Рифмовщик - Влад Стифин

эта тяжелая болезнь.

Юста кивнула головой в знак понимания чувств генерала и снова спросила:

— Он вам, наверное, много рассказывал о той войне?

— Нет, — ответила Пуэла, — только про этого молодого бойца.

— Бойцу этому было, я думаю, столько же лет, сколько сейчас Ньюке? — Юста попыталась перевести разговор ближе к делу.

— Ньюке? — переспросила Пуэла. — Да, наверное, столько же. Тогда забирали на войну в восемнадцать.

— Ньюка знал об этой истории? — Юста желала как можно больше узнать об этой семье.

Подозреваемая сразу замкнулась и долго — пожалуй, с минуту — не отвечала на вопрос. Пауза чрезмерно затянулась, но Юста терпеливо ждала реакции своей подопечной.

— Ньюка здесь ни при чём, — шепотом ответила Пуэла. — Он вообще не интересовался историей деда, — и, прокашлявшись, добавила: — Молодость живет другой жизнью. Всё наше старое им неинтересно.

— Да-да. Неинтересно, — Юста машинально согласилась с ее словами.

— Вы пробыли у генерала всего несколько минут. Как же вы успели сделать это?

Лицо подозреваемой посуровело, на нём появилась пелена равнодушия, даже скорее глухого безразличия.

— Я всё уже сказала. В протоколах всё есть. Мне нечего добавить, — сквозь зубы процедила Пуэла и добавила: — Я устала и хочу назад в камеру.

* * *

— На тебя жалуются, — он был заметно недоволен. — Ты дергаешь людей, когда и так всё ясно.

Она сделала вид, что не понимает его. Пожав плечами и изобразив на лице удивление, спросила:

— А что случилось? Кто жалуется? Почему мне об этом ничего неизвестно?

— Не притворяйся — тебе это не идет. Ты всё прекрасно понимаешь. Дело генерала. Что тебе там еще не ясно?

— А-а… — сотворив легкую улыбку, протянула она. — Да всё почти понятно. Есть подозреваемая, она же обвиняемая. Она же дала признательные показания. Она же обиженная семьей. Она же…

— Так и что же? — он прервал ее ворчливый голос.

— Наследство и наследник, — ответила она.

— Не понимаю. При чём здесь это? Да ты садись. Садись, — начальственный тон ослабел, и в его голосе появились дружеские нотки.

Юста присела на самый дальний стул за длинным столом большого кабинета шефа. Шефа за глаза называли Наши-Ваши — то ли от фамилии Нашин, то ли от гибкости характера: умел Наши-Ваши всем угодить.

— Какое наследство? — спросил Наши-Ваши, когда она расположилась на дальнем стуле.

— Наследником генерала по завещанию является его внук Ньюка. Ньюка… — и она назвала известную в городе и не только фамилию.

— Ну и что? Мало ли случаев, когда внукам отписывают наследство?

— Да, такое случается, но внук-то шалопай страшный.

— Ну, вот тебе раз! Дед и шалопая должен любить. Такая судьбина дедов — любить внуков. — Наши-Ваши всё-таки несколько насторожился: — А почему шалопай? Хулиганит по молодости?

— Да так, по мелочам, — стараясь быть равнодушной, ответила она.

— Ну вот, тогда совсем тебя не понимаю. Объясни: что значит «по мелочам»?

— Был замечен в торговле наркотиками. Да и с мошенниками связался — пенсионеров облапошивал по схеме призовых покупок. Генерал уже дважды его, как говорится, отмазывал.

— Так-так… — отреагировал Наши-Ваши. — А велико ли наследство?

— Точно неизвестно, но по косвенным данным, недвижимости полно, в том числе и за границей.

— А откуда у бывших боевых генералов такие богатства? — шеф внешне искренне удивился ее заявлению.

— Вы совсем забыли, кем является сын генерала? — она не поверила, что Наши-Ваши не знает сути дела.

— Да-да. Помню, помню. Кстати, он звонил нашему — интересовался ходом дела. Я доложил, что расследование находится в стадии завершения. Завершения ли?

Она по-деловому ответила:

— Мне необходимо еще две недели.

— Хорошо. Две недели у тебя есть.

Наши-Ваши вызвал секретаря — аудиенция закончилась.

* * *

После дня рождения время как-то ускорилось. В заботах дни мелькали гораздо быстрее, чем раньше. Вот и неделя уже пролетела. Она встречалась с бывшими и нынешними друзьями генерала. Мнения по этому случаю у всех были разные. Старые знакомые настороженно отнеслись к версии самоубийства. Новые болтали о чём угодно, но только не о деле — после этих бесед все домыслы и сплетни об этой семье еле умещались в ее голове. Наши-Ваши держал слово и не беспокоил ее.

Она несколько раз делала попытку встретиться с сыном генерала, но из-за его постоянной занятости и командировок ей это никак не удавалось.

Ньюка после похорон деда вообще исчез, точнее, улетел куда-то далеко со своей компанией, и, соответственно, пообщаться с ним также не получалось. Юста уже начала сомневаться в том, что сможет завершить дело генерала за две недели, которые она сама себе и назначила.

* * *

— Вы еще очень молоды и нас… — он, наверное, хотел сказать «стариков», но, подумав, сказал: —… старшее поколение иногда не понимаете. Это как в одной песне, — и он процитировал неизвестные ей строчки:

«Что молодость? В чём прелесть этих звуков?

Порыв, надежда, радость и любовь,

И сладостные грезы, даже муки,

И каждый день ты проживаешь вновь.

А старость? В чём ее заслуга?

Что нам сулит ее судьба?

Всё знаем мы, и наступает скука —

Прекрасная осенняя пора».

Он на минуту замолчал и, казалось, что-то вспомнил из того далекого, где-то там, в годы свои молодые. Глаза его чуточку оживились, какие-то озорные искорки появились в них. Потом, возвращаясь в действительность, он вздохнул и, немного стесняясь невольно созданной им паузы, заговорил снова:

— Наверное, и у вас бывает такое: казалось бы, невзначай, не к месту, что-то вспомнится из того, что было. А к чему вспомнится? И сам не можешь понять. Ассоциации, и более ничего… Так вы говорите, что она созналась во всём? Странно, весьма странно. Они уже давно не живут, то есть не жили вместе. — Он отпил глоток уже остывшего кофе, машинально поправил седую прядь волос. Почему-то оперся о ручку клюки, как будто собрался встать, и продолжил: — Я думаю, генерал не мог совершить над собою такое. Кто-то помог ему это сделать. Я боюсь, опасаюсь высказывать предположения, но думаю, вы профессионал — знаете лучше меня, какие принципы здесь применить.

— Вы имеете в виду, кому это выгодно? — вежливо вставила она.

— Да, вот именно. Кому? Мы с генералом виделись почти месяц тому назад. Не могу сказать, что он был подавлен или как-то чрезмерно задумчив. Да, обстоятельства болезни, я думаю, его беспокоили, но он тщательно их маскировал за желанием шутить и мемуарничать. Мы служили долгое время вместе. Так, в последний раз он вспомнил забавный случай, что произошел с нами в конце войны. Да, я вижу, вам это не интересно?