Рыцарь и его принцесса (СИ) - Дементьева Марина

Был тогда поздний вечер, но никто не спешил расходиться. Люди жались в большом зале, сидели у огня, притулившись к соседскому плечу. Не слышны были ни смех, ни разговоры, лишь стоны и плач стихии.

Редкое по силе чувство общности, уязвимости перед гневом природы ли, божественного ли провидения сплачивало людей.

Вопреки обыкновению, в тот день отец не запер снаружи дверь, унося в поясном кошеле резной ключ, но распахнул створ и увёл меня с собою. В зале он усадил меня по левую руку от себя.

По правую сидела Блодвен, укутанная в белый бархат и меха серебряной лисицы, с алмазной сеткой на светлых волосах, — точно воплощение зимы. Она сидела прямо и недвижно и походила на мраморную женщину с надгробия. Лицо её не выражало ничего, помимо высокомерного презрения, и рядом с нею ощущался холод, точно у пролома в стене, где скалят зубы снежные волки. Она была добродетельна, моя мачеха, и несла свою добродетель, как боевое знамя на древке копья.

И я, сидящая так, что все смотрели на нас обеих и волей-неволей сравнивали, я впервые остро ощутила собственную некрасивость рядом с блистающей в своём наряде зрелой, умеющей поставить себя женщиной, от чьей ледяной красоты слезились глаза. Видела себя со стороны: заплетённые в скромную косу волосы, полудетскую хрупкость, платье — добротное и сшитое по мне, но не отличавшееся тою изысканностью, тем свойством огранять природные достоинства в оправу богатой ткани, меховой оторочки и жёсткой вышивки.

Я сидела, почти занемогшая от стыда, не рискуя поднять оробелый взгляд от нетронутого прибора. А когда наконец обрела мужество встретить насмешливое осуждение, обнаружила с немалым изумлением, что внимание присутствующих обращено на меня, и нет в нём ничего зазорного, а Блодвен всё плотней сжимает губы, отчего они вовсе обескровели, а взгляд её становится всё прямее и острей.

Отец же таил жестокую горделивую усмешку за посеребрённым ободком кубка.

Я увидела приютившуюся в уголке Нимуэ и подивилась выражению страха на её лице.

"Люди так смотрят на меня, оттого что наконец представился им случай потешить любопытство, ведь отец скопидомно прячет меня, — так я с обычной рассудительностью разрешила сомнения и тем успокоила волнение. — Мачеха же оскорблена тем, что в кои-то веки не ей одной безраздельно принадлежит внимание, без которого она чахнет, как цветок без света. Ничего: назавтра ж меня вновь запрут, и Блодвен по-прежнему останется владычествовать над их воображением. Отец же доволен тем, что я не опозорила его какой-нибудь неуместной выходкой, отвыкнув ото всякого общения, помимо общества Нимуэ".

Поведению нянюшки объяснения не нашлось, и посему я предпочла вовсе не думать об этом.

* * *

Странно было ждать в ту ночь гостей. Проклинавшим судьбу дозорным застилало глаза снегом, они тщетно вслушивались, но метель скрадывала все звуки. Оттого и не сразу они расслышали стук. А расслышав, не поверили замороченному рассудку.

С немалым трудом отодвинули они примёрзший засов, и, протирая запорошенные глаза, впустили во двор одинокого странника.

Он ступил легко, точно и не был утомлён дорогой, и метель вползла в ворота белым плащом за его плечами, и ночь скрывала лицо низко надвинутым капюшоном.

Не боявшиеся прежде ни Бога ни чёрта парни клялись и божились, что всё было именно так, как они увидели.

Не охрипшим с мороза голосом ночной гость спросил их, на свой лад переиначив отцовский титул:

— Это ли замок лорда Остина, того, что платит золотом за верность?

Не найдясь, что ответить, старший из дозорных отвёл наглеца к отцу. И вместе с тем ко всем нам.

Джерард Полуэльф — а это был, конечно же, он — прошёл по лезвию света меж зажжённых факелов, не глядя ни на кого, кроме отца.

— Не утеряли ль в силе твои слова, лорд? Дошли до меня слухи, будто ищешь ты кого-то, умеющего обращаться со сталью и распоряжаться золотом.

— Слова ард-риага не могут утерять в силе, — нахмурился отец. Дерзкие речи чужака не пришлись ему по вкусу.

— Что ж, отрадно слышать, что не зря я преодолел этот путь. — Наёмник и не думал смущаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Не спеши, странник, — усмехнулся ард-риаг, — ведь я не решил ещё, доверю ль тебе дочь и золото, которого ты так жаждешь. Может статься, хлопоты твои были напрасны, и ты зазря покинул домашний уют ради тягот пути. Полагаю, ты согласишься с тем, что слухи подобны лесным пожарам, и людские пересуды и из ничтожной искры раздувают пламя. Многие говорили мне, будто Джерард Полуэльф — воин, которому нет равных, но я не верю чужим словам, а верю лишь себе и тому, что видят мои глаза. Справедливо ли это?

В самом деле, отец лишь выразил сомнение, общее для всех. Ведь многие ожидали увидеть исполина, подобного ветхозаветному Голиафу, а увидели мужчину, не столь давно разменявшего третий десяток, стройного, как ясень. Даже и в переменчивом свете волосы его были красны, точно от прикосновенья осени, а в глазах жила июньская зелень.

— Право каждого верить тому, что больше по нраву, — ответил наёмник, и моё горло сдавило от необъяснимого страха, потому как он вновь произносил не те слова, что следовало бы обращать к скорому на расправу ард-риагу. Да только откуда чужеземцу знать про то! — Что говорить о славном вожде, у которого прав больше, чем звёзд на небе.

— Что же, коль скоро ты согласен со мною, не посчитай мой приём за неучтивость.

Я не успела ничего осознать, как отец подал знак стоящим вдоль стен воинам.

Давно знавшие друг друга в мирной жизни и в бою и обученные сражаться сообща, они окружили одинокого человека слаженно и бесшумно, спеша исполнить приказ ард-риага и бросить наглеца к его ногам. Казалось, единая сила вмиг сомнёт одиночку, и так полагала не я одна, да и странно было ожидать иного исхода.

Все мы обманулись. И я, ничего не смыслящая в языке оружия девчонка, и отцовы ближники, сами воины, в первые мгновения схватки отпускавшие колкие замечания, но тотчас же замкнувшиеся в потрясённом молчании. В самом деле, было чему удивляться: разум, воинский опыт диктовал одно, но глаза видели иное.

Захожий наёмник не счёл нужным доставать оружие, — во всяком случае, мне его руки показались пусты. Отцовские воины, уязвлённые отсутствием скорой победы, накатывали на одинокого бойца, точно приливные волны, и откатывались обратно, награждённые обидными ударами, а чужак и не сдвинулся с того места, где его застало нападение, неколебимый, как прибрежный утёс, о который разбивается прибой.

С каждым разом атаки становились всё более беспорядочными, усталость, которой, похоже, не знал чужак, одолевала мужчин; увечья, пусть не опасные, сковывали их движения; всё чаще кто-нибудь отступал, морщась от боли в вывихнутой кисти или тряся ушибленной головой.

— Довольно, — скупо обронил отец.

Тайком я наблюдала за ним, тщась угадать, что пересилит в ард-риаге: гнев от того, что пришлый одиночка играючи одолел лучших его бойцов, даже не успев отдохнуть с дороги, или удовлетворение, так как поиск защитника для дочери можно было счесть завершённым.

По слову ард-риага посрамлённые воины отступили в тень.

Джерард Полуэльф рассмеялся, и в смехе его было мало веселья. Так, верно, смеялся бы волк, если бы волчья пасть способна была на это.

— У тебя славные воины, правитель, — сказал он без издёвки и бахвальства.

— Вижу теперь: те, кто превозносил тебя славным бойцом, были не такими уж отъявленными лжецами, — раздумчиво промолвил отец, и я внутренне возликовала. Отец принял решение.

Смутившись, отвела взгляд, и увидела, как загорелись глаза Блодвен. Тот же огонь я различила во многих женщинах.

— Ангэрэт, поднимись, — приказал отец. — Пускай наш гость узнает, за чьё благополучие ему обещана награда.

Я повиновалась приказу, хоть исполнить его оказалось тяжко, словно выбиралась, одетая, из озера, и юбки набрякли водой.

Наёмник смотрел в мою сторону не более мгновения, и меня это странным образом оскорбило.

— Не знаю ещё, какая опасность грозит твоей дочери, лорд, но красота и юность достойны жизни.