало процесса «эвакуации» происходило по инициативе самого Жоржа – он попытался сам получить паспорт для поездки в Европу. Он хотел получить паспорт и вернуться домой. Но получил не паспорт, а Джин.

И вдруг!.. Как сказано об этом в статье В. Лоты в «Красной звезде» от 19 апреля 2002 года, которую редактировал сам Жорж, он «неожиданно для себя <подчёркнуто мной – Ю. Л.> получил приказ из Москвы завершить