Июнь 41-го. Окончательный диагноз - Марк Солонин

Наконец, крайнее изумление вызывает отсутствие со стороны мифических «заговорщиков» малейшей попытки сделать то единственное, что только и могло привести «заговор» к успеху: арестовать (или убить) Сталина. Обратиться к народу, армии, красноармейцам в немецком плену с призывом к антисталинскому восстанию «заговорщики» также забыли. Воля ваша, но так заговоры не устраивают…

Естественным завершением, кульминационной точкой строительства «теории заговора» стала идея о том, что заговорщик был один, и пробрался он на самую вершину государственной власти, а звали его — Сталин. У этой версии есть несколько вариантов.

Непревзойденный рекорд абсурда установил некий г-н Осокин. [23] Его сенсационное «открытие» заключается в том, что Сталин якобы заключил с Гитлером наисекретнейшую договоренность, в соответствии с которой Красная Армия концентрировалась у западных границ СССР для того, чтобы сесть в вагоны и отправиться… к берегам Ла-Манша, завоевывать Англию! В качестве ответной любезности Сталин якобы разрешил немецким войскам проехать через территорию Советского Союза в Иран. Однако Гитлер подло обманул Сталина: немцы повыскакивали из вагонов с автоматами и «засученными рукавами» (последнее обстоятельство г-н Осокин особо отмечает) и разгромили Красную Армию, которая — опять же, по условиям тайного соглашения Сталина с Гитлером — ехала к Ла-Маншу налегке, без снарядов и патронов. В качестве одного из косвенных подтверждений своей гипотезы г-н Осокин приводит факт выдачи личному составу некоторых частей Красной Армии трусов вместо кальсон — в трусах, по его мнению, удобнее форсировать Ла-Манш.

Казалось бы, сей феерический бред не заслуживает даже малейшего упоминания — однако обнаружились и другие мнения. Книга Осокина была издана в прекрасном полиграфическом исполнении, затем на бюджетные деньги был снят «документальный» (как это?) фильм, с большой помпой презентованный в Москве; талантливый «первооткрыватель» раздал множество интервью для центральных российских СМИ. Вот эти чудеса объяснить, не прибегая к конспирологическим версиям, действительно трудно.

Еще одну (правда, не столь экстравагантную) версию высказали супруги-пенсионеры Я. Верховский и В. Тырмос. И не просто высказали, но и материализовали ее в виде книги, изданной издательством «Олма-Пресс», известным своим плодотворным сотрудничеством с архивной службой ФСБ. [24] Более того, если верить заявлениям авторов, книга была включена в некий «перечень рекомендуемой литературы», каковой перечень Администрация Президента Российской Федерации якобы рассылает губернаторам и иным высокопоставленным государственным чиновникам.

Верховский и Тырмос подробно развили давно уже присутствующую в блогосфере идею о том, что Сталин преднамеренно позволил Гитлеру нанести сокрушительный первый удар по Красной Армии. Зачем? А для того, чтобы предстать перед миром и, прежде всего, перед президентом США в качестве «жертвы агрессии» и получить за это помощь по ленд-лизу.

Нелепость подобного предположения очевидна. Закон (билль) о ленд-лизе имел официальное наименование «Закон Содействия Обороне США». В нем ничего не было сказано об «агрессии», «жертве агрессии» и пр. Закон предоставил президенту Соединенных Штатов право самостоятельно — без санкции конгресса — принимать решение о передаче вооружения, боеприпасов, иной военной техники странам, поддержка которых важна для обороны США. Для обороны США. Никаких «благотворительных целей», никакой рыцарской «заботы о вдовах и сиротах» закон не предусматривал.

Практически первым и главным (по совокупному объему поставок) получателем ленд-лиза стала Великобритания. И этому отнюдь не помешало то обстоятельство что, формально говоря, «первый выстрел» сделали англичане: Англия объявила войну Германии (а не наоборот), и именно английская авиация нанесла 4 сентября 1939 г. первый бомбовый удар по территории противника; французская армия, ближайший союзник Великобритании, также первой вторглась на территорию Германии 9 сентября 1939 г. Разумеется, принимая решение о политической и военной поддержке Англии и Франции в их войне против гитлеровской Германии, президент и конгресс США руководствовались не юридическим крючкотворством на тему «кто выстрелил первым», а оценкой реальных целей войны и реальных интересов Америки.

Что же касается «репутации» товарища Сталина, то в июне 41-го спасать ее было уже поздно. После всего, что произошло в 1939–1940 годах, после раздела Польши, демонстративно и нагло оформленного «Договором о дружбе и границе» с Гитлером, после агрессии против Финляндии и аннексии трех прибалтийских государств (Эстонии, Латвии и Литвы) никаких шансов предстать перед американцами в качестве невинной жертвы у Сталина не было. «Чума на оба ваши дома» — вот и все, что мог сказать любой гражданин США по поводу драки за передел разбойничьей добычи между Сталиным и Гитлером, в каких бы формах эта драка ни началась. И если в конечном счете Великобритания и Соединенные Штаты признали СССР в качестве своего союзника, то это было обусловлено суровой прозой «реальной политики», а вовсе не романтическим стремлением помочь «невинной жертве агрессии».

Незаурядную идею сформулировал Н. Вольский. Он также считает, что Сталин преднамеренно позволил Гитлеру нанести первый — и не просто первый, но и весьма успешный — удар. Мотивы такого решения Вольский объясняет гораздо серьезнее: «У кадровой армии (а если брать шире, то и у населения страны в целом) не было мотивации для серьезной войны… Уже в Финляндии выяснилось, что победного марша не получается… Поэтому для осуществления своих планов — действительно, завоевательных — Сталину требовалось реально мотивировать своих подчиненных, начиная от маршалов и кончая сменным мастером на уральском заводе. Заставить всех воевать не на жизнь, а на смерть, могла только смертельная угроза всеобщему существованию». [25]

Звучит логично — но совсем не похоже на стиль и метод тов. Сталина. Как известно, Хозяин отличался большой осторожностью, сдержанностью, осмотрительностью — на грани трусости (малоизвестный факт: тов. Сталин не подписал распоряжение о проведении испытания первой атомной бомбы, так за подписью тов. Берия ее и бабахнули). А то, о чем пишет Н. Вольский, требовало готовности пойти на отчаянный риск, ибо никто заранее не мог предугадать — как отреагирует страна и армия на первые поражения: «приливом холодного бешенства и готовности стоять до конца» (так советский посол в Лондоне И. Майский описывал реакцию англичан на первые бомбардировки люфтваффе) или массовым дезертирством?

Наконец, совершенно несовместимо с намерением «дать Гитлеру немножко попобеждать» размещение в приграничных округах гигантских запасов военного имущества. Если бы намерения Сталина были именно таковы, как их описывает Н. Вольский, то в приграничной полосе «на заклание» оставили бы десятка два стрелковых дивизий, а главные силы кадровой армии, включая драгоценные (во всех смыслах этого слова) мехкорпуса, оказались бы к востоку от Днепра и Западной Двины…

Контрольная работа

Мы не случайно уделили выше столь много места рассмотрению арифметики потерь немецкой и советской армий. Именно вопрос о том, почему потери Красной Армии оказались в десятки раз выше потерь вермахта, подводит нас к разгадке мрачной «тайны» лета 41-го года. У потерь этих очень разная структура. Если у немцев на одного убитого приходится в среднем трое раненых, то в Красной Армии безвозвратные потери в три-четыре раза больше санитарных потерь.

Как такое может быть? Не могла же анатомия и физиология советского и немецкого человека радикально различаться? Разумеется, дело совсем не в анатомии; летом 41-го года в частях Красной Армии безвозвратные потери состояли главным образом (в некоторых случаях — почти полностью) из дезертиров и пленных, убитых же было в 5–6–7 раз меньше. «Войска разрозненными группами разбрелись по лесам», как пишет в своих мемуарах генерал Болдин (в начале войны — заместитель командующего Западным фронтом).

Анализ структуры потерь личного состава подсказал дальнейшее направление исследования. Не менее красноречивыми оказались и потери боевой техники (их динамика, структура, соотношение с потерями аналогичной техники до и после 41-го года, сравнение с потерями противника). После этого оставалось только «подкрутить резкость» и внимательно, по дням и часам рассмотреть реальный ход боевых действий первых недель войны. Таким образом удалось сформировать целостную картину военной катастрофы лета 41-го года.

Результаты работы были изложены мною в книге под названием «Бочка и обручи» (первый тираж вышел в свет в 2004 г.), затем в 2008 г. радикально переработанный вариант этой книги издавался под названием «22 июня. Анатомия катастрофы». Основная концепция была развита и дополнена в книге «23 июня: день «М». Весьма показательным для понимания реального состояния советских Вооруженных сил является история начала 2-й советско-финской войны, подробно рассмотренная в книге «25 июня — глупость или агрессия?». Авиационной «составляющей» истории разгрома 41-го года были посвящены книги «На мирно спящих аэродромах» и двухтомная «Новая хронология катастрофы».