Слезы пасмурного неба - Евгений Магадеев

На этой ноте он развернулся и ровной походкой направился к выходу из монастыря. Я не стал его задерживать.

«Почтим же память Отца премудрого…»

Почтим же память Отца премудрого,Павшего жертвою лет божественных,Нас сотворившего себе по подобию,Мира нашего лик создавшего.Память его почтим уважительно,Как завещала любимая Матушка.Дар его чудный должен наследоватьИз сыновей наиболее праведный.Кто же достоин из братьев божественных?Каждый из них не встречал себе равного.Слово берет мудрая Матушка,Честь и хвалу воздавая усопшему:«Сравниться должны вы с Отцом, нас покинувшим.Над смертным победу одержит каждый.Почета немного в такой победе:Бренная плоть подвержена страху.Смерти всякий на свете боится.Одолейте друг друга – и будет награда!»Так сыновьям своим говорилаМатушка, праведных дел соглядатай.Сказано – сделано! Их ожидаетСуровое бремя Трех испытаний.Молвит она: «Испытание первоеБудет нетрудным. Должные почестиВоздам я тому, кто высокие горыМестами между собой поменяет».Пришел Первый брат, брови нахмуря,К подножию грозной горы-исполина.Твердыню сдвинуть не получается,Стихия напору не поддается.Смехом, не славою Первого братаВсе одарили. Второй – наготовеЗеркало держит, и в нем отражаютсяГоры, левая кажется правой.Матушка молвит: «Теперь одолейтеПотоки воды в состязанье неравном.Бурной реки усмирите течение,Для гордости повод пожалуйте матери».Пришел Первый брат, брови нахмуря,К бурной реке. Во втором испытанииУспехов не больше: вода утекаетСквозь пальцы, и силой ее не направишь.Снова смеялись над братом бесстыдно,Поступки его вызывали веселье.Что же Второй? Разжигает он пламя,И скоро река до дна высыхает.Молвила Матушка: «Время насталоДля самого сложного из испытаний.Полно же вам укрощать стихии!Заставьте смертных себе поклоняться».Пришел Первый брат, брови нахмуря,В город, где смертные бед не знали.Разрушил дома, ожидая отчаянья, —Люди бесстрашно построили новые.Так и остался для всех он посмешищем.Вот и черед брата Второго.Дал он смертным хлеба и зрелищ —Те в благодарность его воспели.

***

Отложив в сторону видавший виды молитвенник, я откинулся на спинку сиденья. Его мягкая набивка скрывала то неприятное обстоятельство, что у брички, несшей меня в Антипово, отродясь не было рессор, но я не имел права на нелепые капризы. Природа по-прежнему радовала благодатью, и кучер, получивший от меня щедрое вознаграждение за спешку, щурился под ласковыми лучами Солнца, недавно покинувшего зенит.

Перечитанный мною только что отрывок представлял собой один из основных религиозных текстов, закладывающих фундамент местной веры. Его публично зачитывали во время всех праздничных служб, и большинству священнослужителей полагалось знать это писание наизусть; я, разумеется, не знал, хотя учил когда-то. Сказочная манера повествования, на первый взгляд немного абсурдная, была вполне характерна вообще для всех записанных молитв, и это, как ни странно, лишь помогло распространению религии в ту далекую пору, когда ей еще приходилось искать себе место среди бесчисленного множества прочих культов. Народу нравилось иметь дело с божествами, наделенными вполне понятным и обыденным поведением, пусть им и приписывались невероятные силы и бессмертие. Впрочем, как раз последнее вовсе не казалось таким уж неоспоримым: Отец, очевидно, все же умер, хотя нигде не говорилось, как ему это удалось. Вера на то и нужна, чтобы не задавать лишних вопросов.

Незнакомец, нанесший удар по монастырю, безусловно, был в чем-то прав: текст о Трех испытаниях под определенным углом изучения оказывался довольно-таки странным. Особенно цепляла слух, казалось бы, безобидная фраза «Каждый из них не встречал себе равных». «Каждый»? Если их двое, то не правильней ли было бы сказать «оба»? Конечно, это не ложилось в ритм, в угоду которому белый стих позволял себе немало допущений. Кроме того, я не владел языком оригинала, так что подобные детали могли быть лишь следствием вольностей перевода. С другой стороны, неизвестные толмачи не поленились скрупулезно воссоздать фонетическую специфику строки «Пришел Первый брат, брови нахмуря» – так неужели им было чуждо искусство стилистики? Определенно, стих выглядел так, будто часть его строф пошла под нож, и в исходном варианте братьев могла быть и дюжина. Даже концовка в одночасье перестала удовлетворять меня, и за словами «Те в благодарность его воспели», которые, как мне раньше казалось, подводили жирную линию итога под рассказом, я начал усматривать возможное продолжение…

Почему-то именно в этот миг, будучи поглощенным рассуждениями, я внезапно осознал простую и невероятно болезненную истину: мне никогда больше не увидеть тех, с кем я рос. Большинство моих товарищей погибли в этот день от руки сектанта, общение с которым пробудило во мне не злобу, а искреннее любопытство. Это было странно: во сне эмоции меркли. Будучи лишь плодом моего сознания, жители монастыря все же стали мне почти родными – как я мог не горевать об этой утрате? Память тут же подкинула обрывки прошлого. Вот Василий, мой ровесник и верный друг, полощет лапы в священной воде монастырского озера; а вот настоятель Михаил журит его за эту проказу, с огромным трудом скрывая предательскую улыбку… С каждым из них была связана какая-то история, и я припомнил многое из того, чему был свидетелем, а еще больше – того, в чем был непосредственным участником. Часть моей жизни, пусть и вымышленной, ушла навсегда, и я не имел права на холодное безразличие. Тем не менее оно все же одерживало во мне верх, низводя стенания по погибшим друзьям до уровня безыдейности, будто они были героями досмотренного мною фильма.

Часто я жалел, что этот странный мир – лишь блеклая тень моего унылого существования в слабом и ничем не выдающемся человеческом обличье. Часто – но только не сегодня.

***

Бричка спускалась по пологому склону на дно глубокого оврага, когда путь нам преградили двое дружинников необычайно хмурого вида. Один из них грозно вскинул лапу, недвусмысленно требуя остановиться, и мой извозчик, тихо выругавшись, сбавил ход.

– Кто такие? Куда едем? – грубо осведомился второй, окинув меня подозрительным взглядом.

– Для начала было бы недурственно представиться, – заворчал в ответ кучер. – И будьте любезны объяснить, по какому праву вы нас останавливаете.

– В деревне беда, нам велено всех проверять.

– Позвольте, – вмешался я. – Где именно беда? В Антипове?

– Там, где ж еще, – хмыкнул дружинник, прежде молчавший. – Мельника убили.

Я был морально готов к этой вести. Собственно, весь смысл моего путешествия был именно в том, чтобы понять роль Захара в последних событиях. Я не особенно верил, что его приглашение накануне трагедии могло быть чистой случайностью, но о связи оставалось лишь догадываться. Неужели мельник, помогавший монастырю и при гораздо более тяжелых обстоятельствах, согласился способствовать его краху под напором чьих-то угроз? Или то было его сознательное и добровольное решение? Вряд ли. Возможно, Захар и вовсе не был ни в чем замешан, став жертвой неудачного выбора времени для встречи со мной. К несчастью, роковой незнакомец не преминул позаботиться о том, чтобы покров этой тайны уже нельзя было сорвать, вместе с тем перерезав единственную нить, которая могла бы вывести меня на его след.

Нет, не единственную. Вспомнив символы, покрывавшие запястье незнакомца, я немного воспрянул духом: зацепка все же имелась. Надо было во что бы то ни стало подготовиться к следующей встрече с ним, хотя бы знать, насколько популярно его мировоззрение.

– Поехали назад, – повелел я извозчику. – Больше там делать нечего.

– Куда Вы собрались? – запротестовали дружинники в один голос. – Давайте-ка спускайтесь, будем разбираться.

Нехотя я спрыгнул на землю, сделав кучеру жест не беспокоиться и ничего не предпринимать.

– Как видите, я монах. Имя мое – Ярослав. Мне неизвестна причина, по которой Вы задерживаете направляющихся в Антипово, хотя было бы разумнее ожидать, что возможный убийца предпочтет как раз-таки ринуться прочь и в обозримом будущем в этом месте не появляться. Но в данном случае вам повезло: не далее как вчера я имел счастье разговаривать с усопшим. Тем не менее я не располагаю информацией, которая могла бы вам хоть как-то помочь.

– Вы понимаете, уважаемый Ярослав, что мы не можем отпустить вас до выяснения всех обстоятельств?

– Да, конечно, – покорно согласился я. – Но все же я просил бы Вас позволить мне удалиться и вернуться несколько позже.

– Так не получится, – покачал головой тот из дружинников, что остановил бричку. – Придется Вам с нами в деревню ехать.